Дверь чуть ли не прогибается от ударов.
Малька, в комбинезоне, поспешно застегиваясь, отодвигает засов. Вваливается разъяренный, запыхавшийся Хорь, за ним, как глыба – ухмыляющийся Никандр.
– Вы что?.. Вы где?.. Еле нашел!.. Почему не отвечаете на экстренный вызов?..
Малька, как будто впервые, смотрит на экран телефона:
– Сам вызов вижу. Но звукового оповещения не было… Видимо – сбой…
– Сбой, говоришь… – Хорь понимающим взглядом обводит смятую простыню, раскрасневшегося Ивана, тоже торопливо застегивающего форменный комбинезон.
Вдруг отступает на шаг.
И Никандр тоже пятится, отклячив в испуге челюсть.
Резкое шипение раздается в комнате. Из-за китайских ширм, разрисованных теми же Шивой, Шакти и Кали, мягко ступая подушечками с поблескивающими остриями когтей, выходит пантера – пятнистая, Ивану почти по грудь, приседает, бьет по полу хвостом, и вновь резко шипит – разевает алую пасть, демонстрируя белоснежные, изогнутые, хищно заточенные клыки…
Через час они взлетают с пригородного аэродрома. Биплан старый, сильно изношенный, подрагивает, поскрипывает металлическими сочленениями. Ивану кажется, что он с трудом держится в воздухе. Впрочем, кроме него, никто этого не замечает. Рассаживаются так же плотно, как в микроавтобусе, даже хуже: втиснулся еще и Лымарь, радист, приданный им в последний момент, парень сухощавый, как жердь, но место тем не менее занимает. Мишик и Гришик тут же начинают свои бесконечные препирательства, в этот раз уже не о преимуществах того или иного Монастыря, а о Мессии, который вот-вот должен в блеске славы, осиянный Светом Фаворским, явиться и спасти мир, погружающийся в самоубийственный хаос. Тема благодатная, безграничная – мессий этих, как Иван слышал в выпуске новостей, зарегистрировано уже больше тысячи. И у каждого – свои последователи, своя церковь, у каждого – свое единственно истинное вероучение, которое только и может привлечь Милость Божью.
Дискутировать об этом можно часами.
Сержант, однако, все словопрения немедленно пресекает: нет времени, надо работать. Сухо извещает, что, конечно, давать подряд два задания в ДДБ не принято, но очень уж удачная складывается ситуация. По сведениям секции мониторинга, полученным три дня назад и только что подтвержденным, в районе Паэкси, это на границе с Эстонией, появился метсаваим, нечто вроде лесного духа, бродит по селениям, по городкам, зачаровывает людей, те становятся как манекены – не умирают и не живут, не дышат, замирают в той позе, в какой их застало проклятие. Мифологи ДДБ считают, что зачарованные постепенно тоже будут перерождаться в метсаваимов. Так оно и покатится. Наша задача – выявить метсаваима, уничтожить его, очистить этот район, пока эпидемия не перекинулась на Псковскую область. Как раз то, что вам нужно для зачетного тренинга…
– А там эстонская территория или наша? – интересуется Хорь.
Вопрос по существу: на своей земле эстонские демоны будут сильнее.
– Хрен его знает, – отвечает Сержант. – Там давно нет ни границы, ни пограничников, ни местной власти – ничего, серая зона… Да и какая разница. Сейчас главное – не дать демонам укорениться, потом справиться с ними будет гораздо труднее. Вы фильм о Поморье видели? Были там – Сумский Посад, Вирма, Нюхча, Унежма, старинные городки, лет по триста стояли. Теперь – непроходимая топь и бродят по ней болотные жабоеды. Ну вот… Там вельхойи, финские колдуны, поработали, здесь – эстонские нойды… Ладно, ознакомьтесь, даю иллюстративный материал…
Он достает из планшета три плотных листка с картинками: графика, штриховая, выполненная черной тушью. Изображен человек, вроде обычный, пройдешь – внимания не обратишь, но если присмотреться, то одежда у него – как бы из мелких листьев, вместо волос – тоненькие гибкие веточки, а пальцы, высовывающиеся из рукавов длинной рубахи, – будто корни, корявые, выдернутые из земли.
– Это по свидетельствам очевидцев, – поясняет Сержант. – Тех, кому удалось спастись. Метсаваим может выглядеть и не так. Тут основная трудность – нельзя, чтобы он тебе прямо в глаза посмотрел, посмотрит – захватит, обездвижит, как деревянную чурку, мало кого потом откачать удается. Работать надо в основном периферическим зрением. Ну – вас учили…
И, вероятно узрев напряженность в лицах курсантов, добавляет совсем другим голосом, что ничего сложного в этом задании нет: метсаваим один, слабенький, а вас – эвон сколько, слаженная команда, справитесь, потренируетесь, понюхаете подлинной нечисти. Прибалты все же – это вам не халдейские маги, от одного взгляда которых человек вспыхивает, как свеча…
– А вы с халдеями дело имели? – тут же встревает Пятак.
Вот и он тоже перекочевал в Духовный департамент из Монастыря.
Сержант машет рукой:
– Слава богу, халдеев у нас пока нет. Это там, в Ираке, в Сирии они обитают, продвигаются, правда, и вглубь Аравии, Кувейт захватили, угрожают Бахрейну, но от нас – далеко… Нам бы со своими проблемами разобраться. Вон, по слухам (он голосом выделяет эти слова), у американцев появилась целая танковая бригада. Небольшая, разумеется, но на ходу, в полной готовности. Настоящие боевые стрельбы уже провели. Якобы обнаружился у них какой-то молитвенный гений, не пророк распиаренный, подлинный самородок, засекреченный, упрятанный в специальный бункер, не знаю, уж что он там наплел Богу, но – вот результат. Конечно, танковая бригада – это тьфу, название одно, десять машин, и через океан их американцам не перевезти. С другой стороны, и не хрен собачий. Главное – начало положено. Что этот гений сумеет еще у Него выпросить? Может быть, парочку межконтинентальных ракет с ядерными боеголовками? Или вот – только имейте в виду, я вам ничего такого не говорил – Исламский альянс готовит Великую Пятницу: одновременное моление всех мусульман об уничтожении христианского мира. Тогда, дескать, и наступит полная благодать. А Всемирный союз христианских Церквей, в свою очередь, подготавливает Великое Воскресенье. То есть превентивный удар… Как нам, России, в такой ситуации быть? И те нас не шибко любят, и эти не особенно привечают. Вся надежда на Святую молитву, на вас, на новое поколение – не зря же сюда, в ДДБ, отбирают самых талантливых, тех, кто уже проявил себя подлинными чудесами. В общем, давайте бодрее, гусеницы волосатые. Волос не стрижете, так покажите, на что вы способны…
Все это – громким, вселяющим уверенность голосом. Сержант явно хочет поднять им настроение перед операцией. Однако Иван чувствует в его интонациях какую-то трещинку. Сержант ощутимо нервничает, вон гусеницами волосатыми назвал их всего один раз. И его можно понять. Предполагалось, что хоть они и выходят на реальную операцию в поле, но все-таки это, по сути, будет рутинный зачет – с соответствующей страховкой, под прикрытием опытных духовников. И где эти опытные духовники? Километров на четыреста – никого. Мы премся прямо на нойдов… Да, трещинка в голосе дребезжит. Или, может быть, ничего, так реагирует на обстановку перепаханное сознание: мерцают всякие глюки, он еще не отошел от тантрического обряда? Джанелла, по ощущениям, все-таки в нем что-то сожгла: был мусор, напластованиями, осталась зола, освободилось пространство в душе, которое заполняет тревога… Нет, нет и нет! Если честно, тут не только Джанелла. Малька еще при посадке в биплан шепнула ему, что как раз в самую кульминацию праздника произошел в Москве дикий обвал: группа упырей просочилась за кремлевские стены. Никакие заговоры, колдовские печати не помогли. Одного обнаружили даже в Доме правительства: прошли, вероятно, по системе канализации, прогрызли все стальные решетки, блокировали охранные датчики. Все силы ДДБ стянуты в Кремль, в Прибалтику послать некого, бросили взвод курсантов, район-то стратегически важный: если демоны продвинутся к Новгороду и Петрозаводску, будет отрезан весь Северо-Западный регион.
– Откуда ты это знаешь?
– Знаю, и все.
Ну, Малька – да. Она, случается, вылавливает информацию прямо из правительственных сетей. Ей бы с такой башкой в аналитики, в стратегические поисковики, так ведь, елки зеленые, женщин туда не берут.
Значит, обвал.
Вот из-за чего нервничает Сержант.
Ладно, на месте посмотрим.
На Ивана наваливается апатия. Слишком тяжелый был день – не день, а коловращение изматывающих событий. Словно в кофемолку попал. Он чувствует себя полностью опустошенным. И пустота эта отнюдь не заполняется Богом, напротив, тут удушающее бессилие, темнота, равнодушное и слепое ничто, поглощающее собой мысли и чувства. Можно, конечно, попробовать заполнить ее молитвой, но где взять силы, чтобы ее сотворить? Молитва должна быть сугубо конкретной, как в тот момент, когда он прозрел мучительную агонию Хоря. Или когда уже вместе с Марикой почувствовал вдруг на пересохших губах животворящие, крупные капли дождя. А о чем он будет молиться сейчас? Веки его смыкаются. Он знает, что отделенные океаном воздуха проплывают под ними внизу безлюдные и бескрайние земли: встают в них заколдованные леса, куда войдешь и не выйдешь, заплутаешь навек, расползаются, тихо почавкивая, бездонные черные топи, зарастают паутиной деревни, бродят лешие, издавая протяжные стоны земли, подкарауливают одиноких путников берегини, русалки нежными голосами поют песни, завлекающие неосторожно прислушавшегося к ним человека в глубь вод. И все это было когда-то нормальной страной, из конца в конец можно было безопасно проехать на поезде или на машине, да что там – пройти пешком, никаких тебе демонов, чар. Во что это все превратилось?.. И в остальном мире не лучше. Одна Калифорнийская аномалия чего стоит: вместо Силиконовой долины, кластера инноваций, простерлась громадная пустошь, вымершие городки, по которым шуршат сухие шары перекати-поля… О чем тут молиться? О том, чтобы спасти этот мир? О благорастворении и неге воздусей? О всеобщем счастье и успокоении? Но я не могу представить себе всеобщее счастье. И успокоение, хоть переломись, не могу. Да и опасно это, если вспомнить историю Алтайской общины – добился-таки блаженства Сын Ясного Неба, вымолил благословение Божье на свой народ, паства его, сто один человек, магическое число, вне всяких сомнений, была счастлива: ели, спаривались кто как, падали на колени, пели духовные гимны, и все это бессознательно, словно коровы, жующие траву на лугу; пришел откуда-то хрен чумной, явно обколотый, и стал кухонным ножом, не торопясь, резать одного за другим, тоже при этом распевал какие-то гимны, а те смотрели и радовались, что мученики безвинные возносятся в рай. Хорошо, что кто-то все же вызвал полицию. Сын Неба облил себя бензином и сжег, выжившие разбрелись, сгинули в окрестных лесах. Бог милостив, как Он это все допустил? Вопрос вопросов: что мы знаем о настоящей Милости Божьей?..