— Скальпель.
Эмма обнажила правую часть груди маленького пациента. Натянула стерильные перчатки. В полураскрытую правую ладонь лег скальпель.
Кто-то плеснул йода на грудь ребенка. Белоснежная кожа сделалась желто-коричневой, словно запеклась от нестерпимого жара.
Эмма наклонилась, выбирая место, где делать надрез.
— Что это ты тут делаешь, а?
Энн.
Эмма даже не подняла на нее взгляд. На это у нее просто не было времени.
— Это мой пациент! — взвизгнула Энн.
Эмма отыскала нужную точку. Средняя подмышечная, она же аксиллярная линия, чуть ниже соска. Указательным пальцем левой руки она нащупала мягкое место между ребрами.
— А ну отойди от него!
Эмма глубоко вздохнула и сделала надрез. Серебристое лезвие вошло в плоть легко, словно в масло. Надрез вышел слишком длинным. Не меньше трех с половиной сантиметров. Неважно, сейчас не время думать об эстетике. Каждая секунда на счету.
Потекла кровь. Поблескивала желтым жировая ткань, обнажая темно-красную мышечную. Не помешал бы зажим.
Нет времени. Палец ткнулся в плоть меж ребрами. Надо пробить плевру и выпустить воздух. Плоть не поддавалась. Эмма нажала еще сильнее.
Тонкая пленка, покрывающая легкое и внутреннюю поверхность грудной стенки, лопнула с громким хлопком. Будто пробка из шампанского.
Эмма почувствовала пальцем выходящий воздух. Убрала руку. Кровь брызнула ей в лицо. Все получилось: сердце ребенка снова забилось.
Эмма выпрямилась. Энн, бледная, как привидение, уставилась на нее полыхающим от ненависти взглядом.
Она мне никогда этого не простит.
— Да, это твой пациент.
Глава 53
В то утро Тейлор проснулась с улыбкой на лице. Она ощущала себя счастливой — просто так, без всякой видимой причины. Потом она вспомнила, что Эрик решил к ней вернуться, и солнечный день показался еще ярче.
Они говорили с Эриком обо всем и ни о чем. О прошлом, настоящем и будущем. Они узнавали новое друг о друге.
— Я буду стараться изо всех сил. Ты непременно должна мне рассказать, чего тебе недостает, — сказал он.
— Ты о чем?
— Я хочу, чтобы ты перестала искать отношений на стороне, чтобы тебе хватало одного меня.
И только тут до Тейлор дошло: Эрик подумал, что она изменила ему уже после того, как стала встречаться с ним. Тейлор не знала, смеяться или плакать, поэтому расхохоталась сквозь слезы.
— Эрик, я люблю только тебя! Тебя и больше никого. Я забеременела еще до того, как мы познакомились. И не стала ничего говорить, потому что не хотела тебя терять. Это было ошибкой. Прости меня, пожалуйста.
Он крепко-крепко прижал девушку к себе и долго не размыкал объятий.
— Мне никто, кроме тебя, не нужен, — заверила Тейлор. — Я действительно люблю тебя. Но я беременна и отвечаю за своего ребенка. Он ведь не просил, чтоб его рожали. Я принимала наркотики и теперь не знаю, как это скажется на ребенке. Но мне все равно, каким он родится. Главное, что он мой. Сейчас важнее всего родить…
— А потом?
— Не знаю. Ужасно мучаюсь. Оставить его? Отдать в приемную семью? Я просто разрываюсь.
— Я тебя люблю.
Большего ей и не требовалось.
— Мне надо встать на ноги, повзрослеть, — продолжила Тейлор. — Я устроюсь на работу. Может, даже в больницу.
— Там-то ты быстро повзрослеешь.
— Поговорю с отцом.
— С отцом?
— Ну да. Он же работает кардиологом.
— Да я в курсе, — рассмеялся Эрик. — Но если хочешь побыстрее повзрослеть, лучше обратись к маме. В неотложке сразу узнаешь, почем фунт лиха.
— А вдруг мама не захочет меня брать к себе?
— Само собой, не захочет. У нее и так хлопот полон рот. Никогда не видел более занятого человека. Но если ты всерьез, без дураков, хочешь работать, то лучше тебе устроиться именно в неотложку.
— А ты сам тогда почему там не работаешь?
— Пока кишка тонка. Вот опыта наберусь и непременно переведусь туда. Мне очень хочется поработать с твоей мамой. Ей просто нет равных.
Тейлор поморщилась.
— Вот уж не думала, что мой парень окажется поклонником моей матери.
Эрик рассмеялся:
— Тебе не о чем переживать. Устраивайся в неотложку и даже не думай. Мать возьмет тебя под крыло.
Глава 54
Ha следующий день в кабинет к Эмме явился Сэл, и они засели за медкарты умерших больных. Кофе Эммы успел остыть, кола Сэла, наоборот, нагрелась, а результаты по-прежнему оставались неутешительными.
— Так, предлагаю пока оставить пациентку с переломом бедра в покое и перейти к следующему случаю, — предложила Эмма.
— К гипогликемии?
— Да, пришли наконец анализы. Как я и думала: низкий С-пептид.
— Угу, — кивнул Сэл. — Получается, ей ввели инсулин.
— Притом, что ей его не прописывали.
— Но его прописывали пациенту в соседней палате, — заметил Сэл. — Тридцать единиц инсулина. Распоряжение доктора Крампа.
— Кто взял из кладовки инсулин? — Эмма подняла взгляд на фармаколога. — И во сколько?
— Джордж. Без пяти двенадцать.
— Он его ввел?
— Да. В двенадцать сорок восемь.
— То есть Джордж вколол инсулин?
— Да.
Взял в одиннадцать пятьдесят пять, а вколол только в двенадцать сорок восемь. Эмма покачала головой:
— Прошла уйма времени.
— И не говори, — согласился Сэл. — Что он делал с ампулой почти час? Таскал в кармане? Оставил на стойке? Почему не ввел сразу?
— Видимо, что-то случилось. Его отвлекли.
— Хм… Что ж, тогда неудивительно, почему уровень глюкозы в крови пациента остался неизменным час спустя. Инсулин ему только-только ввели, и он просто не успел подействовать. — Сэл повернулся к экрану компьютера и принялся кликать мышкой.
— Что ты ищешь?
— Пытаюсь выяснить, что случилось с остатками инсулина. Джордж взял из кладовки ампулу на сто единиц. Ввел тридцать. Остальное он был обязан утилизировать при свидетеле. — Пальцы Сэла запорхали над клавиатурой. — Что-то я никаких документов об утилизации не вижу.
— То есть ты хочешь сказать, что семьдесят единиц инсулина вот так взяли и пропали?
— Похоже, так и есть.
— Очень странно.
— Не то слово. Когда пациентка умерла?
Эмма сверилась с медкартой:
— Реанимационные процедуры прекращены в четырнадцать ноль три.
— Что ж, все сходится. Если ввести инсулин через капельницу, гликемия должна наступить очень быстро, за считаные минуты.
Эмма быстро написала себе на бумажке напоминание: «Поговорить с Джорджем».
— Следующий случай — мой пациент с болями в спине, — продолжила заведующая. — Медикаменты для него брал Карлос.
— Так и есть. — Сэл сверился с базой данных. — В четырнадцать тридцать одну.
— Препараты ввели? И если да, то кто?
— Он сам и ввел их в четырнадцать сорок пять, — ответил Сэл, глянув на монитор.
— Карлос сказал, что оставил лекарства на стойке.
— Компьютер утверждает иное.
— Какая система идентификации при вводе медикаментов? — нахмурилась Эмма.
— По рабочей карточке. Плюс ПИН-код либо отпечаток пальца.
— При утилизации медикаментов то же самое?
— Ага, — кивнул Сэл.
Бред какой-то. Карлос ведь говорил, что никаких медикаментов больному не вводил. Да он и не мог их ввести: в четырнадцать сорок пять мы с ним возились с аритмией во второй палате.
— Мне надо поговорить с Карлосом, — решительно произнесла Эмма.
— Да и не с ним одним. — Сэл глянул на часы.
— Что-то первый случай не дает мне покоя, — покачала головой заведующая. — Давай еще раз на него глянем.
Сэл снова вывел на экран список выписанных пациентке лекарств.
— Все вроде бы в порядке. В пятнадцать тридцать пять Бренда ввела препараты. Точнее, торадол. А в пятнадцать сорок семь — морфин…
— Морфин?
— Ну да, морфин. — Сэл перевел взгляд с экрана на Эмму. — Четыре миллиграмма. Как и было прописано.
— Но… — Эмма покопалась в бумагах на столе. — Токсикологическое исследование выявило у нее в крови фентанил.
— Фентанил?
Они переглянулись. Обоим вспомнился февраль. Череда смертей. Время фентанила.
Глава 55
В тот вечер по дороге домой Эмма снова вспоминала о февральских событиях. Это была худшая пора в ее жизни. Оставалось надеяться, что фентанил, обнаруженный экспертизой, не более чем совпадение.
Наконец она переступила порог дома. Ее ждала Гиннесс.
— Как прошел денек? — Эмма кинула сумку на стул Виктора.
Овчарка один раз вильнула хвостом.
— Нормально? Просто нормально?
Собака насупилась: «А какой реакции ты ожидала? Я весь день просидела взаперти. А у тебя как дела?»
— Ужасно. Но при этом у нас наметился определенный прогресс. Теперь я знаю, что причиной смерти стал инсулин. А еще я знаю, что Карлос не мог ввести препараты…
Гиннесс встала и ушла.
— Между прочим, с твоей стороны это хамство! Собеседника нужно дослушивать до конца!
Вздохнув, Эмма отправилась выбирать вино. Вот и наступают долгожданные восхитительные мгновения.
Может, взять риоху? Нет, чуть резковато — на пустой-то желудок. Калифорнийское шардоне, выдержанное в дубовых бочках? Эмма терпеть не могла дубовые нотки, да и вообще была невысокого мнения о шардоне. И откуда у меня вообще эта бутылка? Видать, подарил какой-нибудь любитель пива.
Она остановила свой выбор на «Шато Пуи-Бланке», Сент-Эмильон гран-крю 2012 года. Пожалуй, будет занятно попробовать. С тихим хлопком Эмма извлекла пробку из бутылки и наполнила хрустальный бокал. Из хрусталя всегда пить вкуснее. Даже воду. Это создает атмосферу упаднической роскоши. Она подняла бокал и взглянула на вино на свет. Слишком прозрачное для бордо. Насыщенный пурпурный оттенок, совсем как пино-нуар. Она вдохнула аромат: нотки укропа и ежевики. Эмма пригубила вино. Обычно бордо не такое резкое. Кислятина. Вот тебе и упадническая роскошь.