А ты, Виктор, как обычно, давишь на больное. У Эммы запылали щеки. Ей хотелось наорать на бывшего мужа, но она сдержалась. Какой сейчас смысл устраивать скандал?
— Мне надо идти. Давай ты все-таки позвонишь матери. А я найду Эрика.
Глава 6Ангел
Все оказалось проще пареной репы.
На меня никто никогда не подумает. Пациентка была закреплена не за мной.
Я просто помогаю старушке. Зачем ей мучиться и страдать? Одна беда: у меня кончается фентанил.
Нужна какая-нибудь альтернатива. Чтобы действовала так же быстро, безболезненно и незаметно.
Раствор калия? От него сильное жжение.
Морфин? А как его достать? За расходом наркотических препаратов тщательно следят.
Инсулин? Результат не гарантирован.
А как насчет старой доброй подушки? Тихо и бесплатно. Какое сопротивление смогут оказать старички? Да никакого. Минута — и все кончено. Но сначала придется отключить датчики. За ними мало кто следит — у всех хлопот полон рот, — но лучше перестраховаться.
Отличный план!
За дело, ангел!
Глава 7
К тому моменту, когда Эмма добралась до дома и стянула у порога рабочие кроксы, уже стемнело. Она привычно кинула на старый стул Виктора тяжелую сумку, в которой всегда таскала с собой скальпель, фонарь, жгут, зажимы и лекарства.
Затем она заперла дверь.
Ее ждали горячая ванна и вино, о которых она мечтала весь день. Они помогали избавиться от грязи и страданий — неизбежных спутников ее работы. Ну а сейчас, когда она села на диету, других удовольствий у нее почти не осталось. Вино Эмма выбирала очень тщательно. Оно доставляло удовольствие и сулило успокоение. Половину ежедневного объема калорий Эмма получала из вина.
Пора отпраздновать день рождения Винсента.
Она остановила свой выбор на испанском вине борсао «Трес пикос» 2016 года из винограда гарнача. У большинства испанских вин резкий вкус. У них полно потаенных темных уголков, совсем как на картинах Гойи. А вот это ласковое и нежное, как шелк.
Тихо хлопнула пробка. Эмма налила вино в бокал на длинной ножке. В ванну пока лезть не хотелось. Она посмотрела на вино на свет.
Темно-красное. Если не глядеть на края — почти что черное. Совсем как венозная кровь.
Она помотала головой. Даже сейчас не можешь отвлечься от работы.
Эмма прочитала текст на этикетке: «Вино богатое, структурированное, с глубоким вкусом, в котором доминируют ноты ежевики, сливы, ванили, с композицией оттенков красных фруктов, цветов, кожи…» Кожи? А что это кожа делает у меня в бокале? Разве дубовых ноток мало? А если бы я была вегетарианкой?
Она вдохнула аромат вина, покрутила его в бокале и понюхала снова. Затем сделала глоток. Погоняла вино во рту, смакуя его и не забывая, что за горький вкус отвечают находящиеся в задней части языка вкусовые сосочки. Вобрав в себя аромат до последнего оттенка, Эмма проглотила напиток. В груди сразу сделалось теплее.
Прямо в медицинской униформе она опустилась на диван, обитый зеленой кожей. Она так устала, что не было сил переодеться. В обеденный перерыв вместо перекуса она отправилась в блок интенсивной терапии, чтобы поговорить с Эриком. Он как раз работал, делал обход пациентов. Из-за измученного вида и короткой щетины он выглядел старше своих двадцати четырех лет. Эмма улыбнулась. Красивый мальчик. Сейчас он выглядит куда лучше, чем в первый раз, когда лежал с нитевидным пульсом на носилках. Хорошо, что его удалось спасти.
— Привет, Эрик!
При виде Эммы парень просиял.
— Доктор Стил! Рад вас видеть. Чем могу помочь?
— Ты Тейлор не звонил?
Глаза Эрика удивленно расширились.
— Я вообще-то недавно у нее был. Она делает успехи. Мы пообедали, потом гуляли, разговаривали…
— Не ругались?
— Ругались? Совсем наоборот. Вообще-то… — Он кинул взгляд на больных, вздохнул и снова поднял глаза на Эмму: — Я сделал Тейлор предложение. Знаю, ей только семнадцать, но скоро уже исполнится восемнадцать. Я люблю ее. Честное слово. Я… у меня такого никогда ни с кем не было. Я всю жизнь мечтал о такой девушке. Простите, доктор Стил, надеюсь, вы не станете сердиться, что я не посоветовался с вами. Это произошло само собой, я ничего такого не планировал. Но Тейлор была такой красивой… такой милой… Вот я и не сдержался.
— И что она ответила?
— Расплакалась.
— А потом?
— Я сказал, что очень ее люблю. И если она не готова, буду ждать столько, сколько нужно. Мне никто другой не нужен.
— И?
— Она заплакала еще сильней. Пришлось дать ей свою бандану, чтоб высморкалась.
Эмма рассмеялась.
— Мы сели на траву. Съели по мороженому. Я стал рассказывать, как здорово мы заживем вместе. Сказал, что только ее хочу видеть матерью моих детей. Тут она снова начала плакать. Ну я и говорю: «Ладно-ладно, ничего страшного. Не хочешь детей — тогда просто заведем собаку». Я думал, ей нравятся собаки, а она и вовсе в три ручья зарыдала. А потом побежала прочь от меня, к себе в корпус. Думаю, от неожиданности.
— Она еще слишком молода, чтобы думать о детях.
— Я понимаю. Но потом… со временем…
— Со временем все меняется. Через год ты можешь к ней охладеть.
— Не охладею. Любовь — это самое сильное чувство на свете.
— А как же ненависть?
— Ненависть — та же любовь. Просто испорченная, нераспознанная.
— Может, оно и так, — улыбнулась Эмма. — Спасибо, Эрик.
— А что случилось?
— Тейлор пропала. Прошлой ночью. Мы не знаем, где она. Думала, вдруг ты в курсе.
— Пропала?!
— Да. Утром заглянули к ней в комнату, а там никого.
— Но почему она сбежала?
— Именно это я и хотела узнать.
И благодаря тебе узнала.
Глава 8Ангел
У этой, похоже, рак. Сама тощая, кожа желтая, а голова лысая, как бильярдный шар. Последствия химии. И при этом она не такая уж и старая. Сколько ей? Сорок? Пятьдесят? Я смотрю на запястье, туда, где болтается браслет пациента. Тридцать три. Какая несправедливость. Бедняжка держится за край носилок, ее рвет.
Чтобы подавить тошноту, ввожу ей вторую дозу зофрана.
— Как вы себя чувствуете?
— Ужасно. Лучше б я сдохла. — Она снова сгибается в приступе рвоты. — Ну и отстой эта химия. Да и толку от нее. Выиграю каких-то пару месяцев. Проще отказаться. Какой смысл так жить? Разве это жизнь?
— Так зачем вы согласились на химиотерапию?
— Родители настояли. Я не смогла им отказать. Не думала, что будет настолько худо. Лучше уж сдохнуть, и всем станет легче. Они ведь тоже мучаются, наблюдая, как я медленно умираю.
Мне все ясно. Я очень хорошо ее понимаю. Надо помочь. У меня как раз хватит остатков фентанила.
Во время перерыва я забираю ампулу из шкафчика и отправляюсь обратно. Резко останавливаюсь.
Нет, прямо сейчас вернуться к больной нельзя. Где это видано, чтобы люди возвращались с обеда на работу раньше? Это вызовет подозрение. Я отправляюсь в столовую. Там так воняет маслом, что у меня перехватывает дыхание. Беру себе крем-суп из цветной капусты. На вкус он так омерзителен, что тянет блевать.
Так и не доев, я возвращаюсь.
Пациентка пропала!
Куда она подевалась? Ее перевели? Сверяюсь с базой данных. Ага. Ей выделили палату. Наверху. Обычно на это уходит несколько часов.
Я багровею от злости. Мне ведь так хотелось ей помочь!
Чтобы успокоиться, делаю дыхательные упражнения. Повторяю их раз за разом. Наконец пульс приходит в норму. Теперь можно собраться с мыслями. И тут до меня доходит. Едва не произошла страшная ошибка. Больная была закреплена за мной. С кого спросят, если она вдруг умрет? А мне лишнего внимания не нужно.
Да уж, ситуация была опаснее некуда. Но на этот раз мне повезло.
Осторожнее, ангел.
Глава 9
Тем утром, идя с парковки возле отделения неотложки, Эмма наслаждалась легким ветерком, приятно холодящим виски. За всю ночь она не сомкнула глаз: ей не давали покоя мысли о Тейлор. Где она? Что с ней? Наступил рассвет, ответы так и не появились, зато началась жуткая мигрень, которую сопровождали тошнота и нечеткое зрение. Хоть бы сегодня с утра было поспокойнее. В глазах такой туман, что я даже швы толком наложить не смогу.
Она ввела код, чтобы открыть дверь в отделение неотложки. Створка распахнулась, и в мозг ворвался оглушительный шум.
— Код шестьдесят шесть[3], отделение неотложной помощи.
Мимо пролетел какой-то силуэт в синем. За ним со скоростью олимпийских спринтеров мчались шестеро человек.
Эмма устремилась следом.
Беглеца настигли в фойе, схватив за синюю бумажную больничную рубаху. Она порвалась, обнажив пухлые розовые телеса. Трепеща, словно пойманная на крючок рыба, убегавший скинул рубашку и рванул дальше.
Его снова догнали, и медбрат Карлос дернул пациента за ногу. Все повалились на пол, и началась куча-мала.
— Отстаньте! Отстаньте, говорю! Вы меня раздавите! Пустите-е-е!
Сплетение рук и ног на бетонном полу. Пальцы силятся ухватиться за конечности и голову. В этом хаосе не разобрать, кто кого и за что держит.
— Лежать, черт подери! Не дергайся! Не кусайся! Кажется, я ухватил его за промежность.
— Да нет, это моя рука.
— Пустите… пустите… пустите…
Мимо, шаркая ногами, шла старуха, опираясь на ходунки. Остановившись как вкопанная, она уставилась на происходящее. Замерла и молодая мамочка, впившись взглядом в дерущихся. Закричали дети. Прибежали охранники с электрошокерами. Куча-мала распалась.
— Настоящий цирк, — буркнула Фейт, наблюдая за происходящим из-за плеча Эммы. Зрачки медсестры настолько расширились, что занимали почти всю радужку.
— Это точно. Приготовь, пожалуйста, «пять и два». И носилки с фиксаторами.
«Пять и два», классический «успокоительный коктейль» для буйных, представлял собой смесь двух препаратов: галоперидола и лоразепама. Кололи его внутримышечно, а если надо, то и сквозь одежду, чтобы умерить пыл особо ретивых пациентов.