ринял и понес кару. Но, как мне кажется, герой этого фильма, врач-убийца, не принял до конца своей вины. Вот так, мой милый, еще раз прости, и, конечно же, ты можешь не реагировать на мои литературно-психологические фантазии…
Он внимательно посмотрел на нее своими серо-голубыми глазами. В его взгляде она вдруг ощутила каким-то шестым чувством отражение вселенской печали и тоски, вечности или даже смерти. Она раньше никогда не видела его в таком состоянии. Практически всегда иронично-жесткое выражение его лица, скрывающее истинные эмоции, полностью исчезло, и она поняла, что, по всей видимости, затронула самые глубинные и потаенные уголки его сознания, или, может быть, не сознания, а совести и души.
После длительной паузы он ровным, абсолютно спокойным тоном, без всяких эмоциональных оттенков начал свой монолог:
– И, поверь, за многолетнюю свою медицинскую службу я никогда не обсуждал эту тему с коллегами и не слышал, чтобы кто-нибудь из них поднимал эти вопросы. Я, опять-таки, не могу говорить обо всех врачах, но честно и откровенно расскажу о своих ощущениях и своем глубоко личном взгляде на эту проблему. Самую, наверное, страшную проблему профессии врача. Ты совершенно права, эта тема – табу для обсуждений. И не потому, что кто-то искусственно запрещает. Нет, я думаю, что это механизм внутренней самозащиты мозга от разрушения психики, ибо осознание себя преступником, убийцей, несомненно, должно привести или к сумасшествию, или к самоубийству. Но это может происходить только у врачей, которые пришли в медицину не ради карьерного роста или обогащения, а для истинного служения гуманизму. К сожалению, я знаю многих врачей, для которых профессия является способом удовлетворения собственных амбиций, достижения славы и богатства. Обладая хорошими знаниями, мануальными навыками, добившись успеха при лечении тяжелых больных, некоторые врачи получают ощущение безграничной власти над жизнями пациентов и собственной непогрешимости. Они порой сами не осознают того, что у них формируется синдром Бога. Неуспех в диагностике или в лечении больного они рассматривают не с позиций трагедии в судьбе конкретного человека, а как удар по авторитету.
Чтобы понять, о чем я веду речь, маленькая иллюстрация. Знаменитый врач, известный как один из лучших в стране, обладающий виртуозной техникой операторского мастерства, внушал на утренней конференции своим врачам:
Чтобы добиться истинного успеха, недостаточно просто оперировать больных.
«Вы, дорогие коллеги, не собрали материалы и не подготовили доклады для международной конференции. Вы объясняете всем нам, что в последние две недели поступали очень тяжелые пациенты и было много трудных операций, которые вы не могли доверить молодым коллегам. Ну что же, вам кажется – это подвиг и это оправдывает вас. Получается, что работа в операционной и реанимации для вас важнее участия в конференции. А теперь ответьте, пожалуйста, кто узнает о вас, как о великом хирурге или реаниматологе? Ну хорошо, пациент, спасенный вами, его родственники, сарафанное радио. И все. Узок круг этих людей. Я понимаю, если бы это были медийные личности, политики, крупные предприниматели – тогда ваш успех, несомненно, стал бы достоянием, не побоюсь сказать, миллионов граждан, вы бы прославили и себя, и нашу клинику и, наконец, меня, как вашего руководителя. И тогда честь вам и хвала. Это, несомненно, было бы оправданием вашего неучастия в научной работе. Но, в ваших случаях, это простые люди. Они вам даже коробки конфет не принесут.
Запомните: больные будут поступать к нам всегда, что бы ни происходило. Но чтобы добиться истинного успеха, надо писать много статей, делать доклады на конференциях и крупных симпозиумах, и тогда, поверьте, вы станете авторитетом. Вы все знаете отличного хирурга, абсолютного виртуоза, Виктора Михайловича Милорадского – он работает заведующим отделением в дружественной нам клинике. Но скажите, пожалуйста, кто еще знает, что он великолепный хирург? Мы, его коллеги, спасенные им пациенты, их родственники. Но в этой же клинике работает профессор Эльдаров. Как оператор Эльдаров просто никакой. Но к нему больные едут со всей страны и хотят, чтобы именно он их прооперировал. Он, конечно же, проводит операции, но ассистирует ему всегда кто? Правильно, Виктор Михайлович. И, как вы понимаете, операции проходят великолепно. Эльдаров даже в отпуск идет одновременно с Милорадским. Виктор Михайлович, видите ли, считает, что его работа в операционной гораздо важнее, как он говорит, никому не нужных статеек, переписок с западных исследований. А вот профессор Эльдаров, благодаря своей дальновидности и научному таланту, добился всеобщего признания в стране и стал известен за рубежом. К сожалению, время берет свое, и совсем скоро Милорадский станет менее активным, в силу возраста его проводят на пенсию и забудут. А вот профессор Эльдаров будет трудиться до тех пор, пока сам не захочет покинуть свой пост. И на его труды еще будут долго ссылаться и цитировать. Так что делайте выводы.
За срыв научного плана этот «врач» на две недели отстранил проштрафившихся коллег от операций, пообещав, что при повторе ситуации со ними расстанутся без всякого сожаления. По моему мнению, для таких врачей не существует морально-этических проблем при смерти пациента по их вине или по вине врачей, которыми они руководят. Они считают эти смерти закономерными, платой за дальнейшее развитие науки и прогресса. Одна потерянная жизнь во имя научных изысканий спасет много десятков других. Эта категория врачей, на мой взгляд, самая опасная. К сожалению, их становится все больше.
Я расскажу о своих преступлениях и о том, как с ними живу.
К сожалению, доминация подобных врачей становится все более очевидной.
Яркие, отлично срежиссированные презентации на телевидении, в социальных сетях, съезды и научные конференции породили новую генерацию шоуменов от медицины. Говоря правильные слова, демонстрируя свою эрудицию и тонкий юмор, они становятся крайне популярными в массах. А когда приходится сталкиваться с реальным больным и с реальной больничной жизнью, результат оказывается плачевным.
В то же время врачи с плохими знаниями так же опасны. А главные врачи и заведующие отделениями, когда они не соблюдают в должной мере санитарно-гигиенические нормы, не обрабатывают в полной мере реанимационные отделения и операционные, разве они не становятся причиной смерти многих больных от гнойно-септических осложнений, тем самым превращаясь в серийных убийц? А нехватка медикаментов в стационарах и поликлиниках, отсутствие препаратов для лечения онкологических больных, централизованная закупка некачественных дженериков, разрушение системы медицинского образования – не превращает ли все это руководство Министерства здравоохранения уже не в серийных убийц, а в участников геноцида? Как ощутить эту тонкую грань, чтобы повально не обвинить всех причастных к современной российской медицине в соучастии в преступлениях?
Ну а теперь мы подошли к самому страшному для меня.
Нет, я не считаю себя святым. Я расскажу тебе о своем комплексе вины и своих преступлениях. И как я с этим живу.
Ты помнишь, что моя карьера врача анестезиолога-реаниматолога начиналась в маленьком сибирском городке. Жили там в основном шахтеры. Вокруг города – глухая тайга, со множеством лагерей для заключенных и воинскими частями. Наша центральная городская больница обслуживала порядка ста пятидесяти тысяч жителей города и прилегающих к тайге поселений. Наше отделение реанимации-анестезиологии состояло из заведующего, четырех врачей и тридцати сестер-анестезисток и сестер реанимационных палат.
Мы обслуживали не только наш стационар, но еще и роддом, и детскую инфекционную больницу. И на все это пять врачей анестезиологов-реаниматологов. Одним из них был воспитанный и интеллигентный парень, Алексей, который все время мечтал перейти в рентгенологическую службу и только ждал момента, когда освободится ставка рентгенолога. По договоренности его тещи с нашим главным врачом, место ему было гарантировано, так как теща Алексея Семенчихина была директором самого большого продуктового магазина нашего городка, а по важности занимаемого ею поста в иерархии элиты города она стояла на одной ступеньке с первым секретарем горкома КПСС. Алексей же был неплохим парнем – он заканчивал интернатуру по анестезиологии-реанимации в Томском университете. В интернатуру проходили или те, кто на протяжении лет четырех-трех посещал СНО (студенческое научное общество) по анестезиологии, имел хороший средний балл, или по блату. Алексей наверняка был блатной, тем не менее знания он получил хорошие, да и мануальные навыки у него были в порядке. Поработав несколько лет в нашем городке практически без выходных, в окружении, мягко говоря, странных коллег, он понял, что повышенная зарплата анестезиолога-реаниматолога ни в коей мере не компенсирует адское напряжение и бесконечное число бессонных ночей. Рентгенология была самая крутая профессия, и попасть туда могли только избранные. Алексей, женившись удачно, по любви, попал в круг избранных. Мечта о рентгенологии стала осязаемой. Я же, закончив интернатуру, распределился в самый лучший и самый красивый город Хакасии и Горной Шории. По причине того, что я мечтал о многопрофильной работе анестезиолога-реаниматолога, я решил поехать со своей женой и детьми в этот славный город шахтерской славы и горнолыжного спорта.
Заведующий нашим отделением, Вячеслав Станиславович Лешковский, был невероятно эрудирован, талантлив – профессионал высочайшего уровня. Он обладал прекрасной памятью, энциклопедическими познаниями в патофизиологии, анатомии, биохимии, да практически во всех фундаментальных основах нашей специальности, прекрасной техникой всех анестезиологически-реанимационных манипуляций и операций. Ему тогда было уже за сорок. Ростом Вячеслав Станиславович был метр шестьдесят, невероятно худой, с орлиными чертами лица и светлой, вечно взъерошенной шевелюрой – он носился по стационару как заведенный и практически жил в отделении.