Поиски средства передачи ведут к появлению новых невидимых угроз. Люди сплетаются между собой наподобие корней сорняков, а рой не знал об этом. Если бы Джессин не возглавила атаку на пьющих ночью, если бы Дафид не использовал переводящее устройство для поисков других людей, если бы, если бы, если бы… Рой видит все пути, что могли вести к провалу. И все, что могут вести к нему сейчас.
Отзвук Эмир Кинред, чье тело наверняка уже вернулось в почву ее далекой родной планеты, вспоминает, как она застряла в неисправном транспорте. Обочина дороги слишком быстро проносилась мимо. Видеть выход и сознавать смертельную, неподвластную тебе опасность… Все они – заложники случая и чужой воли. Те части роя, которым сон идет на пользу, не знают отдыха, и токсины усталости усиливают бесконечное смятение носителя.
В случае неудачи пропадет не только Анджиин, но в его памяти есть всего одна планета. Всего одна жертва. Илси Янин вспоминает детскую площадку, где они с двоюродной сестрой качались на качелях. Эмир Кинред вспоминает, как пах мамин фасолевый суп холодными зимними вечерами. Самому рою вспомнить нечего. Он делает своими эти маленькие радости и горюет об их утрате. Жертвы, принесенные на алтарь войны ради надежды на мир.
Нет, не на мир. На победу.
Сейчас рой у себя в комнате, за закрытой дверью, но антенны датчиков натягивают его кожу, глаза настраиваются на восприятие неуловимого для людей фона. Стены, пол, потолок – все они проницаемы для волн тех частей спектра и длин, которые сейчас приковывают его внимание. В соседней комнате спит Кампар: большой теплый ком в прохладном пространстве. По ту сторону коридора – Тоннер Фрейс, их бывший любовник, чьи мышцы и разум сотрясает энергетическая буря. Он шевелит пальцами правой руки, как делает всегда, находясь в задумчивости. Рой не знает, чем он взбудоражен. Джессин и Синния в большой комнате выглядят слабыми силуэтами, почти теряющимися в тумане плотной материи. А Дафид Алькор…
«Пора бы ему вернуться», – думает Илси. Эмир не возражает. Рой ощущает ее страх и рождающиеся из него страхи. Широкая дверь откатывается в сторону, и рой, поднявшись, выходит в коридор. Дафид вежливо здоровается с Джессин, но в запахе его пота рой улавливает отчаяние.
– Илси, – говорит Джессин, – ты здорова?
– Да, все отлично.
– Глаза у тебя… Что-то?..
Рой подносит руку к лицу, трет веки, возвращая склере белизну, а радужке – прежний цвет. Глупая оплошность. Не следовало ее допускать. Если он способен на такое, то в чем еще может ошибиться?
– Ой, – говорит рой, – засорила чем-то. Прямо не знаю. Дафид, у тебя найдется минутка?
– Конечно, – говорит он. Они возвращаются в коридор. Рой слышит звук в горле Синнии, но не знает, что он выражает: усмешку или неодобрение.
Когда они остаются наедине, Дафид присаживается к ней на кровать и складывает руки на коленях. Отчаяние изливается из его мозга в виде шума помех, шевеления пальцев, как у Тоннера, отзвука беспокойства самого роя.
– По-моему, я не смогу, – говорит он.
Рой прижимает кончики пальцев к губам. Очень человеческий жест.
Дафид смотрит им в глаза. Его сердце часто бьется. Тревога на его лице не менее мучительна, чем недавний страх. Рою невыносимо причинять ему боль. Ему хочется прекратить это.
«Нельзя же так! – говорит призрак Эмир. – Это куда гнуснее, чем когда вы с ним спутались».
Рой не слушает Эмир и садится на кровать рядом с Дафидом. Когда тот хочет отодвинуться, берет его за руку. Дафид колеблется.
– Что случилось? – спрашивает рой.
– Придется рассказать Джеллиту про шпиона. Иначе он не откажется от плана.
– А если расскажем, он пойдет с тобой к библиотекарю? Не выдаст?
– Не знаю.
Рой перемещает хеморецепторы под кожу, пробует воздух на вкус. Сомнения Дафида имеют вкус жести.
– А если он отнесется к нему как к очередному инопланетянину? – спрашивает рой. – Даже тебе с ним неуютно, а ведь это мы.
Дафид начинает отвечать. Рой даже чувствует, как язык Дафида произносит слова, а потом подводит его. Он наблюдает бурную активность мозга, видит, как тяжел для него выбор. Рой проникает в его разум глубже, чем когда-либо проникали в разум своих любовников Эмир или Илси, и заставляет обеих всматриваться. Вынуждает понять его. На этот раз в поцелуе нет противостояния. Нет стыда. Нет осуждения. Даже Эмир, которую не влечет к нему, теперь смотрит на него с теплой грустью.
– Нельзя ему рассказывать, – говорит Дафид. – Надо и нельзя.
Есть и другие проблемы; он бы вспомнил о них, если бы дал себе время задуматься. Но сейчас все его чувства вращаются вокруг одной мысли: гибель брата сломает Джессин, и виноват будет Дафид. Это не рациональная мысль, и ее не изгнать рациональными доводами. Нужно время, а времени у них нет.
– Это цена? – спрашивает рой.
– Что?
– Если я обещаю, что Джеллит спасется, ты пойдешь к библиотекарю? Скажешь так: Джеллит обратился к тебе, потому что сам боялся, что другие узнают. Скажешь так: он выложит все, что знает, лишь бы его пощадили.
– Не пощадят.
– А если я обещаю, что пощадят, ты пойдешь? Этого тебе хватит?
Дафид отвечает через силу:
– Я понимаю, что так будет правильно. Понимаю – но это настолько тяжело.
– Всех спасти невозможно, – говорит рой. – Так бывает всегда. Но мы можем спасти тех, кого можно спасти. Сделать все, что в наших силах.
Он молчит. Все еще… Рой чувствует смятение его разума и тела, словно он сидит у огня. Грусть кислотой жжет ему душу. Сердце Илси болит за него. Даже Эмир немножко любит его сейчас.
– Хорошо, – говорит он, и рой захлестнут облегчением. Облегчением, предвкушением и горем. Дафид целует ей руку. Жест не сексуальный, но очень личный.
– Ты бы стала меня обманывать?
– А тебе хочется, чтобы я обманула?
– Нет, я имею в виду… Этот шпион, он не вмешивался, когда на Анджиине погибали миллионы. Сейчас речь идет о том, чтобы скормить карриксам еще дюжину. Солгать мне, чтобы добиться этого… было бы не худшим, что ему случалось делать, да? Ты могла бы мне солгать, чтобы убедить меня?
У Илси Янин разрывается сердце. Эмир чувствует, что начинает относиться к Дафиду еще теплее. Рой задумывается над тем, верно ли он воспринимает бури в своей душе. Дафид Алькор – из тех, кого легко недооценить. Отчасти поэтому рой его и любит. «О, ты его уже любишь?» – с едким презрением отзывается Эмир. «Да, мы его любим», – с грустью отвечает обоим Илси. Дафид смотрит им в глаза.
– Ты бы солгала мне?
Если рой ответит «нет», он распознает фальшь.
– Да, – отвечает рой, – но я не лгу.
«Должен же быть предел, – думал Дафид. – Если вселенная будет все время меняться, показывать свои неожиданные, немыслимые черты, рано или поздно я привыкну. Рано или поздно я наберусь сил и сделаю то, что требуется».
За окном угрожающе надвигался восход. Выдался один из тех редких дней, когда их график совпадал с астрономическими реалиями планеты карриксов. Скоро библиотекарь примется за дела в своем кабинете. Идти недалеко. Он уже столько раз проделывал этот путь. Только обстоятельства делали его изнурительно долгим. Только ожидавший в конце пути разговор.
Сеть, окружавшая планету-тюрьму, отразила первые лучи. Высотные облака посветлели, из серых становясь розовыми, золотыми, ослепительно-белыми. По небу двигалось что-то темное. Будь у них телескоп, он бы разглядел, что это такое. Корабль, животное или некое инопланетное изделие, не укладывающееся в его представления о возможном.
«Есть люди, которые задумали убить карриксов. Убить тебя. Джеллит попросил, чтобы я предупредил тебя о замышляемом убийстве. Джеллит велел обратиться к тебе за помощью».
Открылась дверь в коридор. Из спальни. Из нее вышел Кампар. Он был в тех же штанах, которые с первого дня выдавали карриксы, но вместо рубашки накинул на плечи полотенце.
– Доброе утро, молодой господин Алькор, – заговорил он. – Уж не испытал ли ты побуждение заварить ту ужасную мочу, что сходит нынче за чай?
– Что? О нет, извини.
– Ноша наша тяжкая! – легкомысленно бросил Кампар, наполняя кастрюльку водой. – Старший научный сотрудник, то есть я, сам кипятит себе воду. Что за унижение!
Вспышка ярости зародилась у Дафида в животе, взметнулась вверх, стиснув грудь и шею, заставив челюсти крепко сомкнуться. И так же быстро угасла.
Кампар в кухне вопросительно хмыкнул. И, выждав немного, спросил:
– Что-то не так?
– Я каждое утро просыпаюсь с мыслью, что меня могут убить, а я даже не узнаю, за что. А у тебя все шуточки на уме.
Кампар поставил чашку на прилавок, взял другую и показал Дафиду: «Хочешь?» Тот кивнул.
– Это чтобы не рыдать, свернувшись в комочек на полу. Если, конечно, я не рыдаю, свернувшись в комочек. По-моему, все об этом помнят. Если я не смогу смеяться, то вообще ничего не смогу, – сказал Кампар. – Но если хочешь, пока помолчу…
– Твои вечные шуточки раздражают меня, даже бесят, и я совсем не хочу, чтобы ты замолчал.
– Замысловато сказано.
– Я не хочу терять никого из вас, – сказал Дафид. Он не собирался выражать чувства словами, пока не начал. – Тебя, Рикара, Джессин, Синнию. Даже Тоннера. Не хочу терять то, что еще не потеряно.
Вода в кастрюльке забулькала. Кампар достал из шкафчика жестянку с вяленым листом и стал открывать. Та звякнула.
– Но в том-то и состоит шутка, – сказал он, уже не шутя. – Первое, что отняли у нас тюремщики, – это свободу выбора.
«Вот только у меня выбор еще есть, – подумал Дафид. Ответ тут же явился сам собой, и плечи согнулись под его тяжестью. – Хотя, вообще-то, его нет».
Хлопнула еще одна дверь. По коридору простучали шаги. В большую комнату ворвался Тоннер Фрейс: волосы – как седой нимб, наперекор гравитации.
– Стило! – вскричал он. Кажется, он выскочил, в чем спал. Глаза воспаленные, в красных прожилках. Он нетерпеливо пощелкал пальцами. – Чем писать!