И тут какому-то умному, а может, и гениальному анестезиологу пришла в голову уникальная мысль. Раз нейрохирурги не могут справиться с проблемами послеоперационных болей, значит, причина этих болей не только в самой грыже, а в очаге воспаления в этой зоне (по типу артрита). Эту проблему решила анестезиологическая техника введения обезболивающих и противовоспалительных препаратов в очаг воспаления. А компромисс заключался в следующем: нейрохирурги оперировали пациентов, в случаях продолжающихся болевых синдромов передавали их анестезиологам, при этом первые просили вторых включить работу по проведению блокад в перечень услуг, входящих в страховку. Таким образом, у всех была работа, и никто никому не переходил дорогу. Анестезиологи Соединенных Штатов пошли дальше. Они стали проводить лечебные блокады при любых болевых синдромах, вне зависимости от причин их развития. И конечно же, ведущее значение стало придаваться лечению боли при онкологических заболеваниях.
Волна докатилась и до России, стали открываться первые центры лечения боли. Но так как в России страховая медицина является страховой только по названию, то ни о какой оплате страховыми кассами выполняемых процедур и речи не шло. И вся ценовая нагрузка ложилась на плечи несчастных пациентов.
Ах эта российская страховая медицина! В чем ее отличие от бесплатной, мы очень быстро поняли. Работая в медицине Советского Союза, а затем и в армейской, мы никогда не задумывались о бюджете и норме выделенных средств на одного пациента. Иные были заботы и печали, но только не бюджет.
Я вспоминаю начало восьмидесятых годов, когда заведовал отделением реанимации-анестезиологии в маленьком сибирском шахтерском городке. У меня в отделении было все, что нужно для лечения пациентов. Я регулярно получал сводку с аптечного склада области о наличии препаратов и заказывал все, что необходимо. Понятия дефицита в снабжении отделения не было. У нас было все, все что имелось в арсенале медицины Советского Союза. То же самое было и во время армейской медицинской службы в госпиталях.
Но пришла эра страховой российской медицины. В цивилизованном мире страховая медицина является двигателем прогресса и надежной защитой пациента от медицинского произвола. В цивилизованном мире – но только не в России, которая по уровню развития здравоохранения стоит в мировом рейтинге где-то на 123-м месте. В российской действительности появление страховой медицины означало следующее: постоянная нехватка необходимых медикаментов, препаратов для питания и – самое кощунственное – полное отсутствие химиопрепаратов для борьбы с опухолевыми процессами – и так в каждой специализации. При этом главные врачи, директора институтов и профессора, возглавляющие клиники, твердили нам: «Лечите тем, что есть. И не вздумайте хоть слово сказать о нехватке медикаментов родственникам больных».
Это приравнивалось к преступлению, и врач мог лишиться не только работы, но и получить черный билет негласного запрета на профессию или даже уголовную статью за вымогательство. Вместо эффективных антибиотиков нам выдавали суррогаты из Китая или Индии, подделки псевдофармакологов. Появилась масса ненужных и даже вредных, но зато очень дешевых препаратов. И нам говорили: импортных лекарств нет, но ведь есть прекрасные отечественные, которых даже на Западе еще нет! Как мы прекрасно понимали – их там никогда и не будет.
По поводу новых российских медицинских препаратов, неведомых остальному цивилизованному миру, проводились помпезные конгрессы. Для их рекламы приглашали самых именитых российских профессоров и академиков.
По поводу новых российских медицинских препаратов, неведомых остальному цивилизованному миру, проводились помпезные конгрессы.
Я никогда не забуду, как на одном из съездов неврологов целая секция была посвящена применению отечественного препарата и как почтенные профессора с жаром доказывали, что применение этого волшебного препарата цвета лимона несет пользу, и не могли сойтись лишь в одном: в каком количестве его капать внутривенно и в какое время, и каждый до вспышек праведного гнева отстаивал правоту своих алгоритмов. Но абсолютно всем, сидящим в зале, было понятно, что энтузиазм этих троих апологетов «желтой воды» питается из одного источника под названием «фирма-производитель», а гонорар должен быть отработан. Всем было немного стыдно и неудобно за этих вроде бы уже во всем успешных профессоров, которые так грубо и некрасиво пели дифирамбы препарату-пустышке. Но самым преступным во всем этом спектакле было то, что этот псевдопрепарат был включен в стандарты лечения различных неврологических заболеваний даже на этапе оказания экстренной медицинской помощи.
Илюша находил у пациентов расстройства в мочеполовой сфере и уверенно принимался за лечение.
Но не будем отвлекаться на грусть и безысходность. Мы с Илюшей для восполнения и преувеличения своего достатка начали подрабатывать в одном из только что открывшихся центров лечения боли. Он – терапевт, доктор наук, профессор, – являлся знаменем центра и его научным «красным фонарем» в ночи, на свет которого летели пациенты, привлекаемые столь громким титулом. Я же выполнял блокады различных нервных сплетений. В центре внедрялись альтернативные хирургическим путям методики лечения остеохондроза.
Авторитет Илюши был неоспоримым и в глазах пациентов, и в глазах, конечно же, руководства частного медицинского центра. Его прибытие в медицинский центр напоминало шествие Иисуса по воде. Его библейская внешность, легкая картавость, ореол профессорского звания и некоторая неподдельная отстраненность от мира сего завершали образ идеального врача, целителя и спасителя. Очередь к нему была нескончаема, и прибыль медицинского центра росла пропорционально Илюшиной популярности среди болящих и страждущих.
Но случилось одно «но». Наш посланник библейский вдруг «схватил звездочку». И ввиду полной безнаказанности и отсутствия вокруг компетентных коллег решил воплощать свои идеи в подходах к терапии боли с позиций своей же теории: «Причина всех болезней – расстройство в мочеполовой сфере».
У пациентов с ярко выраженными болевыми синдромами и клиникой межпозвонковых грыж он предполагал иные причины развития заболеваний и предлагал абсолютно иное, отличающееся от мировых алгоритмов, лечение. Беседуя с пациентами, Илюша преображался. В его взгляде уже не было видно никакой отрешенности и потусторонности, он превращался в доктора с четкой речью и горящим взглядом, убежденного в своих знаниях и в своей миссии спасения сидящего перед ним пациента.
Он, конечно же, находил у каждого попадавшего к нему признаки нарушений в мочеполовой сфере. После этого Илюша переходил к воплощению своей идеи нового пути спасения пациента от болевого синдрома. Он очень убедительно и красочно рассказывал сидящему перед ним больному или больной об истоках его бед и причинах болей, которые, по его мнению, заключались в хронических воспалительно-инфекционных заболеваниях (пиелонефрит, аднексит, простатит) с внедрением инфекции в «илеосакральное сочленение» или «крестцово-подвздошные суставы» и развития так называемого «микробного сакроилеита», то есть воспаления – артрита. Именно инфекционные воспаления, а не изменения в межпозвонковых дисках, остеохондроз, по его мнению, являлся истинной причиной всех бед пациента.
С авторитетом Илюши убедить пациентов не составляло труда. И тогда назначалась терапия. Обычно наш пророк назначал курс трех-четырехнедельной антибиотикотерапии с нестероидными противовоспалительными препаратами. Наконец-то Илюше никто не мешал, наконец-то он низверг порочную систему лечения остеохондрозов нейрохирургами и открыл новую эру в медицине.
Я с ужасом наблюдал за происходящим. Да, несомнено, среди его пациентов встречались люди с инфекционными заболеваниями, но, по тем же данным литературы, их должно было быть не более 0,1 % из всех обращавщихся с клиническими проявлениями остеохондроза. По версии же профессора Зельца, остеохондрозу не было места в нашем центре лечения боли. И громадный поток пациентов проходил мимо нас, анестезиологов, к первооткрывателю новых методов лечения.
Первоначально он отдавал нам для проведения блокад некоторых пациентов, что уже лишало заработка нас, а хозяев центра – доходов. Ибо прием у профессора Зельца стоил гораздо меньше, чем проведение блокад. И если при большом потоке людей это было незаметно, то спустя некоторое время пациентов стало приходить к нам за помощью все меньше и меньше. И «красный фонарь» нашего гения уже не прельщал новых пациентов. Соответственно, доходы всего центра стали падать, и он потихоньку становился нерентабельным.
Помимо славы гениального врача Илюша решил прославиться и своими идеями, которые наконец-то получили бы практическое воплощение.
– Представляете, – говорил нам он, мечтательно приподняв чуть вверх свою голову с кудрявой шевелюрой и устремив взгляд своих карих, несколько навыкате глаз в вечность. – Скольких людей мы избавим от ненужных операций, сколько пациентов вернутся к нормальной жизни. Вы представляете, каков будет экономический эффект? Не надо будет оперировать, не надо будет госпитализировать, не надо будет брать больничные…
И мы все понимали, да, что это открытие Ильи Евгеньевича тянет не меньше, чем на Нобелевскую премию.
– Вы думаете, отчего поток пациентов уменьшился? Да просто все уже избавлены от болей, и им более нет нужды к нам обращаться…
Профессор даже решил напечатать статью о своем открытии в нескольких мировых медицинских изданиях, классом не ниже Lancet. Для объективизации были разработаны специальные карты-опросники, и руководство центра дало задание секретариату обзванивать всех пролеченных в центре пациентов и на основании опроса провести сравнительный ананлиз полученных результатов лечения болевых синдромов по методу профессора Зельца и рутинных методик блокад, выполняемых нами, анестезиологами. Илюша уже давно подготовил теоретическую часть статьи и с нетерпением ждал триумфальных и неоспоримо доказательных цифр, чтобы ставить их в текст и отправлять его в печать.