— Пусть сама решает.
— Я сегодня к тебе заеду ее проведать. Или завтра. Ой, нет: завтра Эмбер встречается с подругами. Мне надо пораньше вернуться домой — посидеть с девочками.
Эмма улыбнулась. Десять лет назад у нее едва не разорвалось сердце, когда Эмбер заняла ее место. Ну а сейчас Эмму даже забавляло наблюдение за жизнью семьи бывшего мужа.
Виктор прочистил горло:
— Знаешь, Эмма, я…
Что, не все так гладко в райском саду?
— Мне тебе не хватает.
Что?
— Я даже не думал, что все так сложится. Начал тосковать по тебе практически сразу, как только ушел. И сейчас тоскую. Я очень жалею обо всем, что натворил десять лет назад. Хотелось бы все изменить.
Что ты несешь?
— Я любил тебя больше всех на свете.
Так, похоже, мне не мерещится. Ты серьезно все это сейчас говоришь? Неужели Эмбер тебя бросила? Или попросту надоело вкалывать как проклятому, чтобы оплатить счета?
— Вот бы все было как раньше. — Виктор произнес эти слова тихо-тихо, почти шепотом.
Вот уж нет, не надо мне как раньше. Ни за что в жизни не соглашусь.
Эмма одарила бывшего мужа самой очаровательной из своих улыбок:
— Да, было бы здорово. Но, увы, это невозможно. Жизнь суровая штука: пути назад нет. Обо мне не беспокойся, у меня все в порядке. А у тебя есть Эмбер. Две очаровательные дочурки. А еще Тельма с Луизой. Одним словом, обзавидоваться можно.
На секунду Эмма утонула в голубых глазах Виктора.
— Я беспокоюсь не о тебе…
— Вот и прекрасно. Ладно, мне пора. — Эмма встала.
Виктор поймал ее за руку:
— Послушай, я…
У него запиликал пейджер.
Слава тебе господи!
— Пока, Виктор. Я передам Тейлор, что ты заедешь. — Поспешно, не оглядываясь, Эмма выскочила из столовой.
Черт бы меня побрал!
Глава 25
Тейлор не знала, куда податься. Она просто шла и шла. Правая рука в кармане сжимала пистолет. Надо подыскать место получше. Получше да потише.
В центре города такого не сыщешь. Весь народ высыпал на улицу, каждый наслаждается прекрасной погодой. Кайфует. Каждый, кроме нее.
Она шла ссутулившись, будто тащила на плечах непосильный груз. Бремя собственной жизни. Она не чувствовала ветерок, ласкающий лицо, не замечала теплых солнечных лучей. Она даже позабыла о том, что ей хотелось в туалет.
Сейчас она ощущала лишь рифленую рукоять пистолета. Он был тяжелее, чем патроны в левом кармане, что сказывалось на походке, но Тейлор этого не замечала. Сейчас ее целиком поглотили поиски удобного места, чтобы свести счеты с жизнью.
Город остался позади. Начался лес. Словно стражи, ее обступили высокие старые сосны. Здесь стоял аромат смолы, отчего воздух казался особенно чистым и свежим. Ноги утопали в мягком ковре опавших сосновых иголок. Вокруг царили тишина и покой. Ни птиц, ни цветов, ни травы. Как же здесь хорошо. Лишь она, лес да тусклый свет заходящего солнца, просачивающийся сквозь ветки.
Тейлор огляделась. Вот оно, то самое место. Нашла. Дерево, поваленное бурей и поросшее мхом, а вокруг — молодая поросль. Девушка замерла, вслушиваясь в тишину.
Внутри головы зазвучали голоса.
«Я никого никогда так не любил. И тебе не под силу заставить меня любить тебя меньше».
«Тебе придется рассказать ему правду. Потому что он и так ее узнает. Почувствует себя обманутым и преданным, перестанет тебе доверять».
«Ты моя девочка, ты мои маленький ангелочек. Чистая безгрешная душа».
«А если выждать время, он ко мне привяжется, и ему уже будет все равно».
«Отношения на лжи строить нельзя».
Голоса преследовали ее. Запутывали. Терзали.
Она достала из кармана пистолет и положила на ствол поваленного дерева. Аккуратно зарядила, в точности как учил отец. Они любили пострелять вместе. Вдвоем. До того, как появилась Эмбер. А потом Опал. А затем и Айрис.
Она сложила куртку в подобие подушки. Легла, опустив заряженный пистолет на грудь и закинув руки на мшистый ствол. Попыталась воскресить в голове воспоминания о приятных моментах прошлого. Их было не очень много. Вот они с отцом стреляют. Вот хохочут с Эриком. А вот мама высаживает ее около реабилитационного центра.
Отец, конечно, будет по мне скучать. Но у него останутся Опал с Айрис. И Эмбер. Занятно, но я никогда так сильно не ревновала отца к Эмбер, как к матери. Мне вечно хотелось состязаться с ней за его внимание. Без толку. Она всегда права. Все знает. Видит всех насквозь.
Тейлор это не нравилось. В глубине души она злилась на мать, считая ее эгоисткой и манипулятором. Мать пойдет на что угодно, лишь бы добиться своего. Но этого никто не желает понимать. Ни отец, ни Эрик. Да и сама Тейлор относительно недавно осознала эту очевидную истину. Как можно любить человека, из-за которого чувствуешь себя ничтожеством?
Эрик клялся ее любить, несмотря ни на что. Клялся, но сбежал при первом же случае. Бросил ее. Ну ничего, теперь он пожалеет.
Она представила собственные похороны. Мать в черном, с сухими глазами. Плачущий отец вытирает очки полой рубашки. Эрик, всхлипывая, кидается к ее телу в гробу, осыпает поцелуями ее руки. А я буду лежать вся такая холодная и красивая в синем платье. Как Мадонна. И пусть они все пожалеют, что мучили меня.
А как мама узнает, что меня надо одеть именно в синее платье? И какую мне сделать прическу? Тейлор тут же пожалела о том, что не оставила подробных инструкций. Она достала мобильный телефон, открыла электронную почту и стала набирать письмо. «Синее платье. Подвести тушью ресницы и брови. Сапфировые сережки. Сумочка с павлиньими перьями».
Письмо она отправила сама себе, зная, что его впоследствии обнаружат. Покончив с этим, Тейлор улеглась обратно. Мох был влажным и мягким, как бархат. От него тянуло чарующим запахом леса. Она прислушалась к шуму в ветвях. Ветер или какой-то зверек? А если, прежде чем тело найдут, звери успеют меня обглодать? Если не останется ни холодных рук, ни глаз, что тогда станет осыпать поцелуями Эрик? Что накрасит работник похоронного бюро?
Она содрогнулась и села. Да нет здесь никаких зверей! А вдруг тело начнет разлагаться раньше, чем меня найдут? Или птицы выклюют глаза? Накатила дурнота. Тейлор наклонилась в сторону, и ее вырвало. Девушка сделала глубокий вдох, за ним еще один. Какая разница? Я-то уже буду мертва. Я все равно ничего не увижу. Пусть хоронят в закрытом гробу. А Эрик порыдает над моей фотографией. Готова биться об заклад, что он будет плакать.
Девушка сложила куртку поудобнее и снова легла. Несколько раз глубоко вздохнула. Взяла пистолет. Приставила его к правому виску. От дула шел неприятный холод.
Выстрел разнесет мне лицо. И какая тогда из меня Мадонна?
Может, сунуть ствол в рот? Тогда мне вышибет затылок. Я же буду лежать в гробу на спине, и выходного отверстия не будет видно. От металлического запаха пистолета на девушку накатил очередной приступ дурноты. Вся облевалась, пока пытаюсь тут застрелиться. Просто замечательно.
Она переместила пистолет к сердцу. Нет, неудобно. Не получается так вывернуть кисть. Придется нажимать спусковой крючок большим пальцем. Тейлор выбрала точку между вторым и третьим ребром слева. Приставила дуло так, чтобы оно было направлено перпендикулярно груди. Правая рука дрожала, пришлось обхватить ее левой. Тейлор вдохнула поглубже.
И тут в животе что-то шевельнулось. Девушка застыла. Вот, снова движение.
Это был ребенок — внутри нее.
Не может быть.
Она отложила пистолет и обхватила выступающий живот ладонями. Там, внутри, снова что-то затрепетало, словно бабочка крыльями.
Ребенок будто хотел сказать ей: «Мама, я тут, неужели про меня забыла?»
Тейлор ахнула, закрыла лицо руками и разрыдалась. Она плакала, пока не кончились слезы.
Потом Тейлор разрядила пистолет, сунула его в карман и отправилась домой. Она сама стала домом для крошечного существа. Она не имеет права умирать.
Глава 26Ангел
Значит, я мразь? Он счел меня мразью. Меня!
Этот мудак, засранец, импотент счел меня мразью.
Как же хотелось раздавить его, словно букашку. Сломать ему шею. Облить бензином и поджечь. Я его уничтожу.
Но как?
Можно его убить. Но нет, слишком просто. Пусть помучается.
Я лишу его всего, что ему дорого. Постепенно, аккуратненько. Мало-помалу отниму у него все, чего он добился. Он пожалеет, что родился на свет. Друзья будут его презирать, а родители — проклинать ту ночь, когда его зачали.
Это куда лучше, чем просто сломать ему шею. Я сломаю его морально.
Говорят, месть — это блюдо, которое следует подавать холодным. Что ж, начну его готовить.
Ты пожалеешь, что родился на свет, подонок.
С чего же начать?
И тут меня осеняет.
Жизнь — чудесная штука.
А смерть еще чудесней.
Глава 27
Дежурство Эммы уже подходило к концу. Она только что закончила осмотр пациента в пятой палате, жаловавшегося на боли в спине. У Эммы спина тоже немилосердно ныла. Ей хотелось побыстрее оказаться дома, прилечь и хорошенько обдумать все, что случилось сегодня: и разговор с Алексом, и слова бывшего мужа во время беседы в столовой.
Пациент из пятой палаты опасений не вызывал. Онемения в конечностях нет, состояние в целом отличное. Просто потянул спину, вот и всё. Ну действительно, как устоять и не подвинуть холодильник? Искушение слишком велико.
Она заказала препараты и повернулась к Карлосу:
— Значит, так, давай дадим дядьке из пятой палаты торадол и валиум. Я ему еще выписала немного морфина, только умоляю: не давай его вместе с валиумом. А то он так уснет на веки вечные.
Карлос что-то недовольно буркнул в ответ.
Эмма пожала плечами. Злится. Злится, потому что и без меня это знает. Ничего, переживет. Будет куда хуже, если он случайно отправит кого-нибудь на тот свет.