Милочка Мэгги вытерла глаза.
— Тебе нужно сходить к отцу Флинну. Он даст тебе наставления. Я договорюсь с ним, чтобы он тебя принял, а цыплята уже, кажется, готовы.
Клод не смог удержаться от смеха. И смеялся до изнеможения.
— В чем дело?
— В тебе. В тебе дело. О, Маргарет! О, Милочка Мэгги, моя практичная возлюбленная!
Сон Пэта остался глух к рыданиям Милочки Мэгги, но не к хохоту Клода. Пэт перевернулся на другой бок и проворчал: «Аспид».
Клод с Милочкой Мэгги подбросили в огонь угля, сварили еще кофе и съели жареных цыплят, закусывая хлебом с маслом, попутно строя планы на свадьбу. Милочке Мэгги хотелось знать, где они будут жить.
— Здесь, — ответил Клод, — если никто не против.
— Но наш район такой ветхий…
— Обожаю этот район.
— И этот дом такой старый…
— Он замечательный! Здесь чувствуешь себя в безопасности — как дома.
— Но здесь живет папа…
— Мне нравится твой отец. Его верность собственным принципам по-настоящему уникальна. Я устроюсь на хорошую работу и стану оплачивать все расходы. Твой отец будет нашим гостем.
— Папа будет платить сколько-то за себя и за Денни.
— Я ему не позволю. Только подумай, — радостно заявил Клод, — у меня же никогда ничего и никого не было! А теперь у меня будет жена, отец, братишка и жизнь в собственном доме! И все это для меня!
Милочку Мэгги осенило:
— Получается, ты вырос в приюте.
Она увидела, как Клод заморгал, но не дождалась в ответ ни «да» ни «нет». Но она поняла, что угадала.
— Мне хотелось бы, чтобы ты мне рассказал…
— Нечего рассказывать. Я был маленьким мальчиком, потом я вырос, получил неплохое образование и стал скитаться по свету. Меня можно было бы назвать бродягой, разве что я работаю по пути.
— Но с тобой же что-то происходило, ты же встречал кого-то, с кем становился по-настоящему близок…
— Ты хочешь спросить, есть ли у меня прошлое?
— Наверное, так.
— Мое прошлое — это ты. Мое прошлое, мое настоящее и мое будущее. Я творю свое прошлое прямо сейчас. И мне оно нравится. Может быть, лет через двадцать кто-нибудь спросит меня про мое прошлое, и я отвечу: «Мое прошлое началось в один прекрасный день на пасхальной неделе, в Бруклине, где я встретил девушку по имени Маргарет Роуз Мур, которую все называли Милочка Мэгги».
Глава тридцать четвертая
Некоторые мужчины не созданы для работы и уклоняются от нее, покуда есть возможность. Когда совесть все же принуждает их заняться трудом, они зачастую выбирают самую тяжелую работу, какую могут найти, возможно, в качестве самонаказания или чтобы доказать, что им по плечу тяжкий труд. Клод устроился на временную муниципальную работу по уборке снега.
Для многих снег был проклятием, но для безработных и детей он был настоящим подарком. Несмотря на войну, забравшую большинство мужчин на фронт, а всех остальных обеспечившую хорошо оплачиваемыми рабочими местами, снег все равно оставалось кому разгребать: этим занимались те, кто был слишком стар или слишком молод для постоянной работы, студенты, ищущие возможности положить в карман несколько долларов, и бродяги.
В одном из дальних районов Бруклина был начальник службы по вывозу мусора, который был словно рожден, чтобы нанимать студентов на уборку снега. Хенни Клинн дослужился до своей должности с самых низов. Он начинал дворником, снова и снова проходил экзамен для государственных служащих, пока наконец не сдал, по блату выбился в суперинтенданты и наряду с другими обязанностями получил власть нанимать и увольнять студентов. Ему нравилось брать их на уборку снега, потому что он на дух не переносил тех, кто учился в университете. Когда Клод пришел наниматься на работу, Хенни оглядел его с ног до головы и счел ценным трофеем.
— Из какого ты колледжа?
Клод задержал взгляд на мочке левого уха Хенни и ответил:
— Из того, где учатся на своей шкуре.
— Ты мне тут не умничай, — рыкнул Хенни. — Хотя я не виню тебя за то, что тебе стыдно признаться, что ты студент. Только тебе меня не одурачить. Я вашего брата за милю чую.
— Как интересно, сэр, — откликнулся Клод. Он не отрывал взгляда от мочки уха Хенни, и тот все больше нервничал. Хенни повел головой. Взгляд Клода последовал за мочкой.
— Да, туфли твои тебя выдают. Честный работяга не станет носить тонкие туфли на тонкой подошве. Я всегда говорю: покажите мне туфли, и я скажу, что это за человек.
— Это очень умно, сэр.
— Я знаю, что ты из колледжа. Ну же, давай. Из какого?
— Пусть будет Оксфорд.
— И где этот Оксфорд?
— В Миссисипи.
— Значит, ты студент! Родился с серебряной ложкой во рту. А кончил тем, что клянчишь у меня работу, и тяжелую, к слову сказать. Грязную работу. А теперь посмотри на меня, — самодовольно продолжал Хенни. — За всю жизнь проучился в школе не больше трех лет. По мне это видно?
— О, никак нет, сэр!
— Всему, что я знаю, я обучился сам, а знаю я порядочно. Я приехал сюда тридцать лет назад — желторотый ирландец с чемоданом пожитков. Я ничего не знал. А посмотри на меня сейчас!
— Ух ты! — с восхищением выдохнул Клод. Он вытянул шею, чтобы видеть мочку уха Хенни еще лучше.
— В чем дело? — спросил Хенни.
— Ни в чем.
— Жди здесь, мне нужно прособеседовать остальных господ студентиков.
Хенни отделил зерна от плевел. Потом он построил зерна в шеренгу, зачитал им инструкции, выдал по лопате и отвел туда, где им предстояло работать. Потом он вернулся к себе в контору в помещении, арендованном у лавочника, и тщательно изучил свое левое ухо в туалетном зеркале.
«Тот тип так на меня пялился, — подумал он, — что мне уже стало казаться, будто у меня в ухе вошь ползает».
Когда уборщики снега отработали пару часов, Хенни явился к ним с утренним напутствием. Объектом оного он выбрал Клода.
— Загребай, студент, загребай! Мы тут не ромашки собираем.
Некоторые из уборщиков остановились, опершись на лопаты. Хенни только того и ждал.
— Что, репетитор дал передышку? Значит, ребятки, у вас есть шанс завязать со своей дребеденью. — Хенни встал в позу капитана команды болельщиков и принялся скандировать: — Раз-раз-раз! Раз-раз-раз! Загребай, загребай, раз-раз-раз!
Один из уборщиков загоготал, другой широко осклабился, еще один отвернулся, чтобы сплюнуть, кое-кто удивился, кое-кто сконфузился, а Клод уставился на левую мочку Хенни. Он не отводил взгляда, пока Хенни не почесал ухо, и тогда снова принялся накидывать снег в кучу.
Устроенное Хенни представление собрало маленькую толпу — в основном стариков, которым было нечем заняться, и матерей с маленькими детьми, вышедшими за покупками.
— Эти дяди — студенты колледжа, — сказала одна из них сыну.
— Откуда вы знаете, миссис? — поинтересовался словоохотливый старичок, услышавший ее замечание.
— Потому что на некоторых нет пальто, и потому что так сказал мистер Клинн.
— Значит, они студенты… — задумчиво протянул старик.
— Ну да.
— И что это доказывает, миссис?
— Я не говорила, что это что-то доказывает. Я просто сказала, что это факт. Они студенты колледжа.
Ближе к вечеру, устав до смерти, но с деньгами в кармане, Клод отправился к отцу Флинну на аудиенцию, которую устроила для него Милочка Мэгги. Он с радостью воспользовался приглашением священника и погрузился в обитое потертой коричневой кожей кресло с прорезными деревянными подлокотниками и откидывающейся спинкой.
Клод с удивлением отметил, что гостиная священника оказалась похожей на любую другую гостиную в комфорт-но обустроенном доме. Он ожидал, что она будет похожа на церковь в миниатюре. Падавшие в окно косые лучи лимонно-желтого зимнего солнца просвечивали сквозь ополовиненный стеклянный графин с сотерном (подарком одного из прихожан). Графин отбрасывал на полированную деревянную столешницу бледно-золотистую тень. На письменном столе стояла подставка с трубками (каждая из которых была сделанным с любовью подарком) и хьюмидор с табаком от Ван-Клиса.
В комнате приятно пахло — булькавшим на кухонной плите кофе, сладковатым табачным дымом и теплым паром после глажки свежевыстиранного белья. За окном угадывались чахлые ветви голого куста. Клод знал, что это было сокровище священника — куст сирени. Милочка Мэгги про него рассказывала.
Отцу Флинну было известно о цели визита Клода. Обменявшись с ним замечаниями о погоде, ситуации в мире, войне, и когда оба они сошлись во мнении, что к Рождеству солдаты не успеют выбраться из траншей, отец Флинн набил трубку, разжег ее и откинулся на спинку кресла.
— Как я понимаю, вы хотите жениться на Маргарет и договорились с ней заключить брак по католическому обряду.
— Да, сэр.
— Какой вы веры?
— О, я христианин в широком смысле, — небрежно ответил Клод.
И слишком поздно понял, что совершил ошибку. Он увидел, как посуровело добродушное лицо священника, и насторожился в ожидании ответа.
— Если бы я спросил вас о ваших политических взглядах, вы, несомненно, ответили бы, что являетесь гражданином в широком смысле. Верно?
Клод отвел взгляд в сторону.
— Я имею в виду, — отец Флинн сделал вторую попытку, — какова ваша конфессиональная принадлежность?
— Я не еврей, если вы на это намекаете.
— Подобное утверждение, — холодно возразил отец Флинн, чеканя слова, — должно делать со смирением, а не с апломбом.
— Простите, — пробормотал Клод.
— Ибо наш Господь был евреем.
Отец Флинн подумал: «Как рукоположенный священнослужитель, я должен возлюбить его, понять и простить. Но как частное лицо Джозеф Флинн я нахожу его омерзительным. Прости меня, Господи».
Клод подумал: «Он меня ненавидит совсем как ее крестная. Как меня ненавидит каждый, кто любит ее».
— Каково было вероисповедание ваших родителей?
— Не знаю.
— Вы, не католик, пришли ко мне, — резко заявил отец Флинн, — просить разрешения жениться на католичке. Я не дам вам разрешения, если…