Коридорный ворон уже визжал, пытаясь уйти от каррикса. Четыре мягких лотарка заступили ему дорогу. Будь у Дафида тот черный квадратик, он сумел бы понять, отчего взволнован коридорный ворон. Или узнать, как он называется. Спросить, что ему известно и что он думает о карриксах и их общей тюрьме. Каррикс поднял массивные передние конечности. Боевые руки. Присмотревшись, Дафид почти уже не сомневался, что белые полосы на них – это шрамы. Коридорный ворон припал к земле, визжа, как замученный ребенок, а каррикс мгновение спустя снова опустил передние лапы. Несколько черных созданий – вроде крабов размером с крупную собаку – шмыгнули мимо, стуча ножками: звук был таким, словно на камень высыпали рис. В воздух поднималась дюжина тикающих шаров, сближаясь с колебавшимися и кружившимися темными волокнами.
Все это выглядело странно, но в то же время красиво. За всем этим скрывался настоящий ужас. Дафид ежеминутно ощущал страх и напряжение мышц – стоило только обратить на это внимание. Но порой он проникался восхищением. Тикающие шары сошлись с темными волокнами и принялись обматываться черными нитями. Дафид пожалел, что никто не видит этого вместе с ним. Не гадает вместе с ним, что это значит. Не вспомнит потом вместе с ним. Все это принадлежало ему одному. То, чем он не может ни с кем поделиться.
Коридорный ворон, все так же распростертый на полу, завизжал еще громче и забил конечностями. Как малый ребенок в истерике. Почти такие же движения.
– Ты хоть можешь поговорить со своим библиотекарем, – сказал Дафид. – Тут ты меня обогнал.
«У них есть странные пробелы в восприятии», – прозвучал в памяти голос Кампара, и библиотекарь откликнулся: «Вам всем открыт доступ в эти переходы. И во весь комплекс». Это было почти как при синестезии. Дафид увидел, как две мысли сходятся, словно кусочки пазла. Чтобы сложиться во что-то новое.
Он поднялся на ноги, не дав себе времени подыскать отговорку. Коридорный ворон выходил из себя. Обступившие его мягкие лотарки переглядывались, как собаки, решающие, добить поваленную добычу или оставить в живых. Библиотекарь со шрамами отступил на пару шагов, давая происходящему разыгрываться без его участия. Дафид направился к нему.
– Простите, – сказал он. – Прошу прощения. Я здесь новичок.
Светлый каррикс шевельнулся. Его кормящие руки были толщиной с человеческие и длиннее их. Пальцы – как паучьи лапки; больших, отделенных от других, нет. Крупные плоские глаза остановились на Дафиде, но ответа не последовало.
– Библиотекарь моей доли сказал, что мне открыт доступ в комплекс, мои помещения и переходы между ними. Позволено ли мне ходить куда-нибудь еще?
Каррикс зашевелил пальцами, засвистел, забулькал. Из черного квадратика на шее зазвучал памятный по Анджиину голос. Бесстрастный голос победителя.
– Доступ в одно место не относится к другим местам.
– Благодарю. Значит, есть места, куда мне позволено ходить?
– Есть места, куда ты допущен, в другие – нет.
У Дафида потеплело в груди.
– Мы допустили ошибку. Мне нужна помощь в поисках библиотекаря моей доли.
Каррикс не ответил. То есть ответил, но не ему. Он испустил ряд резких щелчков. Распластанный коридорный ворон ответил тем же. Когда каррикс отвернулся и отошел, мягкие лотарки последовали за ним. Дафид, поколебавшись, пошел в том же направлении.
Каррикс и его охрана, или ординарцы, или солдаты быстро двинулись к дальнему концу собора и через широкую арку вошли в уходивший вниз коридор. Воздух здесь казался гуще и пах дымом от химического огня. Дафид закашлялся, но каррикс не оглянулся. «Если что, – подумалось Дафиду, – наши даже трупа моего не найдут». Он не знал, что тут смешного, но усмехнулся.
Коридор шел вниз. Новые арки, за которыми виднелись новые залы-соборы. И кое-что еще. Подобие паутины с тонкими до невидимости нитями, но достаточно густое, чтобы заслонять дальнюю стену. Пруд величиной с маленькое озерцо, вода рябит, будто под поверхностью что-то движется. Дафид гадал, нет ли за этими арками других анджиинских пленников, которые ломают головы в лабораториях и мастерских, проходя все то же, единственное испытание: «Полезны ли мы?»
И в эту сторону, и в противоположную двигались и другие инопланетяне. Рак-хунды, мягкие лотарки и те, кого Дафид еще не встречал. Большинство были без черных квадратиков.
Прошло, наверное, около часа. Каррикс свернул из коридора в широкие низкие воротца, открытые перед ним мягкими лотарками. Дафид шел следом за ним по лабиринту из низких переходов с наклоненными внутрь стенами – как на перевернутом корабле. Слышался шум, который его сознание воспринимало как журчание воды на камнях. Только это была не вода. Это были голоса карриксов. Около дюжины карриксов говорили одновременно.
Один из мягких лотарков преградил ему путь, а каррикс со шрамами двинулся дальше. По левую руку от Дафида была арка, за ней шла наклоненная вниз эстакада. Дафид указал на нее.
– Туда?
Тюремщик, не ответив, развернулся и ушел. Дафид сжал и разжал кулаки, заставляя себя расслабиться, и медленно побрел по эстакаде, напрягая все чувства, чтобы с их помощью проникнуть за изгиб стены, заслонявший ему обзор.
Эстакада закончилась комнатушкой, тесной, как его первая квартирка. Посреди нее растопырился большеглазый каррикс, переставлявший тонкими передними лапами невесомые светящиеся кубы. Его большие черные глаза остановились на Дафиде.
– Я, гм… – Дафид прокашлялся и попробовал начать заново. – Я – Дафид Алькор. Из научной группы. Вы велели нам сделать из одних существ пищу для других.
– Мне это известно, – прожурчал библиотекарь.
– Еще вы сказали, что надо сообщить вам, если для нашей работы потребуется что-нибудь еще.
– Где тебя носило? – набросился Тоннер на Дафида, вошедшего в широкую переднюю дверь. Небо за окном потемнело, как перед грозой. По стеклу барабанил дождь, оранжевые пирамиды колебались и вздрагивали в его струях. Илси с Кампаром сидели за столом, в их взглядах читались тревога и облегчение, что польстило Дафиду. Джессин и Иринна, надо полагать, были в лаборатории.
Он отсутствовал больше восьми часов. Проголодался. Вымотался. Парил в облаках. Иссяк.
Поставив на стол металлический ящичек, он закрыл за собой дверь.
– Что это? – спросила Илси.
Он со звоном откинул крышку и вытащил толстые листы – не бумаги, но чего-то очень похожего на нее. И два сосуда с густыми, черными, маслянистыми чернилами, и горсть металлических стилусов.
– Я раздобыл то, чем можно писать, – сказал он.
Джессин провела лезвием по оболочке ягоды. Когда она отвела кожуру, обнажая зернистую сердцевину, проступила розовая пахучая кровь. Она свежевала уже двадцать четвертую ягоду за утро. Остальные лежали в измельчителе, помеченные ярлычками из Дафидовой псевдобумаги. Ждали, когда выяснится, какая из аминокислот, внедренных в сочную массу среды, быстрее убивает ферму.
– Нет-нет-нет, – бормотала у входа в нишу Иринна. – Спасибо, не надо. Нам ничего не нужно.
Пернатые обезьянки принесли в нишу и выложили на пол маленький серый ящичек. Когда Иринна вышвырнула его из рабочего пространства в коридор, они завизжали и зачирикали. Один зверек растопырил лапы, будто собирался обнять Иринну, но затем развернулся и ускакал вслед за ящичком; остальные выбежали следом за ним.
– По-моему, они на тебя обиделись, – сказала Джессин. – Может, ты отвергла предложение руки и сердца?
– Они милашки, но связь с посторонним видом грозит осложнениями, – ответила Иринна. – Как у тебя дела?
– Хорошо, – сказала Джессин.
Ее всегдашний ответ.
По правде сказать, ей стало трудно вставать с кровати. Трудно есть. Трудно не теряться в фантазиях, где во всей вселенной ближе всего к отдыху было небытие.
Она завидовала остальным, полным энергии. Охранники карриксов не отвечали на вопросы о других анджиинцах, а инопланетяне вообще не говорили ничего без квадратиков-переводчиков, поэтому Синния с Илси взяли за обыкновение гулять вдвоем, составляя схему здешнего лабиринта и высматривая – пока что безуспешно – других людей. Рикар пару раз в одиночку отправлялся в более долгие экспедиции, но почти не рассказывал о них. Кроме того, он воспользовался перьями и бумагой, чтобы расчертить для себя и Синнии игровое поле, и оба коротали время изгнания за игрой. Джессин была бы рада поиграть, или погулять, или хотя бы получить толику их энергии.
Каждый день давался ей тяжело. Все было тяжело.
У нее осталась одна таблетка – ее следовало принять почти две недели назад. Она достаточно разбиралась в действии лекарства, чтобы понимать: при теперешнем его содержании в крови одна таблетка ничего не изменит. Но какая-то упрямая, неразумная часть ее мозга уверяла, что, пока таблетка остается, пока она не истрачена, еще есть надежда. Эту составляющую ее болезни Джеллит называл «злой магией» – когда он еще был рядом и мог как-то называть ее.
Джессин помотала головой, словно хотела вытряхнуть оттуда последнюю мысль. Думать о Джеллите – все равно что нажимать пальцем на бритвенное лезвие. Перестараешься, и не успеешь оглянуться, как потечет кровь.
Она отщипнула еще одну ягодку, и вскрыла ее, намереваясь добраться до того, что та пыталась сохранить в себе, и задумалась над выражением «физическое лицемерие».
– Готова принять образцы? – спросила Иринна.
– Почти. Образцы готовы?
– Почти.
– Мы с тобой профи.
Иринна захихикала:
– Считай, нам повезло, если эти щенята хорошо сопротивляются токсинам.
– Нам еще предстоит выяснить, чем питается та псевдочерепаха. Какой прок от фермы, пока мы не знаем, что на ней выращивать?
– Да уж, – вздохнула Иринна. – Столько дел. Легкие делаются скоро, а трудные занимают все время. Но послушай: может, мы между делом попробуем сварганить какие-нибудь сливки для кофе? Чтобы Кампар не… Джессин? Ты в порядке?
– Что? Да, все хорошо.
Неправда. Ее трясло.