еву той ночью, оказалось настолько сильным, что Диана Павловна не смогла противиться странному порыву немедленно выяснить, всё ли в порядке с человеком, которого она оставила годом раньше ради брака с единственным близким другом Лидина, Михаилом Шуховым. Впрочем, отношения сторон в этом треугольнике были странными с самого начала.
Веденеева и Лидин познакомились в Институте истории культуры и искусства, где она обучалась, а он преподавал сценарское мастерство. По правде говоря, институт этот — областная шарашкина контора из числа расплодившихся за последние годы вузиков, которые за умеренную плату врачуют раненую гордость юнцов, не сумевших поступить в престижные творческие академии. И преподаватели в этом ИИКИ соответствующие — бывшие библиотекари и музейные работники, художники местного значения, актёры и режиссёры самодеятельных театров. На этом фоне Лидин, успешный сценарист, приложивший руку к созданию многих популярных телесериалов, выглядел несомненной звездой. Не диво, что двадцатилетняя студентка по уши влюбилась в мэтра. И в том, что Лидин, очарованный хорошенькой ученицей, позвал девушку замуж, тоже нет ничего удивительного — такое случается сплошь и рядом. Удивительное началось позже.
Где-то через полгода совместной жизни счастливый молодожён вдруг обнаружил, что общество любимой жены отвлекает его от создания очередной нетленки. Не долго думая, маэстро переселился на дачу, поручив заботу о супруге другу детства, живущему в соседнем доме. Друг отнёсся к поручению столь ответственно, что Диана вскоре не только перестала тосковать по мужу, но и решила сменить его на заботливого Шухова. А мэтр на их решение не только не обиделся, но чуть ли не благославил спевшуюся за его спиной парочку. По словам Веденеевой, Лидин довольно часто звонил и ей, и Шухову, наезжая в город, заходил в гости и даже — та-да-да-дам! — оформил завещание, отписав этим двоим всё свое имущество.
Конечно, насчёт звонков и визитов Диана Павловна могла и солгать, но означенное завещание, составленное по всей форме и заверенное у нотариуса, в бумагах Лидина нашлось. Вот вам и мотив. Тем более убедительный, что у Шухова, владельца мелкой строительной фирмы «Мастерок», дела в последнее время шли неважно. Молодой, но зубастый конкурент, появившийся на рынке строительных услуг без году неделя, уводил у него из-под носа контракт за контрактом.
Итак, мотив имеется — и у Шухова, и у Веденеевой. По части возможностей они тоже поначалу шли ноздря в ноздрю. Она могла застрелить бывшего мужа перед тем, как вызвала полицию, он — незадолго до её приезда, поскольку ночь провёл вне дома. Где именно — пока вопрос. В субботу вечером Шухов вдруг сорвался из дома, сказав жене, что уезжает по делу и вернётся не позднее вечера воскресенья. Объяснить, по какому именно делу, обещал по возвращении. Но вернуться к жене ему не дали сотрудники полиции, прихватили в подъезде. На вопрос, где он был, Шухов ответил крайне неохотно и неубедительно. В пятницу ему в офис якобы позвонил некий аноним, сказавший, что в «Мастерке» завелась крыса, сливающая конкуренту инфу. Убедиться, что аноним не врёт, а заодно узнать личность иуды, Михаил Вадимович сможет, если понаблюдает в выходные за дачей конкурента из недостроенного дома, стоящего прямо напротив дачи. И Шухов, промаявшись больше суток в сомнениях, в конце концов всё же поехал караулить «крысу».
Подтвердить его слова по понятным причинам некому, тайных врагов выслеживают тайно. А даже если бы свидетель и нашёлся… От дачи конкурента до дачи Лидина ночью на машине можно добраться минут за сорок, если не за полчаса. Так что возможности у Шухова и у Веденеевой имелись. И его, и её Лидин впустил бы в дом среди ночи. И к нему, и к ней не побоялся бы повернуться спиной. Но главное — пистолет.
Вальтер ППК калибра 7.65 Лидин и Шухов нашли в конце восьмидесятых. Играли в выселенном под снос частном доме, проломили — то ли случайно, то ли нарочно — подгнившую половицу и наткнулись на жестянку с пистолетом, утопленном в смазке. Там же, под половицей, обнаружились две коробки с патронами. О том, чтобы сдать находку в милицию, у мальчишек, ясное дело, не возникло и мысли. Перепрятали, паршивцы, на чердак лидинского дома: выковыряли из заложенной за ненадобностью печной трубы несколько кирпичей и устроили себе сейф. Пользовались с оглядкой и редко — только когда появлялась возможность выбраться в лес или другое глухое место, где некому застукать подростков за опасным развлечением. Потом остепенились, но пистолет не сдали и не забыли о нём. Во всяком случае, Веденеевой о своей находке рассказали. Правда, где именно хранился пистолет, она, по её словам, не знала, но слова — не доказательство, цена им невелика.
И не снял бы никто с Веденеевой подозрения, если бы «сейф», который показал оперативнику и понятым припёртый к стене Шухов, оказался пустым. Но вальтер лежал на месте, и из него, судя по запаху, недавно стреляли. У Веденеевой, находившейся с полшестого утра под присмотром полиции, возможности вернуть пистолет в тайник не было. А у Шухова, болтавшегося неизвестно где, была. И основания для задержания Шухова у полиции имелись — не придерёшься. Хотя бы за хранение оружия. Теперь дело за медиками и баллистами. Если Лидин убит из найденного вальтера, Шухову не отвертеться. При условии, что его жена не ведёт свою игру. Допустим, сама она не могла подбросить пистолет на место, но если у неё есть сообщник… Тогда копать Хватову — не перекопать.
Ладно, для начала нужно взглянуть на эту дважды жену. Выписать ей повестку на завтра, когда будут готовы заключения экспертов, и хорошенько надавить. Может, и копать не придётся.
Ди не представляла себе, что душевная боль может быть настолько осязаемой. Пелену милосердного бесчувствия, отгородившую сознание от тела и внешнего мира, когда она увидела лежащего на полу кухни Олега, сорвало, как шквалом, от вести, что Мишу арестовали по подозрению в убийстве. С тех пор прошло больше полутора суток, и всё это время Ди не покидало ощущение, будто у неё в груди поселился садист, который методично обдирает нутро наждаком. Попытки спрятаться от муки за упрямым неверием («Миша? Убийца? Что за чушь?!») раз за разом проваливались, натыкаясь на безжалостный довод: а кто ещё мог воспользоваться пистолетом, о котором знали только трое? И если раньше у Ди была надежда на злосчастное случайное совпадение, то теперь она разлетелась вдребезги.
— Вы уверены? — выдавила она через силу. — Ваши эксперты не могли ошибиться?
Следователь только неприятно усмехнулся. Он вообще был неприятным, этот Василий Кириллович. Глаза-буравчики, рыжие усы, упорно наводящие на мысль о тараканах, гадкие вопросы с подтекстом. И, что ужаснее всего, Ди сама виновата. О чём она думала, когда откровенничала с тем парнем? В том-то и дело, что ни о чём. Не в состоянии была думать. А расплачиваться за её бездумие Мише, который не виноват вовсе. Не мог Миша… вообще не мог убить, а уж Олега… чушь! Но как быть с пистолетом?.. Мамочки, как же ей плохо! А следователь выстреливает вопрос за вопросом, и каждый жалит, как шершень…
Когда она в последний раз общалась с Олегом? О чём они говорили? Он жаловался на что-нибудь? На плохое самочувствие, подозрительные происшествия, людей, которые ему досаждают? Вообще никогда не жаловался? Тогда, может быть, жаловалась она? Скажем, на нехватку денег, деловую несостоятельность нового мужа, мрачные финансовые перспективы? Когда и в какой форме Олег сообщил ей о завещании? Ей не показался странным его поступок? Здоровый, далеко не старый мужчина вполне мирной профессии вдруг озадачивается вопросом, кому оставить имущество после своей смерти, и оставляет его бывшей жене и другу, к которому она ушла. Он дал какое-нибудь объяснение? И оно её удовлетворило? Ничего не насторожило её, не встревожило? Она не пыталась расспросить бывшего мужа подробнее?
Ди сдерживалась из последних сил, и только мысль о том, что следователь нарочно выводит её из себя, давала ей силы не сорваться. Но, наверное, она всё-таки сорвалась бы, если бы её мучителю не позвонили. Взглянув на мобильник, этот гад досадливо поморщился, поколебался, принимать ли звонок, но потом всё же попросил Ди выйти в коридор и подождать. Она вскочила, забыв про лежащую на коленях сумочку, кое-как впихнула обратно выпавшие оттуда мелочи и вылетела за дверь.
Спасительная передышка помогла ей взять себя в руки. Что бы он понимал, этот Хватов! Мыслит в примитивных категориях обывателя, а Олег был идеалистом. Материальный мир и люди с их отношениями интересовали его только с точки зрения идей. Смысл, свобода, ответственность, совесть, справедливость, разные уровни бытия и связи между ними занимали его куда больше житейской «суеты сует». К смерти он относился не как к страшному концу, мысли о котором надо гнать от себя до последнего, а как к шагу в неведомое. Если Ди и удивило сообщение Олега о завещании, то не потому, что он вдруг задумался о смерти, о которой размышлял часто, а потому, что имущественные вопросы прежде его не волновали. И его объяснение («Не хочу радовать своей смертью папашину родню, которая ни разу не проявилсь с тех пор, как папенька бросил жену с годовалым младенцем. Это не отвечает моему представлению о справедливости мироустройства») не показалось ей неубедительным. Другое дело, что решение Олега назначить наследниками её и Мишу, не отвечает общепринятым представлениям о справедливости, включая представления самой Ди. Но Олег только отмахнулся от её попытки протеста, как отмахнулся в своё время от их с Мишей попытки выпросить прощение.
— Стоп! — Оборвал он их на первой же фразе, когда они явились к нему на дачу с видом нашкодивших щенков. — Избавьте меня от патетики. Мишка говорил мне, что я веду себя, как последняя скотина, Ди. Я подумал и понял, что не должен был жениться, но не знал, как об этом сказать, чтобы тебя не обидеть. Вы исправили мою ошибку, и всё на этом. Все поют и танцуют, конец индийского кино. А теперь валите отсюда, пока у меня рабочий настрой весь не вышел.