колдованных дворцах?
И на этом, увы, беды и волнения того дня не завершились: едва только солнце скрылось за лесом, как с криками во двор вбежала одна из служанок – совсем молоденькая и оттого особенно любопытная. Ей, наслушавшейся шепотков о волшебном сне, захотелось хотя бы одним глазком посмотреть, что же случилось в старом саду. Теперь от страха у нее зуб на зуб не попадал, и прочим пришлось немало намучиться, прежде чем понять, куда она ходила и что ее так испугало.
Но, заслышав про сад, никто не решился разузнавать прочее без ведома господ. Трясущуюся девчонку привели в спальню, где при виде спящих мертвым сном хозяек она и вовсе начала икать и попискивать, точно придушенная котом мышь.
– Говори! Говори госпоже Маргарете, где ты была и что ты видела! – сурово обратилась к ней кухарка, у которой душа точно так же уходила в пятки при каждом взгляде на беспамятных хозяек; и девочка, отпив немного воды, смогла пропищать, кланяясь и приседая: «Госпожа! Госпожа Маргарета! Простите меня, умоляю… Я… я нарушила ваш приказ… Я ходила в старый сад…»
И Маргарета, как ни в чем не бывало, открыла глаза и ровно села на кровати. Обвела всех ясным взглядом, как будто вовсе не спала, – служанки охнули, а кто-то даже испуганно взвизгнул, – и спокойно спросила:
– Что же ты там видела?
Девочка-служанка, до того жмурившаяся и горбившаяся от страха, чуть осмелела, услышав, что к ней обращаются ласково, и, сглотнув несколько раз, прошептала:
– Яблоки! Там столько яблок на ветках, сколько я в жизни своей не видала! Они повсюду – и краснее крови… А от яблочного духа голова кругом идет, так что я едва не задохнулась, – слаще не бывает, словно в воздухе разлит мед. Это яблочные феи! Они вернулись!
Глава 18
Служанки, и без того испуганные до смерти, принялись лепетать слова всех молитв, что шли им на ум, но лицо Маргареты, напротив, осветилось торжествующей улыбкой. Щеки ее покрылись горячечным румянцем, она вскочила на ноги, часто и взволнованно дыша.
– Ах, матушка! – воскликнула она, падая на колени перед спящей Старой Хозяйкой. – Слышите ли вы? Феи вернулись в старый сад!
Но пожилая дама спала все так же крепко и мирно, не слыша ни единого слова. Должно быть, ей не полагалось узнать сегодня эту новость – в отличие от Маргареты. Волшебство само выбирает, кому показаться, и нет никакого смысла с ним спорить – особенно если перед тем молил его о снисхождении.
Маргарета, глубоко вздохнув, поцеловала руку матери, безмолвно благодаря ее за помощь, и, поднявшись, властно объявила притихшей челяди:
– Нынче ночью никто, кроме меня, не должен выходить из дому. Что бы ни случилось, что бы вы ни увидели и ни услышали сегодня во тьме – закройте ставни, заприте двери и ждите утра. Тех же, кто будет излишне любопытен, непременно ждет наказание – у феи из старого сада очень дурной нрав. Я ее призвала во второй раз и говорить с ней буду только я, что бы из этого ни вышло!
– Ох, сударыня Маргарета! – Кто-то из служанок расплакался, кто-то от страха и слова вымолвить не мог. – Не ходите! Там злое место!
– Я сама просила фей об этой милости, – твердо ответила Маргарета. – И знаю, что они вдвойне наказывают тех, кто отступается от своих слов.
И она, пройдя мимо покорно расступившихся служанок, вышла из комнаты, – каждый ее шаг был стремительнее предыдущего, словно сил в ней с каждой секундой прибавлялось. Кто-то успел увидеть из окна, как быстрая тень промелькнула у ворот, растворяясь в вечерних сумерках. Многие не смогли сдержать слез: каждый тогда подумал, что Маргарета исчезнет из мира людей вслед за своей дочерью. Но даже плач и причитания не заставили челядь забыть о приказе Молодой Хозяйки – все окна и двери были тщательно закрыты. Никто в ту ночь и за пригоршню золота не согласился бы выйти за порог.
Маргарета бежала, не зная, дышит ли она, бьется ли еще ее сердце, – но страха она не чувствовала. Ее мозг порой пронзала как иглой мысль, что служанка соврала или что-то напутала, и в то же время она знала, что никакой силе не остановить ее сегодня на пути к старому саду. Этой ночью она не разбирала дороги, не выискивала троп, предпочитая самый короткий путь, – и путь этот шел через поля, опоясывавшие поместье нарядной зеленой лентой.
Нынче ночью и здесь, среди мирных скучных грядок, творились чары. На бегу, задыхаясь от волнения, Маргарета видела, как вспыхивают в вечернем сумраке яркие искры, озаряющие темноту – всё больше, всё гуще, – как будто повсюду реяли огненные бабочки, стряхивающие со своих крыльев волшебную пыльцу. И под землей, и над ней слышались треск и гул, а затем Маргарета, запнувшись, упала и только тогда заметила, что все растения на грядках принялись расти, точно сумасшедшие, – вздымая своими корнями землю и оплетая ее мощными побегами, закрывая ночное небо огромными листьями.
Об один такой побег – тыквенный или же огуречный – она и споткнулась; толщиной он был с человеческую руку, никак не меньше. С шелестом потянулись к ней стремительные огуречные усы, желая обвить и удушить все, что попадется им на пути, но Маргарета успела вскочить на ноги и увернуться. Каждый лист, каждый стебель, каждый пружинный ус светились изнутри, наполнившись не соком, но чистейшим волшебством. Бедная Маргарета не знала, что и думать. Считать ли это знаком гнева фей? Или же там, где они появлялись, чудесами переполнялось все – без смысла, без меры?
Осмотревшись, она поняла, что путь ей преградила чудовищно огромная тыква, покрытая мерцающими узорами, – но Маргарете она показалась вполне безобидной, несмотря на исполинские размеры, и оттого она просто обошла ее стороной, с трудом пробираясь между колючих побегов, без устали сплетающихся друг с другом. «Ох, до чего же переполошатся завтра поутру слуги…» – подумала она, напоследок еще раз оглянувшись на тыкву, все еще продолжавшую расти. Воистину, никто бы не признал в этом безумном месте прежние грядки с репой, капустой и морковью!
Но к чему удивляться странностям, когда торопишься на встречу с феями? Хоть сегодняшний путь к старому саду и был самым удивительным из того, что доводилось видеть Маргарете, она повторяла себе, что нет ничего важнее судьбы Эли, и яростно отталкивала, ломала, рвала на клочки все, что пыталось ее остановить.
Наконец она – исцарапанная, измазанная зеленым травяным соком, облепленная искристой пыльцой – добралась до подлеска, где магии оказалось еще больше: деревья и кусты тянулись вверх так же неистово, как и огородная растительность. С трескучим стоном поднимались с земли почерневшие стволы старых яблонь, расправляя давно сгнившие ветви, которые в мгновение ока покрывались тысячами трепещущих серебряных и золотых листочков; наливались алые плоды, пылающие в ночи, как раскаленные уголья…
Порой Маргарете казалось, что и ее сердце превратилось в жгучее волшебное яблоко, вот-вот готовое от нестерпимого жара взорваться тысячами искр. Но фейский яблоневый сад теперь был повсюду – что проку искать его прежнее место?
– Сударыня фея! – закричала Маргарета, изнемогая от усталости и волнения. – Явитесь мне, умоляю! Я пришла смиренно просить прощения за свою ошибку… Заклинаю вас, назначьте мне какое угодно наказание, но верните мою дочь!
От крика этого серебряные и золотые листья зазвенели, как будто по саду пронесся вихрь, срывающий с ветвей плоды. Маргарета слышала, как они падают на землю, – и ей казалось, что это шаги десятков волшебных существ, которые подкрадывались к ней во тьме. Воздух, и без того дурманно-сладкий, переполнялся ароматами нездешних краев; казалось, им можно захлебнуться и умереть от блаженства. Маргарета не знала, что за чувство ее охватило – отчаянный страх или же отчаянная радость, – но она знала, что на ее призыв откликнулись – из недовольства ли, из жалости ли? Она, чувствуя, как слабеют ноги, опустилась на колени и протянула вперед руки, показывая, что готова принять и гнев, и милость феи, – уж теперь-то она и впрямь научилась говорить с волшебными созданиями!
Но на этот раз из ночной тьмы и мерцания звезд соткалось множество высоких стройных теней, медленно и тихо окруживших коленопреклоненную женщину. Сегодня лишь магия показывала себя во всей красе, сами же феи пришли в самом скромном и пугающем своем облике.
– Сударыня фея! – воскликнула Маргарета, переводя растерянный взгляд с одного темного лика на другой. – Отзовитесь! Не гневайтесь, что не узнаю вас, но я тогда была так молода и от страха ничего толком не запомнила…
Но феи только рассмеялись – точь-в-точь как тонкий перезвон золотых и серебряных листочков! Смех, однако, не показался женщине веселым – в нем слышались скорее печаль и тревога.
– Ах, Маргарета, у тебя никак не вышло бы узнать ту, с которой ты встречалась. Наша сестра, некогда заключившая с тобой сделку, сегодня не с нами, – наконец ответила одна из них. – А мы уж не вспомним, когда в последний раз говорили с людьми: немногим из нас интересно забавляться со смертными…
– Но… я думала, что она выйдет поговорить со мной! – в смятении произнесла Маргарета. – Как же мне уговорить ее отдать мне дочь? Сударыни феи, смилуйтесь! Ведь вы наверняка знаете, как было дело… Быть может, вы поможете мне? Верните Эли! Я готова на что угодно, лишь бы только моя дочь оказалась в мире людей…
И вновь феи засмеялись – еще печальнее.
– Но твоя дочь и так в мире людей, Маргарета! – вновь заговорила одна из теней. – Ее судьба и впрямь была переписана в Дивных Краях, да только там нет ни слова о том, чтобы она стала нашей гостьей. Эли принадлежит миру людей, да еще немного – лесу, но ей вовек не перейти те туманы, что разделяют смертных и нас.
– Тогда где же она? – вскричала Маргарета, более всего страшась услышать, что Эли нет в живых.
– Она в лесу, как ей и положено, – хором ответили феи. – Твоя дочь не получила особой судьбы в подарок от нас, зато пользуется особыми милостями духов леса, а это не так уж мало!
– Она в лесу?! – Маргарета не знала, плакать ей или смеяться, услышав столь будничный ответ. Да ведь Одерик говорил то же самое! Стоило ли призывать фей, чтобы узнать столь простую истину?