— Но они бедны, — упорствовал отец Фрэнсис, — и…
— Бедны, как и ваш тезка святой Франциск Ассизский. Послушайте, сын мой, если эти люди сами до сих пор не осознали, насколько они бедны, то говорить им об этом не ваша забота.
«Но, — думал про себя отец Флинн, — когда я приехал сюда, в свой первый приход, я говорил точно так же, как он. Бедный отец Уингейт! Несладко же ему со мной пришлось!»
— Я действительно кажусь таким самонадеянным? — Молодой священник был искренне смущен.
— Не больше, чем был я сам, когда только приехал сюда. Отец Уингейт предупреждал меня не пытаться изменить мир за час. Помню, как он говорил, что молодой человек, желающий изменить мир, — это реформатор, человек средних лет, желающий того же самого, — назойливый зануда. Но когда за это берется старик, то он — эксцентричный дурак.
— Про реформы я даже не думал… но немного улучшить положение дел… да.
— Тщеславие.
— Пожалуйста, простите мне этот грех.
— В вашем желании работать, чтобы улучшить положение дел, нет ничего плохого, но нельзя порождать в людях неудовлетворенность тем, что у них есть. Принимайте их такими, каковы они есть и кто они есть. Считайте, что они добродетельны, просто иногда нуждаются в наставлении.
— «Иногда нуждаются в наставлении», — повторил отец Фрэнсис, словно заучивая урок. — Спасибо, святой отец.
Вошла домоправительница и с горечью в голосе заявила:
— Ужинайте уже. Если хотите, чтобы я помыла посуду.
И вернулась на кухню.
— Я бы хотел выпить бокал вина перед ужином, — обратился отец Флинн к новому священнику. — Присоединитесь?
— Спасибо, нет. Я не считаю, что вино, кроме того, что используется для святого причастия…
— Ах, Фрэнсис, вы заставляете меня чувствовать себя сатиром — ведь я каждый день чуток пью.
— О нет! Кто я такой, чтобы… Во мне тоже живет сатирчик, — признался серьезный молодой человек. — Иногда я люблю выкурить сигару, — небрежно сказал он.
— И сколько выкуриваете?
— Три в неделю. По одной через день, кроме воскресенья, конечно.
— А какие?
— «Корону».
— «Корону-корону»?
— Нет. Из одного слова. Стоят по пять центов за штуку. Но я подумываю сменить их на «В антракте». Те дешевле.
— Мы избавим вас от этой жертвы. Наш хороший друг-лютеранин, прекрасный сигарщик, будет снабжать вас отличными гаванскими сигарами. И ему это доставит большое удовольствие.
— Я предпочитаю не принимать подарков. Люди в этом приходе не могут позволить себе…
— Да, приход у нас бедный, — согласился отец Флинн. — Тем больше причин с благосклонностью принимать перепадающие нам приятные мелочи.
Отец Флинн обвел взглядом коробку для хранения табака, подставку с трубками, графин с вином и цветущий куст сирени за окном. Все это были подарки от прихожан или не католиков, которым он был симпатичен.
— Приятные мелочи, — продолжил он, — во многом облегчают необходимость сводить концы с концами. Приятные мелочи придают жизни определенное умиротворение, а умиротворенный человек — терпимый человек. Мятущийся человек не может быть терпимым.
Отец Флинн пригубил вино.
— Я не стану лишать бедняка привилегии богачей — привилегии проявлять щедрость. Я не стану лишать бедняка чувства достоинства, которое тот ощущает, когда его достойно благодарят за достойно сделанный дар. Тогда он чувствует себя королем.
— Я по-своему смотрю на вещи, святой отец, — серьезно заявил молодой священник. — Возможно, когда-нибудь я приму вашу точку зрения. Но это должно прийти ко мне само собой и в свое время.
Отец Флинн допил вино.
— Хороший вы парень, Фрэнсис. Угостите меня после ужина своей «Короной»?
В кармане отца Фрэнсиса лежало всего две сигары. Он с готовностью протянул одну отцу Флинну. Пожилой священник понюхал сигару и выразил восхищение ее формой.
— Недурна! Очень недурна! С удовольствием выкурю ее вместо трубки. Спасибо, сын мой. Надеюсь, я не лишил вас последних запасов?
— О нет! Нет!
Отец Фрэнсис весь зарделся от благодарности отца Флинна. Он чувствовал себя королем — в смиренном смысле этого слова.
Глава пятьдесят пятая
На первую торжественную мессу отца Фрэнсиса пошли все, кроме Тесси, которая сходила на предыдущую службу, чтобы остаться дома и присмотреть за детьми. Пришла даже миссис О’Кроули, принадлежавшая другому приходу. После службы все собрались перед церковью.
— Он так красиво пел мессу, просто прекрасно, — миссис О’Кроули подняла руку, чтобы застегнуть тугую лайковую перчатку.
— У него подходящий голос, — заметила Милочка Мэгги.
— Уж точно лучше отца Флинна. Тому медведь на ухо наступил, — заявил Пэт.
— Патрик! Разве хорошо так говорить? — собственнически воскликнула миссис О’Кроули.
— Разве я сказал, что это хорошо — не иметь слуха?
На Пэта накатило желание спорить и нудеть из-за пустяков. Кто-то должен был заплатить за то, что ему пришлось высидеть длинную торжественную мессу вместо короткой.
— Вы зайдете к нам на чашечку кофе, миссис О’Кроули? — спросила Милочка Мэгги.
— Спасибо, миссис Бассетт, но мне нужно домой. Я готовлю на обед телячью лопатку с соусом. И, Патрик, в час я жду тебя обедать. А потом вместе пойдем на крестины.
После того как младенца окрестили, все собравшиеся отправились в гости к Милочке Мэгги на кофе с тортом. Все, кроме Анни, которая пошла навести порядок в квартире Тэсси, потому что молодая семья собиралась вернуться в собственное гнездо.
— Это было прекрасно, просто прекрасно! — провозгласила миссис О’Кроули, стягивая с руки тугую лайковую перчатку. — То, как отец Фрэнсис сказал про отречение от сатаны и его демонов… Просто прекрасно!
— Я так вам благодарна за медальон, — сказала Тесси.
— Не стоит! Право, не стоит! Это просто безделица.
— И за то, что стали нашей крестной, — добавил Денни.
— Почитаю это за честь.
— Да уж. Только не вздумай взять себе в голову, что я теперь твой должник, О’Кроули, — заявил Пэт.
Чтобы отвлечь отца, Милочка Мэгги поспешила сказать:
— А Олби прекрасно справился с ролью крестного.
— Прекрасно! — согласилась миссис О’Кроули.
— Спасибо! — хрипло ответил Олби. — А теперь мне пора. Всем до свидания, — и он откланялся.
Пэт ушел вместе с миссис О’Кроули. Денни с Тесси собрали вещи и тоже приготовились уходить.
— Милочка Мэгги, ты была так ко мне добра, — обратилась Тесси к золовке.
— Сестренка, ты ее разбаловала, — сказал Денни. — С ней теперь невозможно будет ужиться.
— Мне бы хотелось остаться здесь, — с сожалением добавила Тесси. — В той квартире так одиноко, ведь Деннис целыми днями на работе. Приходит только на час пообедать.
— Заходи в любое время. И приноси Мэри Лоррейни.
— Лоррейн! — немного резко поправила Тесси.
— Она устала, — извинился Денни за жену.
— Вот! — Тесси тут же стало совестно, и она протянула ребенка Милочке Мэгги. — Можешь немного ее подержать.
После того как брат с семьей ушли, Милочка Мэгги сменила белье на своей постели и вернула на туалетный столик лежавшие на нем вещи. (Она убирала их на то время, пока Денни с Тесси жили в ее комнате.) Она выкупала своих двоих воспитанников, накормила их ужином и уложила спать. Поужинала сама сэндвичем с чашкой кофе. Ей подумалось, что готовить что-то только для себя не имело смысла. Она поела стоя, поставив тарелку на раковину. Сидеть в одиночестве за большим столом, где всю прошлую неделю сидело столько народу, ей было невыносимо.
Милочка Мэгги прошла по комнатам, ища себе занятие. Везде был идеальный порядок. Ставить овсянку было еще слишком рано. Кукушка прокуковала один раз, и Тимми выдал в ответ усталую трель. Было только половина седьмого. Вечер обещал тянуться бесконечно.
«Может быть, — с надеждой подумала Милочка Мэгги, — кто-нибудь из детей проснется и ему что-нибудь понадобится». Она сидела и ждала… ждала быть кому-нибудь нужной.
В сентябре пришедшая с ежемесячной проверкой приютская медсестра поинтересовалась у Милочки Мэгги, не хотела ли бы она взять еще одного младенца. Ведь теперь у нее есть еще одна хорошая пустая комната, и ничто не мешает ей взять третьего воспитанника, если она того пожелает.
Милочка Мэгги обрадовалась. Она сказала, что хотела бы, чтобы ребенок был совсем маленьким, чтобы она могла растить его долго-долго.
Несколько недель спустя медсестра привезла Милочке Мэгги трехмесячного младенца. Мальчика звали Мэтью или, для краткости, Мэтти. На щечке у него было большое родимое пятно. Медсестра сказала, что для мальчика это не так уж важно. Но добавила, что, как только он подрастет, в приюте позаботятся, чтобы пятно удалили.
Глава пятьдесят шестая
Все говорили, что не могли припомнить ноября холоднее, чем выдался в том году. В один из самых промозглых дней, когда дул такой ледяной ветер, что замерзали даже волоски в ноздрях, отец Фрэнсис отправился навестить нескольких прихожан. Ближе к вечеру пошел ледяной дождь. Отец Фрэнсис вернулся домой в промокших ботинках и с четырьмя долларами и тридцатью центами пожертвований на уголь для приходского дома. Молодой священник снял с себя мокрый шарф с мокрым пальто и мокрые ботинки. Сунув ноги в тапочки, он спустился вниз подбросить в печной обогреватель угля и выгрести золу.
— Если мы ляжем спать сразу же после ужина и молитвы, — предложил отец Фрэнсис, — то сможем сэкономить на угле.
— Нет, — возразил отец Флинн. — Этой ночью мы можем пригодиться. Холода держатся уже слишком долго, и кто-то из стариков может умереть, поэтому мы должны быть наготове.
— Тогда мне лучше просушить обувь. — Отец Фрэнсис набил ботинки скомканной бумагой. Это была его единственная пара. — Доктор заходил?
По сложившейся доброй традиции в случае, если кому-то из прихожан случалось серьезно заболеть, один из районных докторов сообщал об этом священнику, раввину или методистскому пастору по телефону или лично.