Началась рутинная врачебно-полевая жизнь. Наша задача заключалась в оказании первой врачебной помощи и подготовке раненых к дальнейшей эвакуации. Операционная и реанимационная палатки были оснащены на удивление прекрасно, гораздо лучше, чем в нашем окружном госпитале. Немецкие наркозные аппараты, импортные транспортные мониторы и четыре аппарата ИВЛ[3] – воистину невиданное для российской глубинки оснащение (да и в столице не в каждой больнице такое было). Аптека была также на уровне: фторотан, фентанил, кетамин, миорелаксанты на любой вкус и цвет, одноразовые эпидуральные наборы, маркаин, лидокаин, самые современные антибиотики, ящики с инфузионными средами, ящиков двадцать рингер-лактата и ящиков десять альбумина. Мы попали в рай – рай анестезиолога-реаниматолога.
Потом нам представили наших помощниц, сестер-анестезисток – да уже ради этого стоило ехать сюда. Их было четыре: Драгана, Любица, Гордана и Валерия. Я как сейчас помню их, стоящих перед реанимационной палаткой, в прекрасно подогнанной под их модельные фигурки полевой форме, в легких кроссовочках, с сияющими и смеющимися лицами.
Стоял июль. Сухая теплая погода, без изматывающей жары днем и приятной прохладой по ночам. Чистейший воздух и прекрасная кухня. Говорили, что наш повар со своей командой прибыл из одного из лучших ресторанов Белграда. Курорт. В день нашего прибытия эвакуировали последнюю партию раненых. Так что работы на сегодняшний день не было.
Вечером в госпитальной палатке все собрались за одним столом. Ужин больше напоминал встречу старых друзей в ресторане на открытом воздухе. Вино было, но пили все мало, не больше бокала за весь вечер. Операционные сестры Миряна и Радойка были под стать нашим анестезисточкам, так же красивы и молоды. Невероятная концентрация красоты на столь малой площади.
С первой минуты было понятно, что ангелы-амурчики уже вовсю кружатся над нашим столом, и стрелы из их волшебных амурных луков наверняка уже были пущены. Мое сердце точно было поражено. Я понимал, что это неприлично, но не мог отвести взгляда от Драганы. Белокурая, с голубыми глазами на половину лица, нежными, чуть припухлыми губками, она являлась реинкарнацией Лопухиной с известной картины Боровиковского, только еще красивее и милее. Она несколько раз удивленно смотрела на меня, и я осознавал всю свою нетактичность и русскую развязность, но, поверьте, ничего не мог поделать. Ужин закончился, и все начали расходиться по своим палаткам. Мы с хирургами спали в одной палатке, наши сестрички в двух соседних.
Курорт закончился под утро. В пять утра пришел грузовик с ранеными и убитыми. Один из наших отрядов нарвался на засаду хорватов – из сорока человек уйти на своих ногах посчастливилось лишь шестнадцати. С собой им удалось вытащить двух погибших и четырех тяжело раненных. Они дошли до ближайшего опорного пункта, постоянно отстреливаясь на ходу. Через два часа подошло подкрепление, но хорваты исчезли в ночи. Наших же солдат погрузили в грузовик, санинструктор оказал первую доврачебную помощь, и через четыре часа после ранений их доставили к нам.
Расклад был невесел: два проникающих огнестрельных ранения в брюшную полость у двух бойцов, пулевое ранение нижних конечностей у третьего и минно-взрывное ранение в голову у четвертого.
Первая машина с ранеными пришла в пять утра. Мне пришлось работать на два стола.
Чехов моментально произвел сортировку:
– Раненного в голову – в реанимацию, в наркоз и на ИВЛ. Раненного в конечности – в реанимацию и на предоперационную подготовку. Раненных в живот – на операционные столы. Оперируем в две бригады. Артем на наркозах. Юра в реанимацию. Да, и срочно вызываем вертолет, если возможно. Если начнет ухудшаться раненный в голову, берем на стол после животов. Конечно, после операционной стерилизации.
У первого раненого пули прошили кишечник, у второго – печень, желудок был задет у обоих. Кровопотеря литра два у каждого. Группа крови у обоих известна. В отряде были доноры, которых тут же отправили на забор крови, которая тут же живительно понеслась в вены моих подопечных.
Я работал на два стола, со своими ангелами-анестезистками, Горданой и Любицей. Помимо неземной красоты, они были еще и прекрасными специалистами, ничуть не уступающими в знаниях и умениях врачам. Свежезабранная от доноров кровь буквально оживила наших бойцов, и через четыре часа двое раненых были переведены в реанимационную палатку в стабильном состоянии, правда, еще в наркозе. Я надеялся, что они были готовы к эвакуации на следующий день.
Драгана и Валерия были так же восхитительны в реанимации, как и их подружки в операционной. Раненный в голову был абсолютно стабилен, даже без вазопрессоров, и если бы не наркоз, то и не в коме. Раненный в конечности был абсолютно готов к операции – он был взят на первичную хирургическую обработку и стабилизацию переломов. Нашим бравым хирургам-травматологам не составило труда собрать две голени и бедро бедному бойцу.
Дежурить в реанимации решили так: по двенадцать часов врачи-анестезиологии и по шесть часов одна сестра-анестезистка и две палатные сестры. Прибытие вертолета ожидалось в восемь утра. Я заступил на смену первым в шесть вечера. Остальные пошли ужинать и отдыхать. Я был счастлив. Первый день боевого крещения удался – мы с Юрцом показали себя профессионалами. И как награда, со мной в смену попала Драгана.
«Вот поперло-то», – подумал я.
Да, но это не госпиталь в России, и здесь даже немножко война, так что на ночной роман рассчитывать не приходилось. Но радость переполняла меня от того, что Драгана, моя прекрасная Драгана, была рядом. Я чувствовал ее малейшее движение, ловил с надеждой ее взгляд и мечтал, мечтал, мечтал…
При такой аппаратуре и при таких медикаментах работать было одно удовольствие. Первого бойца, раненного в печень, мы перевели на спонтанное дыхание и экстубировали часам к девяти вечера, второго, раненного в живот, примерно к одиннадцати. Так что к моменту ухода моей любимой Драганы трое пациентов дышали сами, раненный в голову был стабилен. Сестрички, сдав смену напарницам, потянулись к своим палаткам. Я поблагодарил каждую из своих помощниц и, прощаясь с Драганой, спросил:
– Ja hy те одвести у шатор?[4]
Драгана, внимательно заглянув в мои глаза, тихо ответила «да».
Смешно, но до палатки Драганы было идти метров пятьдесят. А вокруг были лес, горы, ночь, яркая луна… Дойдя до входа в палатку, я медленно и очень нежно повернул Драгану к себе и легонько прикоснулся к ее губам. Она неожиданно вскинула руки и, крепко обняв меня, поцеловала в губы страстно и глубоко. Затем она меня оттолкнула и быстро скрылась в палатке.
Я, словно оглушенный, медленно побрел в свою реанимацию. Мир переворачивался. Мир летел в неизвестность. Я уже не мог представлять свою жизнь без Драганы. Это была радость, но и катастрофа. А как же моя зеленоглазая, моя любимая жена, а как же мои дети?
Идиот, уже полностью соткал новую жизнь. Первый раз видишь девушку, ничего о ней не знаешь и уже готов предать свою жену и своих детей. Но я ничего не мог поделать. Ничего. Меня несло, и потоком срывало все плотины рассудка и совести.
Но дежурство продолжалось. Все раненые были абсолютно стабильны, мониторы прекрасны, аппарат искусственной вентиляции безупречен, ночь нежная, а сестрички надежные. Я даже пару раз прикорнул, сидя за письменным столом и созерцая слаженную работу во всех звеньях нашей полевой реанимации. Кофе по-сербски вообще оказывал чудодейственный эффект, так что спать особо и не хотелось. Через полчаса меня должен был сменить Юрик, и тогда можно было заснуть под птичий хор, который становился все громче и громче. Но без десяти минут шесть к палатке приемного отделения подъехало два тентованных армейских грузовика. Это была очередная партия раненых.
Вот и поспал, вот и отдохнул.
Я успел размечтаться, но дежурство продолжалось, и растекаться мыслями времени не было.
Поступило сразу двенадцать бойцов. Чехов, тут же оказавшись на поляне, приказал развернуть козлы, на которые установили все двенадцать носилок, и началась сортировка. Естественно, весь личный состав нашего госпиталя был на ногах. Пять бойцов были с ранениями черепа и головного мозга, все пять в коме и на спонтанном дыхании. Четверо с проникающими ранениями в брюшную полость. Трое бойцов с сочетанными минно-взрывными ранениями: грудная клетка, брюшная полость, конечности. Давность ранений приблизительно около трех часов. Очередной ночной налет хорватов на нашу комендатуру в одном из сербских сел. Здесь, как я понял, все сражались до последнего патрона и до последней для себя гранаты. В плен практически не попадали – ни хорваты, ни бошняки, ни сербы. И, естественно, за каждый сербский дом, каждую сербскую семью сражались или до победы, или до смерти.
– Пять с ранениями в череп немедленно в реанимацию. Артем остается в реанимации, Юра – с нами, в операционную.
Моя задача была определена, и стало внутренне спокойно: я знал, что делать. Тут же на носилках – пять подключичных катетеризаций. По очереди заинтубировал троих, оставшимся двоим произвел интубацию трахеи и перевел на свободные три аппарата искусственной вентиляции. Конечно, вентилировать нужно было всех. Но у меня с ночи один на аппарате и трое новых, а аппаратов всего четыре. Где же долбаный вертолет? Когда я вышел из своей реанимационной палатки, Юрик уже разобрался с остальными. У всех стояли подключичные катетеры, всем лились растворы, и все были стабильные. Двое с ранениями в брюшную полость уже были на операционных столах. Пять бедолаг на носилках тоскливо смотрели на ясное голубое небо, и в глазах их читались одинаковые мысли: «Как же не хочется умирать в такую прекрасную погоду…»
Живые раненые ждали вертолет, мертвых увозил в основной лагерь армейский джип.