Воды лесных рек всегда холодны и опасны – даже в самый знойный летний день солнце не может согреть их. К вечеру, когда тени деревьев смыкаются над водной гладью, дыхание реки становится еще прохладнее. Даже дикие звери неохотно заходят в студеную воду по грудь, и только опасность заставляет их переплывать реку, – куда милее им спокойные заилившиеся озера и верховые болота.
Эли, нырнув в реку с головой, почувствовала, как у нее перехватило дух. «Быстрее, быстрее! – прокричала мысленно она самой себе. – Я не выдержу долго такого холода!» Стремительное течение сносило ее вниз, и девушка знала, что коварные водовороты могут затянуть ее в глубину навсегда. Ледяная вода быстро забирает силу у человека, а судороги лишают его последней возможности держаться на плаву. Нельзя теряться и поддаваться страху, нельзя беспорядочно бить руками по воде – движения должны оставаться размеренными и спокойными, иначе пловца убьет его собственная паника. Все это Эли знала, однако лесная река была широка – куда шире, чем ей казалось, когда она смотрела на нее с обрывистого берега.
«Ох и разозлится же фея, если я попросту утону!» – невольно подумала она, чувствуя, как руки всё хуже повинуются, а мышцы ног сводит от холода.
Выдры, почуяв неладное, поднырнули ей под руки, толкая изо всех сил, но их помощи не хватало. Эли дернулась, хлебнув воды, и, потеряв самообладание, забилась в испуге, уходя под воду. Она чувствовала, что сил у нее не хватит для того, чтобы еще раз вынырнуть и удержаться над водой, а берег был еще далеко. «Я попыталась! Я сделала все, что смогла», – думала она, сожалея, что сознаёт происходящее так ясно, – ей, как и прежде, совершенно не хотелось умирать. Выдры суетились вокруг нее, царапая когтями онемевшую от холода кожу, – она даже под водой слышала, как они отчаянно голосят, выныривая на поверхность.
Из-за холода она не сразу поняла, что некая сила выталкивает ее на поверхность – тело полностью окоченело, – и только провалившись на мгновение обратно в глубину, словно сорвавшись с некой опоры, она догадалась, что под нее поднырнуло что-то сильное и скользкое, пытающееся помочь. Огромная речная рыба? Водный дух? Она не могла ни обхватить его, ни опереться – руки и ноги не слушались, превратившись в заледеневшие бесполезные подпорки. Но таинственный речной житель, стремительно поднявшись из глубины, снова вытолкнул ее на поверхность, чтобы она могла глотнуть воздуха, – и в голове чуть прояснилось. Рядом радостно верещали выдры, а берег оказался чуть ближе, чем казалось перед тем, как Эли пошла ко дну.
Снова и снова она уходила под воду, а ее рывком поднимали, как неуклюжую отяжелевшую колоду, пока наконец она не коснулась ногами илистого дна: берег был совсем рядом. Но Эли, честно сказать, не смогла бы в одиночку преодолеть и столь жалкое расстояние: ни рук, ни ног она не чувствовала. Ее безо всякой деликатности вытолкали на песчаную отмель, где она с трудом, перекатываясь с боку на бок, падая лицом в ил, барахтаясь и неловко изворачиваясь всем своим одеревеневшим телом, выбралась из реки. В вечерних сумерках она не смогла разглядеть, кто на прощание громко плеснул хвостом о воду – огромный сом или же иное чудовище, прячущееся от глаз людских в самых глубоких омутах. Но кем бы ни был речной житель, только что он спас Эли жизнь. Природа продолжала хранить от бед девочку, обделенную особой судьбой.
Обессилев, она лежала на берегу, думая, что ей никак не согреться, – вся магия мира не способна прогнать ледяной холод, поселившийся внутри костей, в каждой жилке и даже в самом сердце, отчего оно билось все медленнее и тише.
Затем она услышала острожное ворчание, ее лица что-то коснулось, и в темноте засветились хищные звериные глаза: волки окружили ее, обнюхивая и глухо рыча. Но Эли не испугалась: она знала, что их – как и выдр, как и водяное чудище – тоже послали помочь. Звери, потоптавшись рядом, один за другим ложились на песок, неохотно делясь с Эли теплом своих тел. Кто-то забрался ей на ноги, второй свернулся клубком у груди, а у самого ее лица злобно горели точки зрачков. Она слышала дыхание, биение сердец, лязганье зубов и утробное рычание, не смолкавшее ни на миг, – вольные волки были недовольны приказом, который получили, однако не смели ослушаться и срывали злость друг на друге, огрызаясь и скалясь.
Под этим живым меховым покрывалом она лежала неподвижно, то проваливаясь в беспамятство, то приходя в себя, пока не почувствовала, что начинает согреваться. Помогала ли ей в этом магия – кто знает? Но к тому времени, когда на небе появились первые яркие звезды, Эли смогла пошевелиться, согнуть ноги, а затем и руки; поскрести пальцами влажный песок; приподнять голову и сморгнуть прилипшие к векам песчинки. Потревоженные звери с рычанием вскакивали с мест, кто-то даже сжал зубами ее руку, но не до крови, лишь чтобы напомнить, как не по душе волкам живые люди. Эли не вскрикнула – слишком много боли ей пришлось вынести за последнее время, чтобы удивиться какой-то новой ее разновидности. Ей хотелось поблагодарить волков, но они черными тенями метнулись в глубь леса, не дожидаясь, пока человек сумеет что-то прохрипеть: в их волчьем мире не слишком-то ценилась вежливость.
Она поднялась на всё еще слабые ноги, сделала пару нетвердых шагов. «Как я найду дорогу в темноте?» – пришла в голову беспомощная, отвратительно-плаксивая мысль. Раньше Эли никогда не жаловалась даже самой себе, и ей было неприятно то, каким бессильным и сломленным ощущала теперь свое тело.
Но не успела она изругать себя за слабость и уязвимость, как новые тени заплясали вокруг нее – только на этот раз они были молчаливы и холодны. Настал черед созданий Иного мира – тех самых, что были призваны в свидетели феей, – принести Эли свой дар. Ее воспаленных глаз, горевших от речной воды и песка, коснулась мягкая прохлада, и в следующий миг девушка поняла, что видит погруженный в сумрак лес таким, каким не видела никогда ранее: ее зрение стало зрением ночного зверя, которому достаточно легчайшего отблеска луны, чтобы видеть лесные тропы так же ясно, как и днем. Она потянула носом – никогда еще он не чуял так много запахов!
– Столько особых подарков для обычной человеческой девчонки! – сказала Эли, криво усмехаясь. – И всё для того, чтобы я смогла умереть от неразделенной любви согласно договору, записанному в незримых книгах?
И она, отбросив в сторону напрочь испорченные водой башмаки, побежала меж деревьев, ступая с каждым шагом все тверже и увереннее. Новообретенное звериное чутье вело ее точнее любой карты: она теперь понимала, в какой стороне Терновый Шип, предчувствовала овраги, легко угадывала впереди полосы непроходимого бурелома и наполненные стоячей водой канавы, где даже опытный охотник переломал бы ноги. Ничто в ту ночь не могло остановить ее на пути к Ашвину. И лес, и магия были едины в своем желании сберечь Эли от опасностей.
Глава 12
К усадьбе Эли вышла ближе к полуночи, и она знала, что опередила чужестранцев, ведь не было короче пути, чем тот, по которому она пробиралась сквозь лесную чащу. Одним прыжком она перемахнула через ограду и мимоходом удивилась своей ловкости. Впрочем, объяснение было простым – вновь явила себя магия, которой было угодно вести Эли к смерти, обозначенной в договоре. Проклятие феи оказалось щедрым до расточительности: оно не жалело волшебства, чтобы исполнить волю своей темной создательницы. Казалось, потребуйся Эли перелететь через пропасть, чтобы встретиться с Ашвином, – и оно подарит девочке крылья. Думая об этом, она то скрипела зубами от злости – на фею и на себя, так легко принимавшую хитрые подарки, – то испытывала прилив сил: невозможно проиграть в бою за жизнь Ашвина, если твои временные союзники так сильны!
«Он там, там!» – явилась мысль, едва только Эли заметила отблеск свечи в одном из окон на втором этаже дома.
Как дикая кошка, она взобралась по стене, цепляясь окрепшими ногтями за старые бревна, и, захлебнувшись от внезапного волнения, заглянула в окно.
Действительно, там был Ашвин: он сидел за письменным столом, что-то сосредоточенно читая при свете свечи. «Не видела никого красивее…» – запело что-то внутри Эли, и она от досады зарычала на саму себя совершенно по-волчьи: глупое сердце! Как ты не можешь понять, что все это обман, наваждение? Но девушка добралась к нему, пройдя сквозь темный лес, переплыв через глубокую реку, и, следовательно, должна была что-то сказать.
– Ашвин! Ашвин! – позвала Эли тихонько и поскреблась в окно, как ночная птица.
Он не сразу услышал ее. Нахмурился, склоняя голову из стороны в сторону, и его пепельные волосы заблестели в теплом свечном свете. «Красивый! Красивый…» И вновь Эли застонала от досады, желая отхлестать себя по пылающим щекам.
Нерешительно он подошел к окну, вглядываясь в темноту, однако отпрянул, когда Эли вновь позвала его по имени.
– Кто там? – воскликнул он не столько испуганно, сколько взволнованно. – Если ты лесной дух, то уходи! В моих краях запрещено говорить с нечистыми созданиями!
– Открой окно, Ашвин! – тихонько просила его Эли, с трудом преодолевая робость. – Я всего лишь человек – такой же, как и ты. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное!
Ее шепот, казалось, зачаровал Ашвина. Его взгляд оставался недоверчивым и настороженным, однако шаг за шагом он подходил к окну, за которым виднелось бледное личико с лихорадочно горящими глазами.
Поколебавшись пару мгновений, он приоткрыл задвижку.
– Да ведь ты же та самая лесная бродяжка! – воскликнул он, и лицо его просветлело. – Я узнал тебя! Ты забралась недавно в Терновый Шип, а затем я тебя испугал своими расспросами. Мне потом стало очень стыдно, и я все думал, в порядке ли ты. Откуда тебе известно мое имя?
Его приветливый голос заставил Эли растеряться – она и подумать не могла, что Ашвин запомнил ту встречу. Если он не обратил на нее внимания, когда они танцевали на балу, то с чего бы ему думать о чумазой девчонке-нищенке, которую он застал в своем саду?