– Да, эта Кёниг! Мы оказались ей не по зубам. Но потом она, видимо, выбрала новую жертву… – Фрау Хильднер кривится. – Простите, жертва не совсем подходящее слово. Во всяком случае…
– Кирстен!
Мой крик эхом разносится по лестничной площадке. Я взбегаю по ступеням, и кровь стучит у меня в ушах.
– Кирстен!
Одной рукой хватаюсь за перила, другой зажимаю бок. В ребрах от напряжения пульсирует боль.
– Постой!
Я точно знаю, что сейчас происходит двумя этажами выше. Вижу, как Кирстен в ярости мечется по квартире, рассыпая ругательства. Затем вспоминает о стикере, приклеенном к дверце холодильника.
И действительно, когда я забегаю на кухню, Кирстен уже набирает номер с розового листка.
– Нет, Кирстен, стой! – Я подскакиваю к ней и выхватываю стикер из ее руки.
– Что ты делаешь, Ясси? Отдай мне номер, я позвоню ей и заставлю объясниться!
Кирстен пытается отобрать у меня листок, но я прячу руку за спину.
– Постой, Кирстен! – я задыхаюсь. – Теперь я знаю, что все это значит! Выслушай меня.
– Фрау Бар-Лев?
Всем своим видом Кирстен олицетворяет мои собственные ощущения. Глаза вот-вот выпадут из орбит, рот широко раскрыт, и на лице написан неподдельный ужас. И вместе с тем… Разве эти мысли не приходили мне на ум? Как фрау Бар-Лев у себя в квартире наливает кофе репортеру. Надкусывает кекс своими протезами и попутно делится наблюдениями. О несчастной, исхудавшей женщине с пятого этажа, которая не моет волосы и носит грязную одежду. И чей вид говорит обо всем. Мысли, что фрау Бар-Лев не отказалась бы от небольшой прибавки к своей скромной пенсии…
– И эта Майя – журналистка?
Я киваю.
Фрау Хильднер рассказала мне о женщине, в которой я безошибочно распознала Майю. Немного за тридцать, с рыжими волосами и косой челкой. По всей видимости, она ходила по дому в поисках собеседника для интервью; сначала столкнулась с непреклонной фрау Хильднер с третьего этажа, а уж потом ей открыла дверь фрау Бар-Лев.
Кирстен снова берется за телефон, но на этот раз – чтобы найти в интернете информацию о Майе. С таким лихорадочным азартом, что моя склонность драматизировать блекнет на ее фоне, как я заметила не без облегчения.
– Вот она, – сообщает Кирстен и возбужденно поворачивает телефон. – Майя Кёниг, «Баварский вестник», мюнхенское отделение. Мюнхен, Ясси! Сомневаюсь, чтобы она каждый день ездила из Мюнхена в Регенсбург, чтобы занести тебе поесть. Должно быть, она одержима тобой! – Протягивает мне телефон; на дисплее фото Майи. – Для начала нужно приставить к стенке фрау Бар-Лев, а уж потом заявить в полицию.
– Как я поняла, фрау Бар-Лев действительно уехала к сыну, – бросаю я рассеянно, разглядывая фотографию Майи.
Кёниг в белой блузке с жестким воротом кокетливо улыбается в камеру.
– «Практика в две тысячи четвертом году, с пятого по восьмой стажировка, до одиннадцатого года – корреспондент, с одиннадцатого – редактор «Актуальных новостей», – зачитываю я краткое резюме под снимком.
– Отлично, звоним в полицию, – говорит Кирстен. – Лгать людям, чтобы получить доступ в их жилье, явно незаконно. И разве журналистам не полагается соблюдать правила профессиональной этики?
– Не знаю, Кирстен. Она ведь ничего еще не публиковала. Но что будет, если мы натравим на нее полицию? – Я рисую в воздухе кавычки. – «Жертва похищения препятствует работе журналистов. Что скрывает Ясмин Г.»?
– Но это не так делается! Вряд ли она собирается…
Слова сливаются в приглушенный гул. Меня осеняет столь внезапно, что даже я вздрагиваю.
– Письма! – перебиваю я Кирстен.
– Что?
– Они от Майи! Первое письмо пришло в тот самый день, когда та впервые принесла мне обед. Она даже сама принесла мне его, якобы вместе со всей почтой… – Я зажимаю рот ладонью. – Что ей нужно от меня?
– Интервью, что же еще?
– И ради этого весь спектакль?
Кирстен пожимает плечами.
– Ты не представляешь, чего стоит сейчас эксклюзивное интервью с тобой. Как знать, может, она пытается сломить тебя, сделать податливей, чтобы ты выдала ей сенсационную историю… – Она качает головой. – В самом деле, Ясси, давай позвоним этому Гизнеру, – и берет меня за руку. – В любом случае придется позвонить, ты же знаешь.
Я киваю.
– Реконструкция лица.
Теперь кивает Кирстен.
– Чем дольше ты оттягиваешь, тем труднее тебе будет.
– Нет, поступим по-другому. Мы позвоним Майе. Выясним, что ей нужно.
– Ясси… – Кирстен вздыхает.
– А потом позвоним Гизнеру, согласна?
Майя отвечает после второго гудка.
– Алло? – приветливый голос.
– Майя? Здравствуйте, это Ясмин Грасс.
– Фрау Грасс! Не ожидала вас услышать. Всё в порядке? Вам уже лучше? Думаю, мне следует попросить прощения за то, что произошло сегодня утром. Кажется, я вас напугала…
– Ничего, – перебиваю я. – В этом нет вашей вины. Вы хотели помочь, а я так отреагировала… Это я должна просить прощения.
Кирстен сидит рядом со мной на диване и закатывает глаза.
– Вы же знаете, как нелегко мне сейчас приходится.
– Да, – участливо отвечает Майя. – И, Ясмин, мое предложение остается в силе. Если вам нужно выговориться…
– Да, Майя. Мне нужно выговориться.
– Быстро прошло, – констатирует Кирстен, когда я отключаюсь. – Что она сказала?
– Сказала, что сейчас работает, но обещала заглянуть вечером. В девять или в половине десятого.
– Иначе говоря, сейчас она заявится в кабинет своего шефа и похвастается, что договорилась об эксклюзивном интервью.
Кирстен усмехается, и я понимаю, что в конечном счете моя идея пришлась ей по вкусу. Будь ее воля, Кирстен просто позвонила бы Майе и потребовала объяснений, и я знаю, что она готова была взять это на себя. Была бы рада дать выход тому давлению, что накопилось во мне за все эти дни. Но в таком случае Майя могла просто сбросить звонок, а я не хотела давать ей такой возможности. Соскочить с крючка одним нажатием клавиши. Все зашло слишком далеко. Эта женщина обманным путем проникла в мою квартиру. Мне почти не осталось места в этом мире, а она еще и осквернила те последние квадратные метры, что давали мне хоть какое-то ощущение безопасности и контроля. Думаю, Кирстен поняла это.
– Возможно. – Я усмехаюсь в ответ, хотя настроение совсем не то.
Кирстен берет меня за руку.
– А теперь…
Да, теперь.
Я делаю глубокий вдох.
Дедушка отправился в подвал, искать старые фотоальбомы.
Они с бабушкой снова поспорили. Им ничуть не помешало то, что я стояла рядом и слушала. Дедушка рассердился, потому что бабушка убрала фотоальбомы в подвал. Он считает, что детским фотографиям моей мамы не место в какой-нибудь коробке и уж тем более в подвале, потому что там сыро и снимки могут испортиться. Бабушка возразила, что лучше бы он кое-кому позвонил, как и обещал.
– Позже позвоню твоему Марку, – проворчал дедушка и пошел в подвал.
Бабушка в прачечной. Она сказала, что чужие вещи, прежде чем носить, следует выстирать. И одежду из коробки лучше сразу отправить в стирку, и тогда уже завтра я могла бы что-нибудь надеть. Мое платье бабушка тоже хотела забрать, но я вцепилась в него и не отдавала. Сначала она так странно посмотрела на меня, и я хотела уже сказать, что платье вовсе не чужое, и поэтому его не нужно стирать. Но в ту же секунду она сама сказала:
– Ну ладно, можешь сначала примерить, а постирать можно и потом.
Все потому, что ей не хотелось снова спорить с дедушкой. Он-то знает, что в случае чего моей бабушкой может стать и сестра Рут. Так что бабушке Карин следует взяться за ум и вести себя подобающе. Думаю, она и сама догадывается, потому что когда попыталась забрать в прачечную Фройляйн Тинки – «ну она же вся затасканная и грязная», – хватило один раз крикнуть, и мой львиный голос спас бедняжку. Конечно, отчасти бабушка права, но Фройляйн Тинки слишком слаба, чтобы сажать ее в стиральную машину. Поэтому мне пришлось защищать свою кошку. Как Фройляйн Тинки выгораживала меня и принимала на себя наказание, если я что-нибудь роняла или опрокидывала, или делала еще какие-нибудь оплошности. Как-то ей пришлось из-за меня просидеть целую ночь за дверью.
Дедушка в подвале, бабушка в прачечной, а я – в маминой комнате. Дверь остается чуть приоткрытой, как велел дедушка.
Я уже переоделась и кружусь перед зеркалом на дверце шкафа. Позади меня, на кровати, лежит Фройляйн Тинки. Я говорю ей:
– Смотри.
И специально для нее кружусь еще быстрее, так что подол платья красиво расправляется.
Но Фройляйн Тинки лишь устало склоняет голову. Я сажусь к ней и беру ее на колени.
– Вот так мы сидели дома перед печкой, помнишь?
Чешу ей голову. Бедняжка до сих пор не отогрелась и совсем слабая, но это и неудивительно. Не знаю, сколько часов ей пришлось просидеть на холоде, пока бабушка не обнаружила коробку.
– Ты уже видела эти звезды? – я показываю на потолок. – Это мама для нас сделала. Она знала, что мы приедем сюда.
Я прикрываю один глаз и указательным пальцем провожу невидимые линии Большого Ковша.
– Хочешь, я расскажу тебе историю?
Фройляйн Тинки тихонько мяукает.
– Тогда слушай внимательно. Всегда нужно внимательно слушать, а не слушать невежливо. Но ты же это знаешь, верно? Так вот. Жили как-то две звезды. Большая, ослепительно-красная, и маленькая, чей свет был еще не так ярок. Они были лучшими друзьями. Днем звезды спали, чтобы к ночи набраться сил, а с наступлением темноты резвились на небе. Маленькая звезда восхищалась ярким сиянием своей старшей подруги и старалась испускать такой же красивый свет. Как-то вечером, когда день уже клонился к закату, а ночь только подбиралась, маленькую звезду разбудил громкий хлопок. Она испуганно огляделась, но не могла разгадать причину такого оглушительного шума. Тогда рядом послышался спокойный голос старшей звезды: «Все хорошо, звездочка. Не пугайся и поспи еще немного. Обещаю, этой ночью я буду светить особенно ярко, для тебя одной».