Два члена группы известны по вводным данным. Тоннер Фрейс, лидер и ключевая фигура. В этот критический момент – самый влиятельный в мире ученый. Илси Янин, вторая по положению. Рой меняет свое восприятие феноменов, открывает в коже Эмир Кинред новые каналы, чтобы впитывать почти неуловимые запахи человека. Запах страха. Гнева. Тревоги. Вожделения. Грусти. Крошечные тела посылают множество химических сигналов. Эмир знает, что́ это за чувства, ее память полна ими и вызывающими их причинами. Следовательно, это знает и рой, и матрицы данных, в которые заложено его понимание социальной динамики целевой группы, обогащаются этим знанием. Чувство, которое рой испытывает при увеличении потока сведений, Эмир определила бы как удовлетворение.
Двое, приблизившиеся к группе, пахнут очень похоже; одно существо женского пола, другое – мужского. Рой устанавливает генетическое родство между ними. «Брат и сестра», – думает Эмир, и рой дополняет свою базу данных этой информацией.
Рой переключается на слуховое восприятие. Кожа Эмир Кинред натягивается, как барабанная перепонка, под мириадами выступающих металлических волосков, превративших девушку в одно большое ухо, и теперь голос мужской половины пары воспринимается как крик: «Внесолнечная активность, никто раньше такого не наблюдал, – произносит он. – Согласно некоторым данным – сверхсветовая». Рой не способен испытывать страх, но ощущает нарастающее давление. Он сознает, что времени осталось очень мало. Брат уходит. Он не состоит в этой группе. Рой сбрасывает его со счетов, переключает внимание на другое, отыскивая новую кожу, необходимую для продолжения миссии.
Они говорят, а рой слушает, испытывая при этом разнообразные, удивительные чувства. Он выявляет неизвестные им самим закономерности в их сердцебиении. Он составляет схемы их взаимоотношений, как вода, отыскивающая пустоты, чтобы просочиться сквозь камень. Он понимает, что может быть ему полезно, а что – нет. То, что бесполезно, будет отвергнуто. Забыто. Уничтожено.
Эмир Кинред улавливает намерения роя. Она знает, что ее срок существования как носительницы истекает. С момента вторжения роя в ее тело и мысли она изнемогает от ненависти, но понимает, что, уходя, рой не оставит ее в живых. Мысль о неизбежной смерти похожа на океан печали.
Эта печаль сейчас бесполезна для роя, поэтому он фиксирует ее в памяти и в дальнейшем игнорирует. «А мы уверены, что запуск новых программ – плохая идея?» — произносит оставшаяся половина родственной пары, и рой наблюдает, рой ждет.
Он не может позволить себе ждать долго.
– Группа, развеянная по ветру, – не слишком похоже на победу, – с тихой горечью сказал Ньол.
Джессин пожала плечами, почти незаметно, но не отвела глаз. Тоннер встал. Дафид поежился бы под его взглядом, а Джессин выдержала.
– Если тебе нужна собственная лаборатория, ты наверняка получишь ее, – сказал Тоннер, – но своей я не уступлю.
– Чертовски верно, – заявил Кампар. – Лично я намерен соблазниться посулами богатства и власти, согласно традиции.
Но Тоннера сейчас интересовала только Джессин. Дафид наблюдал за противостоянием двух непроницаемых лиц – пламя фитиля и камень. Илси окликнула Тоннера по имени, но с тем же успехом она могла звать его из другой комнаты. Молчание двух ученых стало неловким. Камень дал трещину раньше, чем погас огонь. Джессин отвела взгляд.
– Я понимаю, о чем вы, – сказала она.
Дафид выдохнул.
Только теперь Тоннер поморщился и принялся расхаживать по небольшому пространству, между собравшихся, словно стычка лишила его покоя. Кампар, перехватив взгляд Дафида, одними губами выговорил: «Папочка сердится».
– У нас есть окно возможностей, – сказал Тоннер. – Если выясним, чья команда за этим стоит, думаю, найдутся и рычаги воздействия. Даже если они отзовут свой план, кто-нибудь в совете может поддержать его. Тут мог бы помочь ты, Дафид.
– Я сделаю все, что в моих силах, – ответил он, но обещать ничего не стал. Он заранее представлял, каким непростым будет разговор с теткой. Придется как следует подготовиться.
– Илси и Кампар могли бы присмотреться к Иринне и удостовериться, что это не она. Джессин и Ньол займутся нашим другом Рикаром.
– Почему мы? – спросил Ньол. – Нет, я, понимаете ли, не отказываюсь, но…
– Джессин может прозвонить Лларена Морса через Джеллита, – сказал Дафид. – Оба занимаются ближним космосом. Конец года, к нему сейчас нетрудно подобраться.
Тоннер одобрительно кивнул:
– Я буду координировать ваши действия и громко доказывать всем, кто имеет полномочия, как важно сохранить целостность группы.
– Ни хрена себе! – бросил Кампар и одернул мощным плечом. – Я не собирался заниматься дворцовыми интригами в отпуске. Впрочем, таиться в темноте и допрашивать шпионов – не самое скучное занятие, по-моему.
– Простите, – сказал Дафид, толком не понимая, за что извиняется.
Улыбка Илси, мимолетная и усталая, стала теплее, когда она обернулась к Дафиду. Одна ямочка на левой щеке, две – на правой.
– Это нелегко, но даже не представляю, насколько было бы хуже, если бы мы узнали об этом, когда все уже решилось бы и мы были бы бессильны что-нибудь исправить.
– Мы – команда, – сказал Дафид. Илси подалась к нему, пожала запястье. Дафид понял, что откликается на прикосновение, и не стал его затягивать, хотя простой, животной части его существа только этого и хотелось. Он отметил про себя, что девушка с сэндвичем исчезла.
– Итак, – сказал Тоннер, – давайте решим, как будем действовать. Я ничего не хочу оставлять на волю случая. Ставки слишком высоки.
Ньол, прокашлявшись, поднял палец. Тоннер помрачнел пуще прежнего, но заговорил без гнева:
– Что-нибудь еще?
– Да, – ответил пожилой ассистент. – Почему бы не спросить их напрямик?
– Так и есть, – сказал Рикар Доматин, демонстративно разводя руками: «И что вы мне сделаете?» Тоннер почувствовал, что у него сжались кулаки, и сделал над собой усилие, чтобы разогнуть пальцы.
В лаборатории все осталось как было. Как в любой день из последних восьми месяцев. Северная стена по-прежнему залеплена записками и таблицами. На столах в пять уровней – подносы с реактивами. Пахнет компостом и очистителями. Можно подумать, что обсуждается обычная рабочая проблема. Сейчас, когда рушилось все, что он пытался построить, такая неизменность выглядела непристойной.
Тоннер обвел взглядом остальных. Иринна, только что вернувшаяся из Аббасата, от родителей, выглядела – единственная из всех – ошеломленной до остолбенения. Ньол был грустен, как всегда. Остальные – Джессин, Синния, Кампар, Дафид и Илси – испытывали разнообразные эмоции, от разочарования до гнева.
Рикар взгромоздился на рабочий стол и подался вперед, уперев локти в бока, сплетя пальцы, словно ждал вопросов. Давал им время осознать, что случилось. Кампар опомнился первым.
– Удивительно непринужденный способ развалить самый важный в нашей жизни проект.
Тоннер оценил количество яда в его голосе.
– Это не моя мысль, – ответил Рикар. – И решал не я. Самар Устад, старший администратор в Даяне. Это он протолкнул решение в совете, а не я.
– Но ты ему подыграл, – сказал Тоннер. – Ты согласился.
– Конечно согласился. А что мне оставалось?
– Отказаться, – ответил Тоннер. – Объявить, что откажешься, если тебе предложат эту вакансию.
Рикар пожал плечами, всем видом выражая усталость.
– Я этого не желал, но так сложилось. Если бы выбор был за мной, я бы оставил нашу группу в прежнем виде еще на несколько лет, а потом медри и коллегия наперегонки предлагали бы мне лаборатории. Но вышло совсем иначе. Вышло как вышло, а если тростник не гнется, он ломается.
– Это мой проект. – Тоннер надвинулся на него. От ярости, испытываемой в последние дни, у него перехватило горло. Рикар склонил голову к плечу.
Встала Илси.
– Сейчас мы – самая известная исследовательская группа на планете. Мы. Группа. Команда. Если нас разбросают, этого уже не будет.
– Я ни о чем не просил Устада. Но он знает свое дело. Он бы не выступил с предложением, если бы не заручился поддержкой. Возможно, потребуется еще несколько дней, но ничего уже не отменить.
– А что будет с нами, остальными? – поинтересовалась Джессин.
– Найдем себе другие места, – сказал Ньол. – Мы сейчас в цене. На ближайший год кто-нибудь возьмет. Потом – как знать.
Синния тронула его за плечо: попытка утешить или призыв помолчать, а может, и то и то.
– Это еще не твоя лаборатория, – сказал Тоннер. – Пока совет не проголосовал, она моя.
– Верно, – согласился Рикар. – На несколько дней.
– Так вали отсюда к черту!
Рикар неспешно сполз со стола, мягко коснулся пола, словно старался не шуметь. Запихнув руки в карманы, он осторожно двинулся к общему залу. Его виноватый вид казался деланым – игра человека, достаточно уверенного в победе, чтобы быть великодушным.
Со щелчком закрылась дверь, и все замолчали. Кампар нарушил тишину злым смешком.
– Я ничего не знала, – сказала Иринна, сделав шаг к Тоннеру. Она крепко сцепила руки на животе и выглядела очень молодой, бледной от волнения.
– Я знаю, – ответила ей Илси. – Никто не тебя не думает.
– Я и вправду не знала.
Тоннер отвернулся. В лаборатории было слишком тихо. Стеллажи, покрытые пятнами от многолетних почвенных проб, настенные экраны, темные, потому что ремонтники в отпуске, узкие окна, через которые молочный свет льется на серые плитки пола. Это было царство Тоннера, но он, хоть и проводил здесь больше времени, чем у себя дома, будто не замечал его. Теперь, из-за угрозы потерять все это, обстановка казалась непривычной, словно Тоннер увидел ее впервые.
– Это пока что не конец, – сказал Тоннер. – Совет ничего не решил. Мы еще можем это предотвратить.
– Что ты надумал? – спросила Джессин.
– Напомнить обо всех прежних одолжениях. Пообещать новые. Если каждый из нас обратится к своим бывшим руководителям и консультантам, мы заглушим обсуждение протестами. Утопим того рикаровского спонсора…