– Не помнишь, сколько этих малюток мы перебрали? – спросила она, надрезая кожицу ягоды и выдавливая в блюдце сочную сердцевину.
– Думаю, тысячи, – ответил Рикар. – Собирая урожай, я всегда вспоминаю, как мы ели устриц. Раньше я проводил лето у дяди в Кохонской бухте. Мы собирали все, нужное для обеда, прямо на берегу. Вскрывали раковины и вытаскивали мякоть… не знаю, тогда мне не хотелось с ними возиться, а теперь я был бы не прочь.
– Забавно. – Она отделила кожицу и протянула руку за следующей ягодой. В глубине ниши, в ящике для образцов, скреблось маленькое животное – недочерепаха, словно знавшая, что готовится нечто важное. В шорохе ее коготков слышалось предвкушение. – Ты не задумывался о том, чем занялся бы, если бы не пошел в науку?
– Я проходил практику по промышленному применению коралла, – ответил Рикар. – Три года. Если бы не наука, растил бы здания в Данстенаи. Мерз бы зимой на жалованье в четыре базовых, а в отпуск уезжал бы туда, где тихо и зелено.
Она поймала третью ягоду, вскрыла и выдавила сочную сердцевину.
– Так почему же наука?
– Честно? Из-за девушки. К тому времени, как с ней не сложилось, я уже выбрал профессию. А у тебя?
– Я всегда только об этом и мечтала. – Она показала ему блюдце. – По-моему, хватит?
– Как бы не перекормить, – согласился Рикар. – Давай стряпать.
Это заняло мало времени и было проще, чем приготовить какое-нибудь не особо изысканное кушанье. Поначалу кашица была почти белой, а когда Джессин подлила кислоты, запахла дрожжами и лимоном. Через пять минут они добавили катализаторы, кашица начала выделять газ, забулькала и потемнела, как снятая с огня запеканка. Взяв ложкой комок образца, Рикар разделил его на пять порций и положил их в микроанализатор. Через пятнадцать минут масса покрылась коричневой корочкой, а анализатор показал, что состав укладывается в нужные пределы.
– Не смешно ли так волноваться из-за этого? – вопросил Рикар. – Хотя… худших условий для серьезного исследования еще не бывало. А мы в таких условиях умудряемся объединить две ветви эволюции, о которых раньше и слыхом не слыхивали. Потрясающе.
– Еще не объединили, – заметила Джессин. – Допустим, оно будет иметь питательную ценность, а на вкус окажется гадостью.
– Но ты же поняла, что я хотел сказать?
– Да уж, – согласилась она. – Любопытство, похоже, умирает последним.
– Мне думается, тут не столько любопытство, сколько извечное желание доказать, что ты на что-то способен. Но может, это то же самое, сказанное другими словами. Проверим, соблазнит ли этот запах нашего панцирного приятеля?
– Давай.
Если присмотреться, животное не так уж походило на черепаху. Панцирь был широким и плоским, но по-другому соединялся с телом. Крылья переливались на свету не благодаря игре красок, а вследствие дифракции, как на крыльях бабочки. И затем, Джессин еще ни разу не видела, чтобы эволюция породила трехногое существо. Она задумалась о том, в какой среде оно могло возникнуть: в иле, в воде, на суше? Но морда была почти черепашьей, и в открытой пасти виднелись беззубые костяные челюсти. Рикар бережно опустил животное брюхом на прилавок и поставил перед ним блюдце с коричневатой массой, по биохимическим характеристикам почти совпадавшей с его плотью.
Недочерепаха подняла голову и приоткрыла рот, словно собиралась укусить воздух. Джессин видела такое движение у принюхивающихся собак и змей. Тварь повертела головой вправо-влево и – словно нажали кнопку – заскребла лапами по прилавку, отчаянно спеша к пище. Добравшись до блюдца, она погрузила голову в кашу, набивая рот и глотая едва ли не с вожделением.
Рикар засмеялся. Уголки губ Джессин тоже поползли в разные стороны. Черепаха заглотила новую порцию.
– Не знаю насчет пищевой ценности, но ей, похоже, по вкусу.
– И даже досаливать не пришлось, – кивнула Джессин. – Синния! Эй, Синния, посмотрите! Синния?
– Тсс, – цыкнул Рикар. – Там…
Он смотрел на вход в нишу. Озабоченно морщил лоб. Нет, уже испуганно. Джессин на миг перенеслась в свою первую лабораторию, в нос ударил запах взрывчатки и крови, вытекающей из тела Иринны ей на колени. Воспоминание было настолько ярким и ошеломляющим, что она как наяву увидела маленьких пернатых врагов, возвратившихся, чтобы убивать. Ей пришлось перевести дыхание, иначе было не разобрать, что там творится.
Синния осталась на прежнем месте, скрестив руки, разглядывая бесовский зоопарк за дверью. Но она теперь не сидела, развалясь, а стояла. То, что приближалось к ней, было ужасающе знакомым. Бледный, похожий на змею рак-хунд встал перед их часовым. По рядам лапок пробегала рябь – так человек разминает мускулы перед дракой.
Синния обернулась через плечо и на миг поймала взгляд Джессин. Этот взгляд та запомнила на годы. На всю жизнь. Не стало мирной пожилой женщины, работавшей вместе со своим любимым в анджиинской лаборатории Тоннера Фрейса. Пропала и гневная, сраженная горем старуха. На минуту – на долю секунды – в Синнии появилось нечто царственное. Что-то сверхчеловеческое или то, что приходит, когда человек смотрит в лицо мирозданию и отказывается отвести взгляд. Ни страха, ни радости, ни надежды. Может быть, безмятежность, если безмятежность бывает ужасной.
Денния вскрикнула: «Беги!» и, выхватив что-то из-под рубахи, приставила к голове рак-хунда. Звук выстрела сам был как удар. Синния развернулась и побежала, пригнув голову. Рак-хунд вздыбился, из дыры на месте глаза хлынула бледная кровь.
Он толкнул Деннию. Казалось, просто толкнул. Как задира, отбирающий игрушку на детской площадке. Денния коротко вскрикнула и сложилась. Рак-хунд мгновенно накрыл ее, проткнув сразу дюжиной ног-ножей.
Рикар сгреб Джессин за плечо, потянул в глубину ниши и встал перед ней, зажав в кулаке скальпель, которым они свежевали ягоды. Он бормотал ругательства, словно вспоминал слова песни. Внутри Джессин что-то сорвалось, леденящий ужас разом отпустил ее. Ей тоже нужно оружие! Чем драться? В комнате остался пистолет. И зачем она его там оставила? Под рукой оказался только пустой флакон из-под кислотного раствора, и она, схватив его, как гранату, повернулась лицом к врагу.
Рак-хунд, вздрагивая, тек вперед. За ним тянулся кровавый след: светлая кровь – из раны, алая – с ножей. Он что-то чирикал про себя. Секунды растянулись на целую жизнь. Он повернулся, изогнулся, сложившись пополам, и утек в толпу зевак.
Рикар прошел к устью ниши, Джессин, все еще сжимавшая флакон, последовала за ним. Ее ум был холодным и трезвым. Она встала на колени перед Деннией – очевидно, мертвой. Открытые глаза ничего не видели. Обмякшее лицо было спокойным. Одна из ран пришлась в горло; по углу наклона Джессин определила, что нож перебил позвоночник. Так милосерднее. Кровь едва сочилась. Сердце уже не выталкивало ее в рассеченные артерии.
– Черт, – проговорил Рикар. Казалось, он не слышит сам себя. – Черт-черт-черт…
Джессин мыслила трезво. Абстрагировалась. Глядела со стороны.
– Ее. Не нас, – сказала она. – Им были нужны Денния с Синнией. Он опознал нас и оставил в живых. Так им было надо.
– Не понимаю, – бормотал Рикар. – Не понимаю.
Джессин понимала.
– Мы не давали согласия.
– Что?
– Группе Остенкура. На разработку биооружия против карриксов. Синния еще в транспорте примкнула к его группе. И все астрономы тоже. А мы? Мы не соглашались. Им это известно.
Рикар стал совсем серым, только на щеках горели два болезненно-красных пятна.
– Кто-то проговорился.
– Или они прослушивали наши разговоры. Какая, на хрен, разница? Мы ничего не знаем.
– Верно.
Джессин выронила флакон. Все равно он был жалким оружием.
– Мне надо идти. Ты оставайся здесь, с ней. И работа. Не бросай ее.
– Нет, я с тобой.
– Рикар, ты должен остаться. С ней.
Он опустил взгляд на женщину, с которой спал. На любовницу, обретенную в аду.
– Ее здесь больше нет, – сказал он. – Ей все равно.
Оставить труп без присмотра сперва казалось чем-то немыслимым, чудовищным. А через секунду это стало пустяком.
Синния бежала, как не бегала много лет. Чтобы спастись, надо было найти новое место, где ее не стали бы искать. Но она бежала к квартире астрономов. Если успеет предупредить…
У нее кололо в боку. Острая боль, как в детстве, когда набегаешься на школьной площадке. Синния скрипнула зубами и прибавила ходу – сквозь боль.
Дорога к квартире астрономов стала такой же привычной, как намного более короткий путь к их комнатам. Страх, один лишь страх сделал ее незнакомой. Попадавшиеся навстречу инопланетяне мелькали, как деревья в огромном, опасном лесу. Во всем чудилась угроза, отовсюду грозил удар. Каждый мог убить.
Подбегая, она услышала шум боя. Возбужденные человеческие голоса, рычание и вопли, что рвались из инопланетных глоток. Оглушительный взрыв и сухие щелчки электромагнитного оружия. За последним поворотом она наткнулась на распростертого рак-хунда. Оллстин одной рукой сжимал пистолет, другой поддерживал переступавшую черед труп Меррол. Лларен Морс стоял в проеме двери, протянув руки, будто подгребал этих двоих к себе.
– Подождите! – Синния хотела крикнуть, но вышел чуть слышный шепот. – Подождите меня!
Оллстин заметил ее, подтолкнул Меррол к двери и стал ждать. Благослови его, Боже. В его белом оскале была ярость. Синния перелезла через рак-хунда, все еще шуршавшего, перебиравшего лапами. А потом Оллстин подхватил ее под руку и втянул в квартиру. Меррол с Ллареном Морсом затворили дверь на пластиковых петлях, издавшую скрип, и заперли ее на засов, роль которого исполнял лом.
– Остенкур, – проговорила Синния. – Надо всех предупредить.
– Со мной была Ферре, – низкий, звучный голос Меррол превратился в хрипение и карканье. – Она убежала. По-моему, убежала. Вивиан – нет.
– Нам, – заговорил Оллстин, – нужно оружие и нужен заслон.
– Группа энергетиков, – сказал Морс. – Если сумеем добраться…
Дверь загудела. После удара наступила тишина, и все четверо переглянулись. Синния видела, как они приходят к одной и той же мысли. Дверь снова загудела и вздрогнула.