Очевидно, для офицеров лейб-гвардии Измайловского полка это было последнее яркое событие Екатерининской эпохи.
Все изменилось в одночасье. «Вечером [5 ноября 1796 года] около девяти часов цесаревич с великой княгиней Марией Федоровной прибыли в Зимний дворец, наполненный людьми всякого звания, объятыми страхом и любопытством и ожидавшими с трепетом кончины Екатерины. У всех была дума на уме, как замечает современник и очевидец, что теперь настанет пора, когда и подышать свободно не удастся. Великие князья Александр и Константин встретили родителя в мундирах своих гатчинских батальонов… Хотя Екатерина еще дышала, но уже чувствовалась близость новой злополучной эры!»[149]
Новая эра началась на следующий день.
«Почти никогда перемена на российском престоле не вела за собой таких изменений в жизни русской армии, как последовавшее 6 ноября 1796 года восшествие на престол императора Павла I»[150].
«В минуту восшествия императора Павла I на престол, как следует, всем войскам приказано было присягать на своих полковых местах, а роту гренадер послать во дворец за знаменами, где они всегда находились; тогда же нам объявлено было, что император принимает на себя звание полковника Преображенского полка, наследника, великого князя Александра Павловича назначает полковником Семеновского полка и военным губернатором петербургским, Аракчеева[151] — комендантом, а великого князя Константина Павловича — полковником Измайловского полка. Полк наш собрался на большом проспекте, который идет мимо церкви[152]. Первый, посланный из дворца, ошибкою сказан, что полк должен идти на Дворцовую площадь. Мы уже и прошли несколько улиц, как бывший наш секунд-майор Кушелев встретил нас, возвращаясь из дворца, и воротил назад. Весь полк пустился бежать на парадное место…»[153]
Как видно, все начиналось с неразберихи, однако Павел Петрович постарался быстро навести порядок во всей империи. Он «…вступил на престол с твердым намерением исправить во всех отраслях управления вкравшиеся злоупотребления и недостатки»[154]. Прямой наследник императора Петра III, Павел всю свою сознательную жизнь готовился царствовать — чувство это подогревало в его сердце его окружение. Теперь ему было 42 года, и он очень спешил…
«Император Павел I, следуя обычаям своих предшественников, на другой день после кончины Екатерины II, изволил назвать себя полковником гвардейских полков и присоединил еще титул шефа и предоставил полковничье звание и другим членам своей августейшей Фамилии. Пароль, отданный Великим Князем Александром Павловичем 7 ноября 1796 года, гласил: "Его Императорское Величество Павел Петрович принимает на себя шефа и полковника всех гвардии полков"»[155].
«На другое утро, 7 ноября, император начал обычное гатчинское препровождение времени, перенесенное теперь в Петербург. В девятом часу Павел Петрович совершил первый верховой выезд по городу в сопровождении цесаревича Александра Павловича, а затем, в одиннадцатом, присутствовал при первом вахтпараде или разводе. С этого дня вахтпарад приобрел значение важного государственного дела и сделался на многие годы непременным ежедневным занятием русских самодержцев»[156].
Столичные жители этого поначалу не поняли и не оценили.
«Достойно примечания, что народу на площади было очень мало, и сие небывалое зрелище в Петербурге, — чтобы сам император, едва вступивший на престол, присутствовал при разводе, — никакого приметного действия не произвело, и как будто это всегда случалось. Император был разводом нашим доволен и изъявил свое благоволение, что нас очень ободрило, а радость великого князя была неизреченна»[157], — вспоминал полковой адъютант лейб-гвардии Измайловского полка Евграф Комаровский.
Лихорадочное нетерпение угодить новому монарху — это очень по-русски! — охватило ближайшее окружение государя.
«На другой день был тоже развод Измайловского полка, и великому князю [Константину] хотелось, чтобы некоторые командные слова были уже по-гатчински, и чтобы все офицеры имели на параде трости и с раструбами перчатки. Когда я к нему явился в 5 часов утра, он мне приказал тотчас отправиться искупить сии вещи, и чтобы они находились на полковом дворе, а он туда приедет в 8 часов; развод же назначен был в 11. Сия комиссия была самая затруднительная, ибо где найти столько тростей и перчаток, и когда еще все лавки заперты, а в ноябре месяце рассветает только в 7 часов по полуночи. Я просил его высочество, чтобы он пожаловал несколько из своих ездовых в мое распоряжение, на что он согласился; я разослал их по всем перчаточникам, а сам поехал по Гостиному двору. К счастью моему, лавочникам в эту ночь что-то не спалось: все лавки были открыты очень рано, и мне удалось вовремя исполнить поручение, чем великий князь был очень доволен. Правду сказать, что офицеров при полку было налицо тогда очень немного…»[158].
Только что казалось, что Россия благоденствует «под се-нию Екатерины», — и вот уже все сразу спешно перестраивается на Павловский, гатчинский лад. Конечно, привыкать к новым требованиям было очень нелегко.
«По принятии же престола императором Павлом I, тотчас заведены были вахтпарады по примеру прусских, как были в Гатчине. Как никто из гвардейских офицеров не имел понятия об оных, то в первые дни их императорские высочества, также комендант, плац-майор и плац-адъютанты водили офицеров за руки для показания каждому своего места. Вообще вся служба изменилась»[159].
Заветной мечтой Павла Петровича была совершенная реорганизация гвардии и введение во всей армии новых порядков, уже примененных им в своей так называемой гатчинской армии. Новые правила должны были не только изменить службу, обмундирование и т. д., но касались даже частного образа жизни военнослужащих. На первом же вахтпараде, происходившем в первый день царствования, были объявлены некоторые из этих правил. Прежде всего, ни один офицер ни под каким предлогом не мог являться нигде иначе как в мундире; офицерам запрещалось ездить в закрытых экипажах, а дозволялось только ездить верхом или в санях и дрожках; предписывалось всякому носить пудру, косичку или гарбейтель…
Новый государь не только вводил новые правила, но и привел новых людей. В первую очередь — так называемых «гатчинцев».
«Император Павел I, будучи великим князем и генерал-адмиралом, имел при себе в Павловске и Гатчине несколько батальонов морских, которые одеты были и выучены совершенно по образцу Фридриха II; из сих батальонов сформированы были также несколько эскадронов тяжелой и легкой кавалерии. Сие маленькое войско должно было служить образцом всей русской армии при вступлении Павла I на престол — что в сем случае немедленно и исполнилось»[160].
«На четвертый день после восшествия на престол императора Павла мы видели зрелище совсем нового для нас рода, это было вступление гатчинских и павловских батальонов в Петербург. Войска одеты были совершенно по-прусски, в коротких мундирах с лацканами, в черных штиблетах[161], — на гренадерах шапки, как теперешние Павловского полка, а на мушкетерах маленькие треугольные шляпы без петлиц, а только с одною пуговкой. Офицеры одеты были все в изношенных мундирах, а так как цвет их был темно-зеленый и, вероятно, перекрашен из разноцветных сукон, то все они полиняли и представляли вид пегий… Когда войска вошли в алиниеман на Дворцовой площади, император сам сказал:
— Благодарю вас, мои друзья, за верную ко мне вашу службу, и в награду того вы поступаете в гвардию, а господа офицеры чин в чин»[162].
Так совершилось слияние гатчинских войск с гвардией.
«Павел Петрович видел… в гатчинских войсках верный залог будущего возрождения российской армии, нуждавшейся, по его мнению, в коренном преобразовании в гатчинском духе»[163].
Павловские военные реформы принято категорически осуждать, несмотря на то, что многое, введенное в конце XVIII века, до сих пор сохранилось в нашей армии. Например, «император Павел поднял значение знамен (до той поры считавшихся амуничной принадлежностью). Он указал знаменам служить бессрочно (до того служили 5 лет)»[164]. Даже нынешние разводы подразделений Президентского полка на Соборной площади в Кремле — не что иное, как Павловский вахтпарад, с неизбежным прусским «гусиным шагом».
Считается, что «…в военном деле вся деятельность Павла I сводится в первую очередь к искоренению реформ ненавистного ему предыдущего царствования»[165], но ведь на то у императора были веские причины.
Император Павел не мог не заметить, что войско, вследствие разных посторонних обстоятельств, далеко не во всех отношениях соответствовало тем строгим началам воинского порядка, которые имел в виду Петр Великий. Императрица в последние годы мало входила в управление полками, предоставив их начальникам полную свободу действий, поэтому каждый полк имел свои порядки, которые менялись с назначением нового командира полка. Определенного не было ничего; управление, хозяйство и служба зависели от произвола. Вкравшиеся беспорядки могли быть искоренены только решительными мерами — солдатский быт нуждался в улучшениях; в дисциплине недоставало определенности взаимных отношений между военнослужащими. Все это было поводом к тем преобразованиям, которые произведены в войсках императором Павлом I.