— Я беспокоюсь за папу.
— С ним все будет в порядке.
— Зачем тогда ты звала священника? — возмутилась Тесси. — В конце-то концов!
— Потому что я всегда зову священника, когда он меня просит. Я не хочу нести ответственность за то, что не позвала его. Если что-нибудь вдруг случится.
— Милочка Мэгги, может, для тебя в этом ничего такого и нет. Но нам-то каково? Ден целый день вкалывает на работе, а потом даже поужинать не может от беспокойства.
— Тесс, ладно тебе, — примирительно сказал Денни.
— А потом нам пришлось тащить ребенка по улице в снег.
— Тесси, я же тебе говорил! Тебе не обязательно было идти.
— Мне жаль, что я пошла. Мне нужно было сначала подумать о ребенке, у которого вся жизнь впереди, а не о старике, которому все равно умирать.
— У Денни есть обязательства перед отцом, — спокойно возразила Милочка Мэгги.
— Прежде всего у него есть обязательства передо мной и ребенком.
— А потом, — Денни наконец вышел из себя, — перед твоей мамашей и братцем…
— Ден, ты чего?! — обиделась Тесси.
Денни расслабил галстук, провел пятерней по волосам и принялся шагать по комнате.
— Чем скорее Отто достроит свой магазин в Хэмпстеде и чем скорее я переберусь туда подальше от всего этого, тем будет лучше!
Тесси тут же стало стыдно.
— Ах, Милочка Мэгги, дорогая, мне так жаль, что я вспылила. Но ты такая чудесная, что меня бесит, что тебе приходится идти на поводу у отца.
— Ах, Тесси, я совсем не против его побаловать.
— Вот и балуй сама! — Тесси снова вскипела. — Но нам с Деннисом это тяжело. Ты потакаешь отцу, и тот считает, что Деннис тоже должен ему потакать. Ты ему угождаешь, и все тоже должны.
— Папа привык на меня полагаться, и, наверное, я тоже к этому привыкла.
— Так отвыкай. Потому что тебе придется несладко, когда ты сама состаришься, и никто…
— Я всегда буду относиться к тебе так, словно ты мой парень, — процитировал Денни. — Помнишь, Тесс?
— Да. И, — подхватила Тесси, — я всегда буду с тобой вежлив, словно ты девушка, которую я только что встретил и хочу завоевать. Помнишь, как ты мне это сказал?
— А ты сказала: «Я буду всегда любить твою сестру…»
— И я люблю, люблю! — Тесси обняла Милочку Мэгги и расплакалась. — Я ничего такого не имела в виду. Я была не права. Мне не следует так с тобой разговаривать. Но я постоянно на нервах. Малышка все время плачет, я ничего не успеваю по дому, и я целый день одна, и…
— Тесси, когда вы с Денни в последний раз выходили развлечься?
— Ну… Наверное, в феврале. Да, я точно помню. У меня был уже такой большой живот, что я не хотела никуда ходить, а потом родился ребенок, и…
— Послушай! Сегодня вы с Денни куда-нибудь сходите. Вы еще можете успеть на последний акт водевиля в «Бушвике». Или выпить кофе с вафлями. Идите куда угодно, лишь бы провести время вдвоем.
— А как же малышка?!
— Оставишь ее на ночь со мной.
— Я так не могу!
— Очень даже можешь, — заявил Денни.
— Но ей нужно…
— Милочка Мэгги всю жизнь заботится о детях.
— Я имела в виду молочную смесь и подгузники.
— Мэтти почти одного возраста с Мэри Лоррейн, я могу взять его смесь. И подгузников у меня навалом. Идите и хорошо проведите время.
Тесси все не могла решиться, пока Денни не сказал:
— Пойдем, отпразднуем нашу первую крупную ссору.
Тротуары успело припорошить тонким слоем снега. Милочка Мэгги смотрела, как Денни с Тесси идут по улице. Тесси перешла было на бег, но потеряла равновесие из-за высоких каблуков, и Денни подхватил ее и растер ей лицо снегом. Она вырвалась, зачерпнула пригоршню снега и бросила в Денни. Он поймал ее руку и заставил выбросить снег, она взвизгнула, он расхохотался, и они побежали вниз по улице рука об руку.
Милочка Мэгги смотрела на них, пока они не скрылись из виду. «Они еще просто дети», — с нежностью подумала она. Ее взгляд задержался на снеге, танцующем вокруг горевшего на углу круглого оранжевого фонаря. Белые хлопья, пролетая сквозь свет, вспыхивали оранжевыми звездочками.
Милочка Мэгги вернулась на кухню и добавила в томившуюся овсянку чашку воды, потому что та немного загустела. Заглянула к сиротам, подоткнув одному из них одеяло и вернув на место другого, который спал, развернувшись ногами в подушку. Подсунула руку под Мэри Лоррейн, которую все потихоньку начинали звать Рейни, чтобы проверить, не нужно ли сменить ей пеленки. Наконец, она поднялась в комнату к отцу.
Пэт стоял на полу на коленях, наполовину скрывшись под кроватью.
— Папа! Что ты делаешь?
— Ищу свою трубку.
— Сейчас же ложись в постель! Нечего ползать по полу. Тебе нужно больше отдыхать, — она уложила отца обратно в постель.
— Отдыхать, как же! И как мне отдыхать, если ко мне в комнату набились священники, чтобы меня соборовать, семейка внизу орет и пререкается, а единственный сын бродит по улицам со своей немкой, отплясывает джигу, вопит и занимается черт его знает чем.
— Ах, не завидуй им, пусть немного повеселятся.
— Никому я не завидую. Все, чего я прошу, это чтобы мои дети дождались, пока тело мое остынет, прежде чем справлять по мне поминки, — с этими словами Пэт снова выпрыгнул из постели.
— Ляг обратно в постель! Ты и так доставил мне сегодня хлопот. Выспись как следует, потому что утром ты переезжаешь к миссис О’Кроули.
— Нет, доченька, ничего подобного. Нечего толкать меня в объятия миссис О’Кроули. Я сниму себе отдельную комнату. Найду комнату у какой-нибудь вдовы, которая будет рада за меня выйти, ведь у меня и пенсия, и страховка имеются.
— Миссис О’Кроули вдова.
— Она слишком старая! Ей пятьдесят пять.
— Тебе самому шестьдесят четыре.
— А с чего это вдруг ты вспомнила про мой возраст?
— Ах, папа, если бы только ты снова женился!
— И что ты тогда будешь делать без моей страховки? Ну-ка, скажи!
— Папа, мне не нужна твоя страховка. Я надеюсь, что ты еще много лет проживешь.
— И проживу! Проживу!
— И тебе незачем так орать.
— Я буду орать, когда захочу! И умирать я не собираюсь. Я буду жить! Буду жить назло всем!
— Так и живи! Кому какое дело? — Милочка Мэгги тоже перешла на крик.
Брань Пэта всколыхнула весь дом. Маленькие мальчики-сироты задрожали в кроватках. Мэри Лоррейн Мур захныкала, обмочилась, проснулась и заплакала в голос.
Милочка Мэгги сменила малышке подгузник, подтянула кресло-качалку поближе к кухонной плите и села в нее, укачивая Мэри Лоррейн и разговаривая с ней.
— Сегодня вечером я буду держать тебя на руках столько, сколько мне вздумается, буду качать тебя и петь тебе песенки. Потому что ты моя доченька. Твой отец — мой брат, а мой отец — твой дедушка, а твоя бабушка была моей мамой. Ты — плоть от плоти и кость от кости моей. Моя доченька. По крайней мере, до завтрашнего утра.
Глава пятьдесят седьмая
На следующий день Пэт переехал к миссис О’Кроули. Он наконец решил жениться на вдове. Теперь ему предстояло придумать, как ей получше об этом сказать. Просить ее руки Пэту и в голову не приходило. Он бы сказал ей уже давно, если бы не одно обстоятельство: она похоронила уже двоих мужей, а Пэт был суеверен и считал, что бог любит троицу.
Пэт оправдал свое решение следующим образом: «Каждый год священник приходит и отпевает меня, и моя семья бросает меня умирать. Плевал я на это. Но когда в то, что я умираю, верят сразу два священника, дело плохо. По крайней мере, со вдовой я умру один раз вместо того, чтобы умирать каждый год».
Тесси пришла с визитом к крестной своей дочери и Пэту. Пэт увидел ее в окно. Он выпроводил Мик-Мака из своей комнаты со словами: «Вот идет моя сноха, доносчица». Пэт выключил обогреватель. «Доносчица расскажет моей дочери, что я сижу в холодной комнате, и Милочка Мэгги вся испереживается», — с удовлетворением подумал он.
Тесси оставила дочку с крестной и поднялась к Пэту.
— Я принесла вам новые трубки.
— А табак где?
— Табак у вас есть.
— Так зачем ты сюда явилась?
— Просто зашла.
— Ты пришла, чтобы донести на меня моей дочери.
— Ничего подобного! Я знаю, что я вам не нравлюсь. И вы мне тоже не нравитесь. Я прихожу вас навестить, только чтобы сделать приятное Деннису. Ну, я вас навестила. До свидания.
«А у девчонки есть гонор, — подумал Пэт. — Мой сын в хороших руках». Тем временем комната остыла. Пэт позабыл, что выключил отопление. Он схватил дубинку и принялся стучать по трубе батареи.
— Отопление, О’Кроули! — рявкнул он. — Отопление, черт бы его побрал!
Миссис О’Кроули поднялась к нему в комнату.
— Где мое отопление? — вопил Пэт.
Миссис О’Кроули опустилась на колени и повернула вентиль.
— Ты же его закрыл, — с упреком сказала она.
Пэт взглянул на стройную, постаревшую женщину, которая стояла на коленях, положив маленькую, натруженную руку на радиаторный вентиль. В изгибе ее стройной спины было что-то нежное и уязвимое.
Когда-то давным-давно в графстве Килкенни юная девушка опустилась на колени посреди поля, чтобы сорвать маргаритку для его петлицы, и ее юная спина выглядела такой же нежной и уязвимой. Память Пэта мимоходом скользнула по Мэгги Роуз, задержавшись подольше на Мэри Мориарити.
— Мою первую жену звали Мэри. И ту, на которой я женюсь во второй раз, тоже зовут Мэри.
Вдова встала и заломила руки от восторга.
— Ах, милый ты мой!
— Только никакой пышной свадьбы, — предупредил Пэт.
Дело было сделано, и Пэт окончательно перебрался к вдове. Когда Милочка Мэгги осознала, что отец переехал навсегда, она неожиданно для себя расстроилась.
В тот год Клод вернулся домой поздно, на второй неделе декабря. Милочка Мэгги была потрясена его видом. Он крайне исхудал, одежда висела на нем лохмотьями, и его бил раздражающий кашель.
«В этом году он ездил слишком далеко, — в смятении подумала она. — В какие-то слишком холодные места. И явно с трудом оттуда выбрался».