суда, закрылось небо для большинства пассажирских и грузовых самолетов, скорость поездов на железных дорогах, вынужденных идти исключительно под ручным управлением, была ограничена тридцатью милями в час».
«Единственное, что слегка успокаивало, – подвел итог генерал, – у наших стратегических оппонентов дела обстояли не лучше. Китай, разумеется, попытался справиться с кризисом чисто по-китайски, по-азиатски, направив миллионы “освободившихся” граждан на принудительные сельхозработы, но тут в центральных его районах вспыхнула “обезьянья чума”, и он распался на множество враждующих между собою провинций. Тем же путем, как вы знаете, вскоре последовала и Россия: никакие указы и обещания президента на граждан уже не действовали, не помогло и введение чрезвычайного положения, началась стихийная миграция из городов и создание сельских коммун, пытающихся наладить самообеспечение. Угроза с той стороны была чисто эвентуальная. Мы получили длительную передышку. Однако, к моему глубокому сожалению, избежать точно такой же участи не удалось и Соединенным Штатам. Все эти безумные проповедники… Все эти пророки, истеричные, брызжущие слюнями, заражавшие своим сумасшествием миллионы американцев… И вот тут я должен сказать, что армия США, несмотря на колоссальные трудности, несмотря на жертвы и немыслимые лишения, с честью выдержала это тяжелое испытание. В обстановке настоящего апокалипсиса нам удалось удержать от хаоса северо-восточные штаты, Новую Англию, историческое ядро нашей государственности. Это вселяет надежду. Это дает нам божественное знамение будущего. Не для того мы два с половиной столетия воздвигали Град На Холме, чтобы ныне разрушить его до основания. Тем не менее великая страна была все-таки ввергнута в катаклизм. Она также развалилась на ряд самостоятельных, соперничающих и конфликтующих регионов. Этого мы предвидеть никак не могли. Никто в то время не предполагал, что главная опасность придет не извне, не от других великих держав, а изнутри самой Американской цивилизации. Никаких превентивных мер принято не было. Никакого государственного осознания надвигающейся угрозы не возникло. Явные признаки фрагментации, уже вполне очевидные, были заслонены вопросом, казавшимся тогда более актуальным. Вопросом, ответа на который мы не получили, по-моему, до сих пор. Вопросом очень простым: так что же с нами произошло?»
Глава 3
Перед выездом Сержант проводит небольшой инструктаж.
– Задание у нас несложное, – говорит он, прохаживаясь по аудитории перед рядами курсантов. – Наблюдаем за порядком и пресекаем возможные инциденты. Чисто полицейская операция. А по ходу дела выслеживаем и обезвреживаем зомбяков, есть сведения, что количество их опять увеличилось. Повторяю в сорок девятый раз: никаких детских игр, никаких этих ваших там… файерболов… никаких «ледяных молний», «трясучек» и прочего барахла, короче, без выпендрежа, обездвиживаете мертвеца стандартным способом, «серой иглой», и сразу же – кол в сердце. Если все делать быстро и четко – риск минимальный. Особо обращаю внимание, что сегодня двойной праздник – День России и Рождество святого благоверного князя Александра Невского, в полдень состоится молебен, нас это не касается, но будут шествия, масса народа, так что смотреть в оба глаза. Сектор нам выделили спокойный, и тем не менее. – Твердым взглядом он обводит аудиторию. – Всем все ясно? Вопросы есть?
На три секунды повисает молчание.
– Вопросов нет, – говорит Сержант. – Бросает взгляд на часы. – Имеем десять минут. Ну-ка, Тормоз, иди сюда.
Тормозом он называет Ивана. Тот встает, выходит в пространство перед рядами. В аудитории – шевеление: предстоит цирковой номер.
– Ну-ка, Тормоз, обездвижь меня. По всем правилам. Давай-давай, Тормоз, не тормози…
Иван выставляет вперед растопыренные ладони, шевелит пальцами, как бы играя по невидимым клавишам пианино, и одновременно выпевает про себя затверженную наизусть формулу боевого заклятия. Формула простая, одноступенчатая, на практических занятиях Иван овеществлял ее много раз, правда, каждый раз – с сомнительным результатом. Вот и сейчас из его ладоней вместо «серой иглы», вместо искры мышиного цвета, парализующей зомбяка, плывут в сторону Сержанта клочья вялого дыма.
Сержант легко смахивает их в сторону.
– Н-да… На троечку с минусом. От такого мертвячок твой разве что… громко чихнет. – По аудитории прокатывается смешок. – Слушай, Тормоз, а может быть, тебя вообще здесь оставить?
– Я не могу сосредоточиться так, в теории, – говорит Иван. – Это умозрительно. Мне нужна реальная ситуация.
Сержант прищуривается на клочок дыма, переливающийся в стороне. Касается его пальцем, но не просто касается, а с какими-то двумя хитрыми поворотами, словно вычерчивая иероглиф.
Дым втягивается внутрь пальца.
– Смотрите, какой у нас Тормозок. Все могут, а он, видите ли, не может.
Сержант поворачивается к аудитории, как бы призывая ее в свидетели. Он преувеличивает. Могут, разумеется, далеко не все. Но возражать не имеет смысла.
Иван молчит.
– Ладно, будет тебе реальная ситуация. – Сержант хлопает в ладони, резко, как выстрел. – Все! На выход! Двигайтесь, мать вашу, гусеницы волосатые!..
До своего сектора они едут почти сорок минут. Дважды попадают в пробки, небольшие, но тем не менее ощутимые. Народа по мере приближения к центру явственно прибавляется, и Иван думает, что вот вроде бы население Москвы после Смуты сократилось, как считается, вчетверо, а все равно – на улицах не протолкнуться. Хотя это понятно: многие с окраин переселились в район Кремля, где образовались пустые квартиры. Новостройки стоят заброшенные, разваливаются, в них шалит разная нечисть, так что магистрали, идущие в область, огорожены щитами с руническими начертаниями. И несмотря на это, чуть ли каждую неделю бывают прорывы, зачистить по-настоящему районы Большого транспортного кольца пока не хватает сил.
Он слегка нервничает. Это их первое самостоятельное патрулирование, до сих пор они дежурили лишь в составе подразделения духовников. Как-то оно все получится? Остальные тоже не слишком расслабленные. Мишик и Гришик, похожие, точно братья, однако не родственники, даже из разных Монастырей, вновь затевают спор, кто лучше, адрианиты или иосифяне: у адрианитов, откуда Гришик, коллективная молитва, незыблемый ритуал, и на этой базе – самопроизвольный трансцензус, так он во всяком случае утверждает, а иосифяне, откуда Мишик, предпочитают импровизацию, индивидуальные тренинги: у каждого свой путь к Богу. Спор обычный, рутинный, но явно более темпераментный, чем всегда. Причем оба они, как заведенные, ругают гендерные еленианские изощрения, но не по делу, а для того, чтобы Малька обратила на них внимание. Мальке это, впрочем, до лампочки. Она сидит, прижавшись бедром к Ивану (в микроавтобус набились тесно, один к одному) и, листая экран своего телефона (надо же, выдали ей телефон), проглядывает последние новости: попытка нападения «диких» на поезд Москва – Петербург, сопровождение спецназа отбилось, жертв нет, опоздание экспресса составило тридцать минут; появление птиц-людоедов в Воронежской области, но тут данные не подтверждены, возможно и лажа; очередное выступление Патриарха: причина гибели мира – человеческие грехи, хуже того – греховный и смрадный путь, избранный западными церквями – гомосексуальные браки, женщины-епископы, совершающие богослужение, внебрачные дети, экстракорпоральное оплодотворение, а еще – дьявольское порождение нашей эпохи, так называемый интернет, с его порнографическими извращениями; только Святая Русь противостоит этому сатанизму, только православие, религия наших отцов, способно спасти мир, погружающийся во мрак; праведность есть долг каждого россиянина, мы – соль земли, если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленой?..
– Матфей пять тринадцать, – комментирует Малька. – В прошлый раз он цитировал Рильке: все страны граничат друг с другом, а вот Россия граничит с Богом…
И так она это говорит, что не поймешь – серьезно или ирония.
Возможно, и то и другое.
А дальше за Малькой расположился Хорь. Да-да, Хорь тоже теперь курсант ДДБ, появился примерно через полгода после Ивана. По слухам, зачли ему обряд с крещением жабы. Конечно, сатанисты официально запрещены, так же как последователи каббалы и енохианская ересь, но (Малька как-то обмолвилась) Департамент духовной безопасности все эти деноминации потихонечку привечает. Есть у них действенные обряды. Колорадская катастрофа, когда после нашествия мириадов полосатых жуков весь тот штат практически опустел, ни травинки там не осталось, ни деревца – результат их целенаправленного моления. Так что сидит Хорь как ни в чем не бывало: морда в оспинах, оставшихся от болезни, кожа – желтоватая, иногда шелушится, чудом выжил, о проклятии не вспоминает – скользит по Ивану равнодушным, незаинтересованным взглядом. Что ему какой-то Иван. И рядом с ним, как раскоряченная колода, громоздится вологодский Никандр, здоровенный парень, на полголовы выше всех, абсолютно тупой, но невероятной силы. Хвастается, что кулаком может теленка убить: хрясь по лбу – и все. Хорь почему-то его, а не Кусаку, давнего своего прихлебателя, выбрал себе в напарники. Кусака был страшно обижен. Он и сейчас обижен – закрыл глаза, видимо, молится, но время от времени грызет ногти то на одной руке, то на другой, спохватывается, отдергивает ладони, ведь не ребенок, и тут же, забывшись, вновь начинает их грызть.
Ивану самому впору грызть пальцы. Уже два года он бьется как проклятый, а по-настоящему освоить магию не получается. Все гримуары вызубрил наизусть, все голосовые и, надо сказать, замысловатые модуляции, все теургические операции, образующие магический лад, и с синхронизацией этого у него тоже вроде бы все в порядке: старица Иринея, ведущая практические занятия, претензий к технике исполнения не имеет. И результат – нулевой. Паршивый файербол и то как следует сделать не может. Хорь эти файерболы запросто лепит, Малька, птичка-синичка, сплевывает их, как семечки, даже тупой Никандр особо не напрягается, а вот Иван, как ни пытается сконцентрироваться, как ни твердит все необходимые формулы – зыбкий огненный шар, едва оторвавшись от пальцев, рассыпается снопиком искр. Один-единственный раз повезло, это когда в лесу (вывозили их под Москву, в Чертов Завал) начали сжиматься, подкрадываясь и причмокивая, поганки ведьмина круга, бахромчатые, с разводами, отвратительные, тогда что-то затрепетало внутри, что-то вздулось, брызнуло, как мыльный пузырь, – поганки скорчились, расползлись по земле комковатой слизью.