Милое дитя — страница 41 из 53

– Фрау Грасс, это Майя!

За дверью скрипит половица, Майя теряет терпение. Я делаю глубокий вдох и открываю.

– Я вас разбудила, фрау Грасс?

– Нет, всё в порядке, – выдыхаю я.

Майя протягивает мне контейнер с зеленой крышкой. Почту, судя по всему, она сегодня не забирала.

– К сожалению, не смогла разогреть, – говорит она. – Микроволновка сломалась.

– Ничего страшного, спасибо.

Беру контейнер и поворачиваюсь, чтобы поставить его на комод, как вдруг Майя открывает дверь шире, и вот она уже в моей прихожей.

– Нет, фрау Грасс, так не пойдет, – произносит Майя с таким нажимом, что я вздрагиваю. – Я поклялась фрау Бар-Лев, что позабочусь о вас, а теперь приношу вам холодную еду… Она меня четвертует, если узнает.

– Я вас не выдам, – вырывается у меня само собой.

Все еще пытаюсь осознать, что Майя вошла в мою квартиру и, словно это в порядке вещей, запирает за собой дверь.

– Это не обсуждается.

Она забирает у меня контейнер, в который я судорожно вцепилась, и уходит дальше по коридору.

– Я вам все разогрею. У вас же есть микроволновка?

Мой взгляд прикован к дверному проему на кухню, где скрылась Майя. В следующую секунду доносится ее голос:

– Ну вот, пожалуйста.

Когда я вхожу на кухню, Майя уже выставляет таймер. Микроволновка начинает гудеть.

– Надеюсь, вы проголодались, фрау Грасс. Сегодня овощной гратен [17]. Надеюсь, вы не против такого выбора. – Она разворачивается и преувеличенно слащаво улыбается. – У меня в морозилке остались только макаронная запеканка и что-то там с фаршем. Во всяком случае, так мне показалось. Почерк у фрау Бар-Лев не так уж просто разобрать. Пока можете выбрать, что вам принести на завтра.

– Спасибо, Майя. Думаю, теперь я справлюсь сама.

– Могу помыть посуду, если хотите.

– Не нужно, спасибо. Чуть позже моя подруга сама все помоет.

– Ах да, Кристин… Мы вчера познакомились. Надеюсь, вам понравился куриный суп.

– Кирстен. Ее имя Кирстен. Полагаю, она сказала вам, что перебралась сюда на время. И кстати, она тоже хорошо готовит, так что с голоду я теперь не умру. – Я делаю движение к коридору. – Так что… не подумайте, что я прогоняю вас. Но мне хотелось бы ненадолго прилечь. Я сегодня неважно себя чувствую.

Майя все еще улыбается, но теперь это выглядит совсем уж неестественно. Она как скульптура, чей создатель никогда сам не видел улыбки и потому изобразил ее, опираясь на рассказы и собственное ограниченное воображение. Такие же улыбки рисует Ханна.

– Сначала вы должны поесть, фрау Грасс. – Словно по команде издает сигнал микроволновка. – Пимм! – повторяет Майя. – Вот видите, уже готово.

Поворачивается ко мне спиной, и мне остается наблюдать, как она рыщет по шкафам и ящикам в поисках тарелок и приборов. Она так близко, думаю я. Слишком близко к стойке с ножами. Достаточно лишь протянуть руку… Я делаю шаг назад.

– А куда вы так внезапно пропали в прошлый раз, Майя? Когда я вынесла вам посуду, вас уже не было.

Майя перемещается в другую часть кухни, в сторону от ножей, обратно к микроволновке.

– Пахнет восхитительно, – звучит ее бодрый голос.

Я делаю еще шаг, но упираюсь спиной в кухонную дверь.

– Майя?

– Ах, насчет этого, да… Я вспомнила, что оставила пиццу в духовке. Нет ничего хуже подгоревшей пиццы. Впрочем, случаются вещи и похуже, не так ли, фрау Грасс?

Я хватаюсь за шею. Горло словно перехватывает, мне нечем дышать.

– Между прочим, моя подруга скоро вернется.

Майя невозмутимо выкладывает содержимое контейнера на тарелку.

– Присядьте вы наконец, фрау Грасс.

Кухонная дверь давит в спину. Нужно сделать шаг в сторону, чтобы отступить в коридор, но тело не слушается, словно потеряло связь с мозгом. Я стою в оцепенении и с трудом выдавливаю:

– Она только захватит кое-что из дома. И вернется с минуты на минуту.

– Очень жаль, Ясмин, – Майя поворачивается ко мне с тарелкой в одной руке и ножом и вилкой – в другой. – Но еды здесь только на одну персону.

Ханна

Это не совсем то, чего я ждала. Вот, например, сад. Он вовсе не такой уж и огромный, не больше пятисот шажков в каждую сторону. И там не растут гортензии величиной с капустный кочан. Я знаю это, потому что выглядывала сквозь щели в ставнях. В саду лишь пара чахлых кустов роз и люди с фотоаппаратами.

И бабушка вовсе не такая милая, и еще не рассказывала мне историй на ночь.

Только дедушка такой, каким я его представляла. Вот и теперь он вежливо стучит в дверь маминой комнаты.

– Ханна, открой, пожалуйста, – просит он.

Всегда нужно говорить «пожалуйста» и «спасибо». Всегда нужно быть вежливым.

Я поворачиваю ключ, и дедушка входит в комнату.

– Почему ты заперлась, Ханна?

Он выглядит очень напуганным.

– Потому что вы забыли это сделать, – отвечаю я. – Взрослые должны запирать детей, прежде чем ссориться.

– О… – вырывается у дедушки. Он касается моей спины и подводит к маминой кровати. – Присядь, Ханна.

Я сажусь на кровать, хоть предпочла бы сесть на вращающийся стул. Он и в самом очень удобный, как говорил дедушка. И на нем можно кататься от одной стены к другой.

– Послушай, Ханна, – дедушка садится рядом, и матрас прогибается под его весом, – мы с бабушкой не то чтобы ссорились. Мы только обсуждали некоторые вопросы, по которым расходимся во мнениях. Это совершенно нормально, и в этом нет ничего страшного. Тебе нечего бояться.

Поднимаю взгляд к звездам на потолке. В такие моменты я вспоминаю, как по вечерам лежала в своей постели и вместе с мамой проводила пальцем по доскам верхнего яруса кровати, от одной нарисованной звезды к другой, пока те не соединялись невидимыми линиями. Как мама при этом улыбалась и говорила:

– Это Большой Ковш, самое известное созвездие.

И я улыбалась в ответ, хотя давно прочитала в толстой книге, где на все есть ответ, что Большой Ковш – это не созвездие, а только семь самых ярких звезд Большой Медведицы.

Но теперь я думаю не о маме, а о сестре Рут и о том, как она пыталась рассказать мне историю о маленькой звездочке. Не стоило мне кричать на нее только потому, что она такая глупенькая и неправильно рассказала историю.

– Я сожалею, – говорю я, хоть сестры Рут рядом нет, и она не может меня услышать.

– Боже правый, – восклицает дедушка, и вид у него по-прежнему напуганный. – Тебе не о чем сожалеть, Ханнахен. Ты тут совсем ни при чем. Мы с твоей бабушкой очень рады, что ты у нас. Просто бабушка немного взволнована оттого, что перед домом собралось столько народу.

– Но их совсем немного. Всего шестеро. Вчера было гораздо больше.

Дедушка кашляет, но мне кажется, это смех.

– Я так ей и сказал.

– Думаю, сестра Рут была бы для меня хорошей бабушкой, – говорю я, когда дедушка заканчивает смеяться. – Хоть она и глупенькая, и не умеет толком считать, зато она очень милая.

Теперь у дедушки такой вид, словно я сказала что-то не то.

– Это правда! – добавляю я быстро. – Я не вру! Врать нельзя. Она не может даже вычесть два из тринадцати.

– Ханна… – произносит дедушка, но потом делает паузу, достает платок из кармана и вытирает нос. – Семью не выбирают, и заменить человека кем-то другим нельзя. Или вот так выбрать другого только потому, что возникли сложности… – Он неаккуратно комкает платок и убирает обратно в карман. – Но поверь мне, твоя бабушка – лучшая из всех, кого только можно пожелать. Ей нужно только привыкнуть ко всему.

– Так говорил и мой папа.

Я улыбаюсь, но мне становится немного грустно. Потому что из-за дедушки мне пришлось вспомнить о папе. Дедушке, по всей видимости, тоже грустно. Он так поджимает губы, что на месте рта видна только тоненькая полоска.

– Знаешь что, Ханна? – спрашивает он через несколько секунд. – Как ты посмотришь, если мы сейчас спустимся к бабушке? Наверняка она уже успокоилась и теперь недоумевает, куда мы запропастились. Можем посмотреть детские фотографии твоей мамы.

Я киваю.

– Только вот еще что, Ханна. Прошу тебя, не запирай больше дверь. А еще лучше всегда держи ее чуть приоткрытой, чтобы я знал, что с тобой все хорошо. Ладно? Пообещаешь мне, Ханна?

Я снова киваю.

Дедушка улыбается, сначала мне, а затем глядя на звезды на потолке.

– Ты ведь тоже получила звездочку от стоматолога. Можешь пока подумать, не приклеить ли нам и ее к потолку.

Я мотаю головой.

– Но, дедушка, тогда созвездие будет уже не то.

– Вот как, – говорит дедушка. И добавляет: – Ладно, я ведь только предложил.

* * *

Когда мы с дедушкой спускаемся на первый этаж, бабушка как раз закрывает входную дверь. В прихожей стоит большая коробка.

– Они ушли, – сообщает бабушка, при этом голос у нее веселый. В руке она держит письмо. – Это стояло под дверью.

– Да, – говорит дедушка и берет у нее письмо. – Та женщина поставила. Правда, я думал, она забрала коробку, когда я пнул ее с лестницы…

– А что в ней? – спрашивает бабушка.

– Понятия не имею.

Дедушка надрывает конверт.

– Ага, – произносит он, пробежав глазами письмо. – Это вещи для Ханны и Йонатана. Вот, слушай:


«Многим нашим читателям небезразлична судьба ваших внуков, и они хотят помочь. Мы взяли на себя смелость собрать для вас те вещи, которые нам прислали или принесли прямо в редакцию.

С наилучшими пожеланиями, редакция «Баварского вестника».


– Как мило, – говорит бабушка и отрывает от коробки коричневую клейкую ленту. – Подойди, Ханна. Посмотрим, что здесь.

Я подхожу ближе.

Бабушка принимается доставать вещи из коробки.

– Посмотри, – она показывает мне темно-синий вязаный свитер. – Как думаешь, Йонатану понравится?

– Ему нравится синий цвет. Его любимые штаны тоже синего цвета.

– Ну, значит, он точно обрадуется такому свитеру.