Здесь нет никакой истории, кроме истории карриксов. Нет у меня. Нет у вас. Нет ни у кого из тех, кто бормочет снаружи, даже у тех, кто думает, что у них она есть. Иметь свое прошлое при карриксах – все равно что иметь тень в темноте. Это может быть приятно или неприятно, но какая разница, если это невозможно?
Моя родная планета? Не понимаю вопроса. У меня нет планеты. Нет родины. Нет своего мира. Где бы меня ни сорвали, я сорван. Сорван. У меня есть задача, я ее исполняю. Остальное приносит боль.
Имя? У меня было имя. Я его не знаю. Пора тебе перестать. Я не хочу больше говорить с тобой.
Немного выше колена и вдвое шире. Форма панциря заставляет думать о том, что он эволюционировал в жидкой среде. Так, будто приспособлен к движению в среде плотнее воздуха. Три набора ног – короткие, толстые и гибкие как щупальца, хотя сочленения явственно различаются. Есть клочки ткани и ярко окрашенные камни, которые носятся в качестве одежды или украшения.
Если я буду говорить с вами, меня убьют.
Неподвижный голубой проблеск, точно пламя, не дающее тепла. Внутри этого свечения различаются формы, порождающие его и похожие по форме на рой хрустальной мошкары. Их трудно увидеть. На них трудно смотреть. Переводя их, голосовая коробка издает не звуки, а вспышки.
Мы есть карриксы. Между ними и нами нет различий.
Да-да-да, я знаю, тела. Они несущественны. Но все в природе имеет пористую структуру. Когда-то был Несущий, но его детей больше нет. Его арфа разбита. Пение камней умолкло. В этом нет печали, только радость. Все это не было карриксами, а мы есть они. К чему нам чествовать врага того, что есть мы?
Да, мы пели ради низкого. Мы ничему не служили, кроме себя. Теперь мы – часть величия. Мы поем песню войны и посредством пения распространяем то, что мы есть.
Да, я знаю, но мы и есть карриксы. Благородство карриксов – наше благородство. Сила карриксов – наша сила. Этот путь прекрасен. Подчинение славному есть слава, и мы прославлены.
– Мне надо присесть, – сказала Илси, пепельно-бледная. Дафид провел ее к стене большого зала. Воздух полнился голосами и звуками сотен миров, и все это до странности напоминало железнодорожный вокзал. Точно весь этот гомон, из каких бы невиданных и разнообразных источников он ни исходил, в некотором смысле был одним звуком.
Она опустилась на пол, уперлась локтями в колени. Дафид сел рядом. Помедлив, он опустил ладонь ей на бедро, чтобы утешить, хотя не совсем понимал, отчего ей понадобилось утешение.
– Что, перебор?
– Слишком много, – сказала она. – Полдня. Полдня, а сколько всего мы узнали. Все, что я раньше видела, что узнавала… Раньше мы много чего узнали о карриксах. А теперь оказывается – едва пригубили.
Она кивнула на тех, кто проходил мимо. Дафид заметил мягко ковылявшего филарха Астрдейма – будто узнал друга. Жуть не исчезла, но ослабла, ибо теперь он кое-что понимал.
– Мы могли бы найти подсказки в том, что узнали об их планетах, – продолжила она. – И в том, что они делают для карриксов. Как карриксы собирали их, одомашнивали, использовали. Мы могли бы узнать много, очень много.
– Узнаем, дай срок, – ответил Дафид, но, кажется, не сумел подбодрить ее. – Только вот кому мы расскажем?
Ее взгляд переместился, темные глаза уставились на него, словно в первый раз. Пепельная бледность сошла с лица, сменившись чем-то вроде румянца. Она открыла рот, словно хотела заговорить, но тут же закрыла его и покачала головой.
– Что-то случилось? – спросил Дафид. – В смысле, ты выглядишь… не знаю.
– Будто что-то случилось? – спросила она дразнящим голосом нежной, насмешливой скрипки.
– Ну да…
Взгляд ее смягчился, на губах появилась слабая горестная улыбка.
– Хотела бы я все тебе высказать. Даже самое тяжелое.
– Я для того здесь и есть. Только это мне и надо.
Улыбка стала шире и сложнее – и еще более дразнящей.
– Не только.
– Не только. Но и это тоже.
Прошло что-то большое, заслонив лившийся сверху свет. Тень упала и исчезла. Илси снова обхватила его ладонь.
– Я не принесу тебе ничего хорошего, – сказала она. – Я не сделаю тебя счастливым.
– Уже сделала. Слушай, я понимаю, у нас мало свободы. Большая часть нашей жизни неподвластна нам. Но сколько свободы есть? Сколько мы можем добыть? Вот чего я хочу. Разумно?
– Не совсем. – она покачала головой. – Хотела сказать, мы не совсем уж бессильны. Всего лишь… большей частью.
– Глубокая и тонкая разница.
Он вырвал у нее улыбку. Победа!
– Я не то, что ты думаешь, Дафид.
– Я рад буду тебя узнать. Узнавать снова, и снова, и снова.
Она засмеялась:
– О, ты сам не знаешь, что говоришь.
– Я влюблен. С влюбленными всегда так.
Ее пальцы тепло коснулись его щеки, но улыбка снова стала горестной. Она отвлеклась на кого-то в толпе, и настроение этой минуты пропало. Илси подалась вперед и указала подбородком куда-то вправо.
– Это не… наш библиотекарь?
Сквозь толпу в окружении рак-хундов двигался каррикс. Инопланетяне дюжины видов разбегались, шарахались с его дороги. Дафид узнал его – по походке, по цвету, так же уверенно, как узнают по лицу человека. Библиотекарь людской доли.
Вместо ответа он поднялся на ноги. Илси тоже встала и пошла за ним вдоль соборной стены с полудюжиной ниш. Библиотекарь тяжело передвигал массивные передние конечности, брюшная часть спешила следом. Неизвестно почему Дафид решил, что ученый каррикс чем-то доволен. Через несколько минут тот свернул к одному из участков стены.
К знакомому участку.
Около устья ниши пьющих ночью его ждал другой каррикс, крупнее всех, виденных Дафидом. На его голове недоставало широкого клина, будто в детстве кто-то вырвал ему клок мяса. Пьющие ночью – маленькие, пернато-мохнатые, янтарноглазые – выскакивали из дыр в складчатой губке, как сумасшедшие кидались в толпу и снова скрывались в стене. Дафид взял квадрат-переводчик и нацелил его в ту сторону, где раздавалась какофония визгов. Аппаратик молчал. При виде библиотекаря тот, что имел отметину на голове, пригнулся, растопырив темные мощные конечности и припав к полу. Странно было видеть каррикса, выказывающего покорность. Все равно что увидеть голым и беззащитным собственного отца. Пьющие ночью заспешили к униженному карриксу и затеребили воздух, словно могли усилием воли заставить его подняться и распрямиться.
– Наверняка ничего хорошего, – шепнула Илси. Дафид покачал головой, не понимая, что хочет сказать: «Наверняка так» или «Не знаю». Он вроде бы уловил басовитое чириканье и трели речи карриксов, хотя среди такого шума это могло ему почудиться, а переводчик и не думал переводить. Другие инопланетяне останавливались, чтобы посмотреть. Постепенно собиралась толпа, образуя круг, вроде того, что всегда возникал вокруг драчунов на школьном дворе. Дафид взял Илси за руку и провел ее мимо теснившихся тел. Свод над ними отзывался эхом нечеловеческих голосов. Что бы это ни значило, он должен был увидеть.
Каррикс с отметиной растопырил ноги: четыре – брюшные, две толстые и темные – от грудного отдела. Растопырил даже пару светлых кормящих конечностей. Восемь ножек врастопырку. Библиотекарь человеческой половины, шаркая, обогнул его и одной из тонких лап, как бичом, хлестнул коллегу сзади. Пьющие ночью завизжали и завыли, но каррикс с отметиной уже подтянул ноги под себя. Одна, сломанная, повисла, однако другие еще держали его.
Что бы ни значил этот ритуал, он закончился. Два библиотекаря встали лицом к лицу, и подобравшийся вплотную Дафид уже не сомневался, что слышит их рокочущий птичий щебет. Держались они не так, как победитель и жертва, – скорее как два работника, беседующие за чашкой кофе. Затем людской библиотекарь обернулся к рак-хундам, бледным солдатам, и те хлынули к нему.
Их ноги-ножи ударили в губчатую стену, разрывая ее на части. Наружу вырвалась группа пьющих ночью с металлическими палками наподобие тупых копий и ринулась на слуг карриксов. При ударе наконечники палок хлопали, будто стреляли, и на боках рак-хундов выступала светлая кровь. Никто больше не доил воздух. Не думал сдаваться. Бились на жизнь или смерть.
Жизни им не выпало. Короткий взмах костяной ноги рак-хунда свалил первого. Падая, некоторые вскрикивали. Другие просто сворачивались в клубок. Двое рак-хундов отвлеклись от стены, уделив все внимание уничтожению выскакивавших из нее животных. Рядом с местом бойни дружески болтали карриксы. Зеваки толкались, стараясь занять лучшие места, но, видно, понимали, что Дафид и Илси как-то связаны с этим страшным зрелищем.
На то, чтобы перебить всех пьющих ночью и уничтожить их жилище, ушел час. Остались груда обрывков коры, чернильная кровь и на диво красивые янтарные яйца – таких Дафид еще не видел. Под конец несколько маленьких инопланетян, отчаявшись отстоять свой дом, побежали, хватая на бегу яйца. Их повалили наземь.
Казалось, все дружно решили, что представлению конец, и стали расходиться. Рак-хунды еще вытаскивали из обнажившейся ниши обломки чего-то черного, но большинство тюремщиков уже наводили порядок. Груда тел маленьких соперников человечества доходила Дафиду почти до пояса. Одни мертвецы. Мелькнула мысль о мести за Иринну, потом подступила рвота, но Дафид сдержался. Ему хотелось бежать, но он почему-то не мог двинуться с места. Илси с застывшим лицом стояла рядом.
– Это из-за нас? – спросил он, слыша свой голос точно издалека.
– Что из-за нас?
– Когда мы вынудили их сдаться, это означало… вот это? – сказал он.
Илси вздохнула.
– Что есть, есть.
Она процитировала излюбленную поговорку карриксов, и Дафида наконец стошнило.
Джеллит изменился. Похудел, покрылся сединой, будто после падения Анджиина минули десятки лет, – но не только это. Она невольно гадала, какие перемены он заметил в ней.
В тот день он отвел ее в жилище их группы, угостил солоноватой пастой, которую карриксы оставили им для пропитания, и напоил простой водой из крана. А вот разговор шел туго. Брат будто стеснялся чего-то. Или что-то скрывал.