– Вопросов больше нет, ваша честь. – Дэвид покачал головой от изумления и улыбнулся, благодарный за то, что соскользнул с крючка. В широкой улыбке Хатнера было что-то такое, что окончательно развеяло все опасения Дэвида в отношении этого человека.
Плечо к плечу они вышли в коридор корпуса Юг-4 и зашагали в направлении палаты 412.
Глава IV
Единственным источником освещения в палате 412 служила – образная лечебная лампа, направленная чуть выше обнаженных ягодиц Шарлотты Томас. Широким шагом Хатнер в сопровождении Дэвида приблизился к кровати и отодвинул в сторону лампу. На миг он оцепенел, потом немного отошел от столбняка. Пораженный и немного заинтригованный Дэвид подавил улыбку, заметив такую странную реакцию именитого коллеги, но тут же понял причину его поведения. Пролежень, который Хатнер описал как "страшный", оказался воистину ужасным и представлял собой зияющую дырку шириной дюймов шесть. Стенками служили сырые мускулы, покрытые белой припаркой. Крестцовая кость размером с крупную монету торчала из центра отверстия.
Хатнер передернул плечами, как бы говоря: "В нашей работе встречается всякое, верно?"
Дэвид хотел было что-то ответить, но в конце концов только тряхнул головой. Ему приходилось видеть пролежни и раны неисчислимое количество раз в самых различных обстоятельствах, но такое...
– Это доктор Хатнер, Шарлотта, – проговорил хирург, отключая лампу и включая светильник с мягким искусственным светом, который висел над ее головой. Он прикрыл простыней ее поясницу и перешел на другую сторону кровати. Дэвид последовал за ним следом, глядя на мешки для внутривенного вливания и ремни, удерживающие ее в одном положении, мочеточниковый катетер, змеившийся из-под простыни, аспирационные и кислородные трубки. Он знал об их назначении и спокойно воспринимал их присутствие, ни о чем особенно не задумываясь. Для него они были такими же подручными средствами, как гигантские тарелки-светильники и разнообразный стальной инструмент в операционной.
В первые мгновения одно особенно его поразило в миссис Томас – пустота лица, некая статическая бездушная аура вокруг ее влажных глаз, которые сквозь мягкий свет внимательно наблюдали за ним. Да ее дыхание – ритмические всхлипывания – было лишено наполненности.
Дэвид подумал, что Шарлотта Томас одной ногой уже стоит в могиле, потеряв веру в жизнь, потеряв тот запас энергии, который необходим для того, чтобы преодолеть болезнь, угрожающую ее жизни. Та искра, которая часто является единственным различием между медицинским чудом и статистикой смертности, потухла.
Интересно, спросил себя Дэвид, видит ли Хатнер то же, что и он, ощущает ли ту же пустоту. Как бы отвечая на его мысленный вопрос, высокий хирург склонился на колени, приподнял голову Шарлотты и повернул так, чтобы она могла смотреть ему прямо в лицо. С минуту они оставались в таком положении... доктор и пациент, застывшие, словно изваяния. Дэвид, стоявший поодаль, почувствовал, как к горлу опять подкатывает комок. Нежность Хатнера была столь искренна, сколь и удивительна. Еще одна грань, сверкнувшая с такой странной калейдоскопической быстротой в этом человеке.
– Чувствуем себя сегодня не самым лучшим образом, а? – наконец спросил Хатнер.
Шарлотта скривила губы в безуспешной попытке улыбнуться и покачала головой. Хатнер убрал прядь ее волос со лба иосторожно провел рукой по щеке.
– Сегодня у нас за много дней температура почти нормальная. Я думаю, что мы справимся с этой вашей инфекцией в груди, – продолжал он, тщательно перемежая ободряющие новости с вопросами, на которые следовали неутешительные ответы. – Спина все также сильно болит? – Снова покачивание головы. – Если дела пойдут так, как я предполагал, то мы сможем через пару дней вынуть эту трубку из носа. Я понимаю, как она вас раздражает. Ну а уж если я повернул вас, дайте-ка я вас послушаю, а потом мы повернемся на спину, чтобы узнать, нет ли в вашем животе новых шумов.
Он быстро осмотрел ее, затем взглянув на уровень жидкостей во внутренних мешках и в цилиндре катетерного дренажа, мягко и настойчиво произнес: – Вы должны преодолеть это, Шарлотта. Поверьте мне.
На этот раз Шарлотте удалось изобразить скорбную улыбку, которая сопровождала ее отрицательный ответ.
– Пожалуйста, будьте терпеливы, верьте и продержитесь еще немного, – умоляющим голосом произнес Хатнер. – Поверьте, я знаю, какую боль вы испытываете. Во многих отношениях для меня она так же ужасна, как и для вас. Но мне также известно, что мало помалу худшее остается позади. Пройдет совсем немного времени, и вы будете красить губы, готовясь к встрече с вашими чудесными внуками, о которых вы мне столько рассказывали. – Он замолчал. В наступившей тишине Дэвид впился взглядом в лицо мужчины. Его брови сошлись вместе, а подбородок резко выступил вперед. Казалось, одним усилием воли он старался передать ей энергию своих слов и надежды. Женщина никак не реагировала. – О Боже, совсем забыл, – пробормотал Хатнер. – Шарлотта, я приготовил вам сюрприз. Нетрудно догадаться, насколько за последнее время вам надоела моя ухмыляющаяся физиономия. Так вот, вы избавляетесь от нее. Я на несколько дней отправляюсь в Кейп-Код на конференцию. Этот молодой симпатичный доктор подменит меня. Он много лет проработал главным стажером в Белом мемориале. А мне даже не удалось попасть к ним в интернатуру. Его зовут Дэвид Шелтон. – Хатнер жестом руки показал, чтобы Дэвид приблизился к изголовью кровати.
Дэвид, заняв место Хатнера, положил руки на простыню и опустил на них подбородок совсем близко от головы Шарлотты. Прошла почти вечность, прежде, чем она осмысленно взглянула на него.
– Я Дэвид, миссис Томас. Здравствуйте, – сказал он, и тут же поймал себя на том, что она уже несколько раз ответила на его неуместное приветствие. – Что вам нужно в данный момент? Что я могу для вас сделать? – Он подождал, пока не убедился в том, что она не хочет говорить, и собрался было встать с колен, как вдруг Шарлотта Томас вытянула высохшую посиневшую руку и с удивительной силой схватила его.
– Доктор Шелтон, пожалуйста, выслушайте меня, – попросила она хриплым, срывающимся и, вместе с тем, достаточно сильным голосом. – Доктор Хатнер замечательный мужчина и замечательный врач. Он так хочет мне помочь. Но я больше не хочу, чтобы мне помогали. У меня одна просьба – выньте из меня эти трубки и дайте спокойно уснуть. Прошу вас. Они меня так мучают. Это настоящий кошмар. Убедите его.
Ее глаза на миг вспыхнули и закрылись. Глубоко вздохнув, она тяжело откинула голову на подушку. Дыхание замедлилось. Дэвиду почудилось, что оно совсем прекратилось, но через минуту раздался размеренный тихий храп.
Дэвида хватило только на то, чтобы прошептать.
– Все будет хорошо, миссис Томас. – Затем Хатнер подхватил его под руку и вывел из палаты.
Выйдя в коридор, они уставились друг на друга. Хатнер первым нарушил молчание.
– Тяжелый выдался сегодня вечер, что скажешь? – спросил он, печально улыбаясь.
– Да, – протянул Дэвид, водя ногой по полу. Ему хотелось излить душу, но мешал проклятый страх предстать перед этим человеком малодушным.
– Дэвид, – сказал Хатнер, вглядываясь ему в лицо, – никогда не забывай, что многие пациенты с серьезными болезнями выражают желание умереть, находясь на самом краю. Я повидал всякое и встречал больных похлеще Шарлотты Томас. Эта женщина должна выкарабкаться. В случае чего прибегай к инвазии или правилу девяносто девять. Понял?
– Да, сэр... то есть, да, Уолли, – механически поправился Дэвид, припоминая, когда в последний раз видел шестидесятилетнего пациента, выздоравливающего после такой же тяжелой болезни, как та, которая обрушилась на Шарлотту Томас.
– Значит, договорились, – радостно улыбнулся Хатнер, довольный тем, что его правильно поняли. – Пойдем вместе, назначим курс лечения этой женщине, и считай, что наш рабочий день окончен.
Проходя мимо поста медсестер, Дэвид загадал, что купит гитару и станет ходить на шестимесячные курсы, если за его дежурство не случится ничего сверхкритического.
Не успели они сделать и двух шагов, как солидный мужчина, облаченный в водолазку и твидовый спортивный пиджак, вышел из комнаты для посетителей, расположенной в дальнем конце коридора, и направился прямо к ним. Он был в тридцати шагах, когда Дэвид пришел к убеждению, что проиграл очередное пари в соревновании с собой. Ярость этого торопливо шагающего человека выражалась в пунцовых щеках, крепко сжатых, побелевших губах, и в энергичном размахивании руками со стиснутыми кулаками.
Дэвид взглянул на Хатнера, лицо которого не выражало никаких эмоций.
– Профессор Томас? – шепотом спросил он.
Хатнер чуть кивнул и двинулся дальше. Дэвид замедлил шаги, наблюдая, как в середине коридора, словно на рыцарском турнире, сходятся два бойца. Трибунами в данном случае служит пост медсестер, где несколько сестер, санитарка и секретарша отделения в немом восхищении следили за разворачивающимся противостоянием научных светил.
– Доктор Хатнер, что, черт возьми, здесь происходит? – заорал Томас. – Вы же сказали мне, что не будет больше никаких трубок! Я прихожу и вижу – из носа моей жены торчит красный резиновый шланг, соединенный с какой-то проклятой машиной!
– Профессор Томас, профессор Томас, – не повышая голоса проговорил Хатнер, – минуточку спокойствия. Прошлой ночью я пытался дозвониться до вас, чтобы ввести в курс дела, но никто не отвечал. Давайте пройдем в комнату для посетителей, и я подробно все объясню.
Однако Томаса было не так-то легко успокоить.
– Нет, мы все выясним на глазах у этих людей, которые будут моими свидетелями. – Он ткнул пальцем в сторону галереи. – Я обратился к вам по поводу Шарлотты, поскольку наш домашний доктор заверил меня, что вы лучший из врачей. Для меня лучший это не только лучший в операционной, но также лучший в уходе за моей женой... человеческим существом, а не бесчувственным куском... мертвечины!