Юноша хотел было заметить, что люди иной раз тоже помогают друг другу в беде, но, увы, после предательства госпожи Кларизы он и сам не был уверен в верности этого утверждения. Впрочем, как-то раз, ближе к вечеру первого дня странствий, голод заставил их приблизиться к какому-то небольшому поселению; они почти было решились заговорить с кем-то из крестьян, чтобы попросить немного еды. Но стоило им только подойти к опушке леса, как у самых их ног промелькнула череда быстрых серых теней, а затем старый волк, замыкавший бег стаи, остановился и оскалился, глухо ворча на путников.
Ашвин побледнел, делая шаг назад, а Эли нахмурилась.
– Это предупреждение, – сказала она, проводив взглядом волка, последовавшего за своими собратьями. – Нам нельзя показываться людям. Твои враги всё еще здесь, и они ищут нас. На добрых людей мы навлечем беду, а с недобрыми нам лучше не встречаться…
И она печально, немного по-детски вздохнула, как будто до недавних пор ей никогда не приходилось задумываться о существовании злых людей.
Но так как животы у них от голода урчали едва ли не громче, чем недавний волк, просто так уйти от деревни они не могли.
– Послушай, – сказал Ашвин, – ведь ты можешь пробраться туда в темноте и украсть что-нибудь из еды? Наверняка ты умеешь это делать! Я видел, как ты управляешься со сторожевыми псами, они не тронут тебя…
Но Эли вместо того, чтобы согласиться, посмотрела на него смущенно и даже несколько обиженно.
– Я никогда еще не воровала, – ответила она. – И уже говорила тебе, что мои родители – честные люди, а не какие-то лесные злодеи, учившие меня своему ремеслу с детства. Но, наверное, ничего иного нам не остается. Нельзя путешествовать без еды. И без ножа. Большой город слишком далеко…
Смутился и Ашвин – он ведь тоже ничего не понимал в воровском деле, и в том, чтобы подталкивать Эли к преступлению, совершить которое ему самому недостало бы ловкости, определенно ощущалось нечто постыдное. Но она, казалось, не держала на юношу обиды – лишь огорчалась, что ради доброй цели приходится поступать нечестно, и путаница эта нарушала ее ясную и простую картину мира.
Еще до наступления полуночи она вернулась, принеся с собой целый узел добычи из деревенских погребов, нож, веревку и еще кое-что из вещей, полезных в путешествии. Как и говорил Ашвин, ни один деревенский пес не подал голоса, пока Эли шныряла по дворам и кладовым.
Затем юноша узнал, что девушка умеет охотиться, и поначалу это его удивляло: как в одном человеке может уживаться безмерная любовь к животным и способность ловко освежевать зайца? Но Эли, выслушав его неловкие вопросы, лишь недоуменно улыбнулась и сказала:
– Но в лесу всегда кто-то охотится на кого-то! Иначе быть не может. Я же делаю это не для забавы, а для того, чтобы мы могли выжить, – так поступают все обитатели леса. Да и в домах кошки охотятся на мышей, и я иной раз спасала мышек от их когтей, но знаю, что так уж устроена жизнь и кошка вовсе не злодейка, как не злодеи волки и лисы…
О своей семье Эли не рассказывала и сердилась, если расспросы Ашвина казались ей слишком настойчивыми. Но в долгой дороге не обойтись без разговоров, а любопытство юноши становилось все сильнее.
– Отчего ты помогаешь мне?
– Оттого, что так было решено за меня.
– Духами леса?
– Нет, что ты! Они справедливы и не играют с судьбами людей. Это всё капризы фей.
– Ты видела настоящую фею?
– Однажды, но хотела бы никогда ее не встречать.
– И что же она хотела от тебя?
– Она хотела, чтобы я приняла ее подарок, – но я не так глупа, чтоб доверять фее!
– Какой она была? Прекрасной и волшебной?
– Пожалуй.
– Ну расскажи еще что-нибудь про нее! Я бы, наверное, все отдал, чтобы прикоснуться хотя бы к краешку чего-то волшебного…
– Быть может, волшебное давно уж прикоснулось краешком к твоей судьбе, Ашвин. И именно потому ты был так несчастен! – строго и серьезно ответила как-то Эли, но в большинстве случаев она упрямо замолкала, стоило только спутнику заговорить о фее и ее подарках.
Нрав девушки порой казался ему уж слишком переменчивым: она то была безмерно добра к нему и стремилась помочь во всем, ловила его взгляд и счастливо улыбалась, стоило только позвать ее по имени; то хмурилась, как будто Ашвин ее чем-то обидел, и смолкала, угрюмо косясь на него. И ладно бы при этом он понимал, в чем его ошибка! Иной раз ему не приходилось сказать и слова, а Эли уже мрачнела и замыкалась в себе, хоть до этого весело смеялась и подзывала птиц свистом. Но стоило ему только спросить, не в тягость ли он ей, не сожалеет ли она, что вызвалась помочь, – и вновь лицо ее становилось добрым и приветливым, а взгляд – чуть виноватым и испуганным. «Ох, прости меня, Ашвин! – восклицала она. – Дело вовсе не в тебе! Это всё злые проделки феи…» Казалось, ее сознание разрывается от противоречивых чувств и мыслей, которые ей приходилось изо всех сил скрывать от спутника. Он же, напротив, думал лишь об одном: что ничего волнительнее и прекраснее с ним не случалось.
Так они шли по старым заброшенным дорогам, которые давно уж превратились в звериные тропы, – и Эли всегда знала, куда они ведут. «Скоро мы выйдем к ручью!» – говорила она. И вправду, впереди начинала журчать вода. «Придется сделать крюк, чтобы обойти топь!» – на пути тут же возникало болото. «Ох и закусают нас комары в этой низине!» – и им вскоре приходилось нырять в сырую тихую лощину, поросшую сочным папоротником, который и впрямь кишел гнусом.
– Откуда ты все это знаешь? Ты бывала здесь раньше? – допытывался Ашвин.
– Нет, я никогда не уходила так далеко от дома, – отвечала Эли, вздыхая. – Но мне подсказывает чутье. Ты сказал, что желаешь попасть в столицу, – и я вижу нашу дорогу так ясно, как будто мне кто-то ее много раз показывал во сне. Ноги сами ведут меня; быть может, я и захотела бы свернуть в сторону – да не смогу!
Можно было бы усомниться в ее словах, но она столько раз безошибочно выводила их из чащи к броду или к заброшенному мосту, что тут уж впору было поверить и в помощь лесных духов, и в тайные проказы фей. Впрочем, как уже говорилось, Ашвин сразу и безоговорочно доверился Эли, и огорчало его лишь то, что она ему, по всей видимости, доверять не желала.
На исходе четвертого дня путешествия – хотя юноше казалось, что они идут рука об руку целую вечность, – им пришлось укрыться в крохотной пещере под корнями старого замшелого дуба от бушующей грозы: деревья стонали и скрипели, гром сотрясал землю, потоки воды с тревожным гулом несли сломанные ветви и листву по переполнившимся оврагам.
Эли и Ашвин невольно прижались друг к другу – воздух стал сырым и холодным, да и что еще способно напомнить смертным об их слабости, уязвимости и одиночестве так ясно, как голос свирепой бури над их головами?
Набравшись храбрости, Ашвин наконец-то спросил, отчего Эли время от времени сторонится его.
– Я помню, что ты сама предложила мне свою помощь, – сказал он с грустью. – Но порой мне кажется, что я для тебя худшая обуза… Из меня вышел никудышный спутник? Прости, я никогда раньше не путешествовал по лесу, да и вообще редко выходил из дому…
Жалобные эти слова застали Эли врасплох: она поняла, что Ашвин искренне переживает мгновения отчуждения, возникающие между ними, и винит в них себя. Ей больше всего на свете хотелось бы рассказать ему все как есть и объяснить, отчего ее тяготят те чувства, которые навязала ей фея, – но разве не стало бы чувство вины Ашвина еще глубже, если бы он узнал, что Эли приговорена любить его? Что ее обрекли угасать от любви к нему? Что она пришла на помощь потому, что никак не может избавиться от невидимых цепей, которыми сковала ее по рукам и ногам зловредная фея?
Нет, открыть Ашвину всю правду она не могла.
Но половину правды – отчего бы и нет? Ведь он только и знал, что спрашивать о волшебстве, а ей самой так хотелось хоть кому-то признаться, как страшно жить, когда мстительная фея обрекла тебя на скорую и мучительную смерть…
– Ты ни в чем не виноват, Ашвин! Так и быть, я объясню, какая беда с феей у меня случилась, но не вздумай смеяться или говорить, будто всё это старые сказки… – сказала она, старательно отмеряя каждое слово.
Однако у Ашвина и в мыслях не было смеяться: напротив, ему казалось, что важнее момента в его жизни еще не случалось. Он сам не знал, что взволновало его больше – доверие, которое собиралась оказать ему Эли, или же предвкушение знакомства с волшебством, в котором до сих пор Ашвину было отказано. Но пока девушка тихонько шептала ему на ухо свою тайну, сердце юноши, казалось, забыло о том, что нужно биться.
Глава 17
– Значит, ты обречена умереть от безнадежной любви по воле феи? – дрогнувшим голосом спросил Ашвин после долгого молчания.
– Фея поклялась мне в этом, – ответила Эли со спокойной печалью. – И думаю, ее обещанию можно верить.
– И тебе суждено полюбить… принца?
– Его – и никого более.
– Но откуда ты знаешь, что все это правда? – с неожиданной горячностью воскликнул Ашвин, радуясь тому, что в полумраке Эли не разглядит, как покраснели его щеки. – Прости, но… – тут он хотел было сказать, что повстречаться с принцем в лесу совершенно невозможно, но разве можно произносить слово «невозможно», когда всерьез рассуждаешь о проклятии феи?!
– Ты обещал, что не будешь смеяться, если я скажу тебе правду! – нахмурилась Эли.
– Я и не смеюсь, – Ашвин растерянно взъерошил свои волосы, напрочь позабыв и о грозе, и о прежних своих страхах и переживаниях. – Мне просто кажется… что все это чертовски несправедливо! И вовсе не обязано быть правдой!
– Если ты веришь в то, что я говорила с феей, то уж поверь и в это, – строго ответила Эли. – Или ты думал, что волшебство бывает только добрым? Впрочем, можешь считать, что я просто сумасшедшая девчонка из леса и все, что я тебе рассказала, – выдумка, не стоящая внимания!
Ашвину очень хотелось сказать, что именно так он и собирается считать, – его необычайно возмутило услышанное. К тому же Эли говорила о воображаемом принце так, словно уже была с ним по меньшей мере помолвлена, а это ощущалось во стократ раз обиднее, чем то, что Ашвин раньше считал отчужденностью. Он словно обманулся, очаровавшись таинственными историями о феях и волшебстве, – и вот, пожалуйста! Оказалось, что феи – если уж верить в их существование! – забавы ради подарили самую добрую и удивительную девушку из тех, что он встречал, какому-то принцу, и с этим ничего нельзя поделать. Да что там! Даже если никаких фей на самом деле нет, девушка эта все равно вбила себе в голову, будто ее судьбу не изменить… Но как бы ни разозлило его услышанное, он не хотел снова обидеть Эли.