Борьба за жизнь полковника продолжалась. Серия операций на головном мозге по удалению металла и костных фрагментов, искусственная вентиляция легких в течение четырех месяцев, самые современные методы лечения – и вот мы практически на пороге окончания реанимационного периода. Степан пришел в сознание, стал нас узнавать и контактировать с нами, пока еще плохо, часто невпопад, но интеллект начинал восстанавливаться не по дням, а по часам. Менингоэнцефалит был излечен, явления сепсиса практически были купированы. Степан дышал самостоятельно через трахеостому, поэтому не мог говорить, но в полном объеме двигал левой ногой и рукой, начинал питаться уже не через зонд, а через рот. Но это уже, конечно, был не бравый полковник, а человек, перенесший жесточайшую болезнь, с парализованной правой половиной тела. Он часто беззвучно плакал. Но мы-то знали – если он проскочил долину смерти, то в будущем все могло прийти в норму. По крайней мере, хоть и парализованный, но это будет интеллектуально сохранившийся Степан, отец своих детей и муж жены-красавицы.
Когда думаешь, что умрешь, всего лишь инвалидность – подарок судьбы.
Скольких раненых в тяжелейшем состоянии за эти годы выходили, вынянчили их жены, матери. И не было случая, ни разу, чтобы кто-то воспринимал инвалидность после ранения как рок. Наоборот, выжившие бойцы с тяжелыми увечьями воспринимались родными как подарок Бога, как знак судьбы в благодарность за их любовь. Пускай инвалид, пускай израненный, пускай не совсем в своем рассудке, но живой. Живой.
Мы ждали очередного появления супруги с гордостью. Мы сделали это, мы спасли парня. И теперь наступало время терапии любовью и нежностью близких – жены и детей.
Она вошла в ординаторскую в сопровождении тех же, с кем прибыла в первый свой визит. Но что-то было не так. Какая-то черная аура сопровождала делегацию, отчуждение и досада, непонятное молчание в ответ на наши восторги. Мы прошли к Степе. Он сразу же оживился, пытался приподняться, протянул левую руку к супруге, и слезы покатились по его щекам. Наталья неожиданно отдернулась от него, словно обожглась, а затем она истерично взвизгнула и ринулась в ординаторскую. Мы в недоумении помчались за ней. Наталья же, подскочив к сопровождающему ее офицеру, истерично зашипела.
– Это все антоновские фантазии, это он все мне уши прожужжал – Степа нормальный, Степа выздоровеет. Где он нормальный?! – сорвалась она в крике. – Он же идиот! Он же полный инвалид! Нет, я не смогу взять его домой. Ему надо в дом инвалидов. Мы только вчера с детьми вернулись из санатория, и там младший увидел инвалида-афганца без ноги, так с ним случилась истерика. А что будет с детьми, когда я заберу его домой?
Ее трясло, она в злобе смотрела на врачей. Я подумал о том, что эта женщина, почти вдова Героя России с соответствующим пенсионом, почетом и уважением, превращается, благодаря этим врачам-недоумкам, в жену-терпимицу, несущую тяжкий крест в виде мужа, глубокого инвалида. А она еще такая молодая, такая красивая и вот…
После ее ухода Степан неожиданно вновь затемпературил и погрузился в глубочайшую печаль. Слезы ручьем катились по его щекам.
Паранойя
Ты знаешь, что в моей жизни очень часто происходило много необъяснимого рационально. Оглядываясь назад, я постоянно ощущаю дыхание кого-то за своей спиной. Кто это? Поверь, я не знаю. Может, это мой Ангел, может – мое второе «я», а может – это посланники Сатаны. Я не знаю. Но все же, я думаю, что это доброе начало – то, что меня охраняет, предупреждает и не дает упасть раньше времени. Поверь, это не паранойя, не бред и не шизофрения.
Утром, в шесть часов, когда я уже выехал из гаража, раздался звонок. Звонил профессор Крутов, знаменитый и всеми уважаемый профессор Крутов.
– Артем, доброе утро. Вы уже встали?
Да, профессор, я уже еду в госпиталь.
– Артем, когда вы будете на месте?
– Я думаю, минут через сорок.
– Если вы не возражаете, к вам сейчас подъедет Мария Николаевна Нестерова и расскажет вам о своих печалях. Я очень надеюсь, что вы сможете помочь ей в ее горе и принять нужное решение. После разговора с ней позвоните мне, пожалуйста. И если вы не возражаете, коллега, я дам ей номер вашего сотового телефона.
За лаконичным диалогом выстраивался абсолютно понятный контекст. К профессору обратилась очередная «крутизна» с большими финансовыми возможностями, и у этой «крутизны» наверняка большие проблемы со здоровьем. Нужна была качественная помощь с соответствующим материальным вознаграждением. Профессор, естественно, не мог разговаривать о земном, то есть о деньгах. Поэтому и раздавался его звонок одному из верных ему врачей. Попасть в круг доверенных врачей профессора Крутова было практически невозможно. Но за много лет сотрудничества мне это удалось. И сейчас я отвечал за анестезиологическо-реанимационную составляющую направления деятельности профессора.
Ровно в семь двадцать я был в своем кабинете. А в семь тридцать мне позвонила на сотовый Мария Николаевна и попросила аудиенции. В кабинет вошла яркая, с модельной внешностью, женщина. На вид ей было лет двадцать восемь. Сказать, что она была прекрасна, значит не сказать ничего. Это была женщина из другого мира. Мира достатка, счастья, мира небожителей. Высокая, под метр семьдесят пять, в идеально скроенном и идеально сидящем на ней сарафане, в стильных босоножках, подчеркивающих красоту ее ног, с модной стрижкой на пепельных волосах и с большими голубыми глазами. Я онемел.
– Артем?
– Да. А вы, как я понимаю, Мария Николаевна.
Она протянула мне руку, и я вдруг неожиданно нежно поцеловал ее кисть. Мир тихонько начинал переворачиваться. Все стало казаться каким-то убогим, неустроенным и неестественным.
– Слушаю вас, Мария Николаевна.
Машенька, так сразу же я стал называть про себя Марию Николаевну, начала свое грустное повествование. И тут я подумал, что она является воплощением набоковской Машеньки. И это воплощалось не только в ее внешнем виде, но и в том внутреннем, что наполняло ее. Ее аура была нежная и теплая. Аура феи, доброй нежной феи.
История была печальная и трагичная. Двоюродная сестра Машеньки отдыхала на своей даче, километрах в ста пятидесяти от Петербурга, и упала с велосипеда. Муж сразу же привез ее в первую попавшуюся сельскую больницу, а уже оттуда в одну из больниц Питера. Сейчас, на четвертые сутки после травмы, она лежала в реанимации, в крайне тяжелом состоянии. Сестру Машеньки звали Ольга. Сейчас в Питере рядом с Ольгой находились брат и муж. Генрих, родной брат Ольги, держал свой самолет во Внуково-3, и на этом самолете нас прямо сейчас могли доставить в Питер.
– Да, еще, – Машенька достала из пакета компьютерные томограммы черепа и головного мозга, – посмотрите, Артем, пожалуйста.
На компьютерных томограммах от вчерашнего дня ничего страшного не наблюдалось. Умеренно выраженный отек головного мозга, но при этом желудочки мозга были свободны. Зоны ушиба второй-третьей степени в базальных отделах височных костей. Банальная травма при падении с велосипеда. Настроение мое резко улучшилось, и я уже мысленно перекрестился. Успех, выздоровление Ольги, почет, слава, деньги и, конечно же, любовь Машеньки. Ура. Мы победили.
Дальнейший алгоритм действий был прост и понятен.
– Машенька… извините, Мария Николаевна, дайте, пожалуйста, номер телефона клиники, где лежит Ольга.
Но после разговора с заведующим реанимацией питерской клиники мне стало не по себе.
Ольга, не рожавшая женщина тридцати лет, была доставлена в реанимацию клиники в атоничной коме на искусственной вентиляции легких, при крайне нестабильных показателях артериального давления, с трудом поддерживаемого на фоне постоянного введения громадных доз кардиотоников, гормонов и сосудистых препаратов. Таковым состояние пациентки остается и на данный момент. По решению консилиума, местные врачи решили брать пациентку на операцию на головном мозге через пару часов. Но, мало того, у женщины обнаружилась беременность около шестнадцати недель. И это было открытием для родственников.
Нестабильное состояние, необходима операция на головном мозге, и беременность, о которой родственники не знали.
Это была засада. Абсолютно ничего непонятно. Падение с велосипеда – и при этом не столь значимые повреждения головного мозга и черепа. Откуда атоничная кома? Какая на фиг операция? Они там что, с ума сошли?
– Мария Николаевна, давайте все сначала. Расскажите, как произошла травма, кто видел падение Ольги и как развивались события до момента госпитализации в питерскую клинику. И еще, почему Ольгу не госпитализировали, при ваших возможностях, ни в Поленовский институт нейрохирургии, ни в клинику нейрохирургии Военно-медицинской академии?
– Хорошо, все по порядку. Ольга выехала на прогулку на велосипедах со своим мужем. На велосипеде мужа якобы соскочила цепь, и, пока он занимался ремонтом, Оля покатила дальше. Он обнаружил ее в километре от того места, где порвалась цепь. Она лежала перед мостом в кювете без сознания рядом со своим велосипедом. Со слов мужа, он вытащил Ольгу на обочину. И тут неожиданно появилась машина, в которой сидел фельдшер.
– Какой фельдшер? – изумленно спросил я.
– Фельдшер сидел за рулем машины. Просто фельдшер. У него оказалась сумка с медикаментами, и он оказал Ольге первую помощь. Они погрузили Олю в машину и отвезли в ближайшую сельскую больницу. Тут же приехала и Ольгина начальница, Элла. Они вместе работали в представительстве одной крупной иностранной инженерной компании, и в тот день она приехала отдохнуть к нам на дачу.
– Хорошо, а сколько по времени Ольгу везли до сельской больницы и в каком состоянии она была?
– Артем, я сейчас соединю вас с мужем Ольги, и он вам все подробно расскажет.
Судя по интонациям, муж Ольги был сильно подавлен. И мне казалось, что на том конце сотовой связи разговаривал раздавленный горем маленький старичок.