Оттого-то Эли сразу заподозрила неладное, когда беспричинная тревога охватила ее среди ясного дня. Всё так же пели птицы, ничуть не опасавшиеся юных путников; лучи солнца пронизывали листву, в тенистой низине журчал невидимый ручей, но отчего-то она ощутила, что ноги не хотят делать и шага.
– Постой, Ашвин! – сказала девушка чуть смущенно, ведь ей не хотелось в очередной раз выставлять себя на смех из-за своих чудачеств. – Мне кажется, что впереди нас ждет что-то плохое!
– Деревня? – удивился юноша, уже привыкший, что людские поселения они обходят десятой дорогой и приближаются к обитаемым местам лишь под покровом ночи. – Но я не слышу ни лая собак, ни голосов домашнего скота…
– Пожалуй, что нет, – сказала Эли, поразмыслив. – Однако идти нам нужно тихо и осторожно.
Послушавшись ее, Ашвин сошел с тропинки, и они, как два пугливых лесных зверька, некоторое время крались вдоль ручья, скрываясь в зарослях папоротника и дикого хмеля с головой. Завидев впереди прогалину, они припали к земле и ползли так тихо и ловко, что любой бы, кто знал Ашвина раньше, непременно поразился тому, как несколько дней способны изменить благовоспитанного юношу, доселе выказывавшего сноровку только во время танцев и вежливых поклонов.
– Смотри! – прошептал он Эли, раздвигая ветви.
Среди прекрасной поляны, заросшей наперстянкой, дикими лилиями и люпинами, виднелся одинокий домик, сложенный из старого, позеленевшего от времени камня. Яркая краска на ставнях давно уже выцвела и облупилась, а высокая печная труба покосилась, но все равно крохотное лесное жилище выглядело уютным. Оградой ему служили заросли шиповника, а главным украшением – одичавшая вьющаяся роза, забравшаяся на самую крышу. Из трубы не шел дым, а вокруг не видно было следов людского присутствия, но все же отчего-то дом не производил впечатление заброшенного – напротив, всем своим видом он словно говорил, что рад случайным гостям и их тут ждет теплый прием.
– До чего славное место! – сказал Ашвин, невольно очаровавшись этим сказочным уголком.
Но Эли упрямо покачала головой – тревога сердитой пчелой гудела у нее в голове и сжимала сердце, как в тисках.
– Нам нельзя быть здесь, – только и сказала она.
– Ты чувствуешь? – продолжал Ашвин, словно не слыша ее. – Какой сладкий запах! Пахнет яблоками, карамелью и еще чем-то сладким… не знаю, как назвать этот запах, но он восхитителен!
– Яблоки… – повторила Эли, побледнев, а затем принялась рассматривать домик вдвойне внимательнее.
– Мне кажется, не будет беды, – говорил тем временем Ашвин, приподнимаясь, – если мы…
– Ох нет! – тихонько вскрикнула Эли. – Здесь полно старых яблонь! А на них – красные яблоки! Они всюду! Это плохой знак. Нам нужно уходить.
Ашвин, хоть и мало что понял, был вынужден подчиниться, но все же несколько раз с тоской оглянулся и долго еще вспоминал чудесный запах.
– Феи часто появляются там, где растут старые яблони! – скупо ответила Эли на его расспросы, и ему пришлось этим удовольствоваться.
Они вернулись к тому месту, где сошли с тропинки, и двинулись в обратном направлении, пока Эли не заприметила поворот, уходящий в сторону, противоположную той, где они увидали домик. Придирчиво осмотрев его, она объявила:
– Идем этой дорогой!
Но спустя полчаса или час лицо девушки снова помрачнело, а шаг замедлился.
– Я снова чувствую ту же опасность… – медленно промолвила она, хмуря выгоревшие брови.
Вновь они повторили всё те же немудреные действия – хоть Ашвин на этот раз согласился ползти среди колючек куда менее охотно, – и каково же было их удивление, когда впереди показался все тот же домик, увитый розами!
– Этого не может быть! – воскликнула Эли, растерянно глядя на кривую трубу, весело торчавшую над зарослями наперстянки.
Ашвин, уже привыкший к тому, что Эли никогда не ошибается и всегда знает, куда выведет их тропинка, тоже ощутил некую тревогу, – но куда сильнее в нем говорило желание выбраться из кустов и приблизиться к дому. Он словно впервые ощутил, насколько сильно устал и проголодался, а домик выглядел таким мирным и уютным…
– Может быть, это знак, – сказал он, во все глаза глядя на сочные яблоки, висящие на ветвях старого сада. – Ты же говорила, что лес сам ведет тебя по дорогам и тропам? Вот он и привел нас туда, где мы можем отдохнуть и подкрепиться…
– Нет! – прошипела Эли, пятясь. – Это сделал не лес! Тут злое место, и я чую, что все вокруг пропахло феями и их волшебством.
– Что ж, – пробормотал опечаленный Ашвин, – если это запах волшебства фей, то мне он по нраву. Готов поклясться, здесь недавно испекли яблочный пирог, а вдобавок к нему сварили глинтвейн!.. Эх… Но если ты считаешь, что нам нельзя заходить в этот дом, то так тому и быть…
Надо ли говорить, что они вновь повернули назад и шли дольше прежнего, прежде чем Эли выбрала новую тропу. Но и тут на их пути очутился нарядный, окруженный цветами и яблонями домик, который раз от разу казался Ашвину все милее.
– Нет, это явно проделки фей! – в гневе воскликнула Эли, не разделявшая его чувств. – Разве ты не видишь, что они водят нас по кругу?!
– Что-то странное в этом, безусловно, есть, – согласился Ашвин, поразмыслив. – Но я не верю, будто здесь сокрыты опасность или зло! Напротив, мне кажется, что нас ждет что-то чудесное…
– Да разве может быть что-то хуже чудес?! – вскричала Эли, сердито покосившись на него, и они вновь повернули обратно, с опаской поглядывая в темнеющее небо: солнце к тому времени опустилось совсем низко, а мест, подходящих для ночлега, им так и не попалось.
На этот раз они попросту шли по своим же следам, стремясь уйти от странного домика как можно дальше. Но не так-то просто избежать волшебства, если оно отчего-то решило показаться человеческому глазу! Да, Ашвин и Эли, как им казалось, направились назад, но в итоге вновь очутились у зарослей шиповника, окружающего дом с розами и яблочными пирогами.
– Это и восхитительно, и жутко одновременно! – заметил Ашвин, принюхиваясь к головокружительно-сладкому аромату.
– В этом вся суть волшебства фей, – со вздохом согласилась Эли.
– Быть может, не следует убегать? – с сомнением спросил юноша, в котором говорили одновременно усталость, любопытство и тоска по свежеиспеченным пирогам. – Если мы не можем от него уйти, то не остается ничего другого…
– Нет! – резко оборвала его рассуждения Эли. – Ни за что я не ступлю на порог проклятого дома! Феи могущественны, но не всесильны. Иначе они давно бы нас изловили! Если мы сами не отдадим себя в их руки, они не смогут нас схватить. Это хитрая ловушка, и нужно как следует пораскинуть мозгами, чтобы ее избежать. Подождем до утра. Лес подаст мне знак, ведь он не зря предупреждал меня сегодня об опасности…
Она говорила растерянно, вспыльчиво, и Ашвин не решился с ней спорить, хотя до сих пор не до конца верил, что дело именно в волшебстве, а не в том, что они заблудились и устали. Разве не бывает так, что люди ходят в лесу по кругу, сбившись с пути? Разве означает это, будто нужно непременно верить в фей, проклятия и принцев, назначенных самой судьбой для несчастной любви? Признаться честно, с недавних пор юноше вовсе не хотелось, чтобы сказки оказались правдой…
Но не успел он спросить у Эли, где сегодня они остановятся на ночлег, – или же будут ходить взад-вперед по дороге всю ночь напролет? – как вдруг она, сделав шаг, вскрикнула и схватила себя за босую ногу.
– Что случилось? – Ашвин бросился к ней.
– Я наступила на что-то острое и поранилась, – ответила Эли, глядя на свою окровавленную пятку с удивлением человека, который привык безо всякого ущерба ходить босиком день-деньской.
Вскоре из раны совместными усилиями был извлечен хрустальный осколок, который даже в тусклом вечернем свете искрился и сверкал ярче алмазной крошки.
– Но как он здесь очутился? – удивился Ашвин, окидывая взглядом заросшую лесную тропу.
Эли ничего не ответила, глядя на сверкающий хрусталь затравленно и зло, – о, ей было хорошо известно, откуда появляются такие осколки! Хрустальные туфельки, которые в гневе разбивают феи, рассыпаются на сотни блестящих брызг с острыми, как лезвие ножа, кромками.
– Это часть ловушки, – сказала она, чувствуя, как начинает кружиться голова. – Послушай меня, Ашвин! Это очень важно… Что бы со мной ни случилось… что бы ни случилось… нельзя… не…
И она, тихо вздохнув, медленно опустилась в траву, закрыв глаза.
Нельзя сказать, будто Ашвин не догадался, о чем предупреждает его Эли. Последние несколько часов они только и делали, что спорили из-за домика, увитого розами. «До чего же она упрямая! – с беспомощной досадой подумал юноша, тщетно пытаясь привести Эли в чувство. – Даже сейчас думает только о своих феях!» Впрочем, он, устыдившись, тут же прогнал эту мысль – до ревнивых обид ли сейчас, когда лицо Эли бледнеет, а руки становятся все холоднее? Ашвин в растерянности смотрел на осколок и на неглубокую ранку, оставленную им: разве теряют люди сознание от крошечного пореза? Что за странность! Впору поверить в любую чертовщину… И он мотнул головой, отгоняя тревожные тягостные мысли.
– Да что же это! – наконец отчаянно воскликнул он, чувствуя, как голова гудит от волнения. – Неужели я всерьез обдумываю, не ждет ли нас волшебная западня в лесном домишке?! Эли нужна помощь!
И неловко подняв девушку – она оказалась легкой, как птичка, – он торопливо зашагал в сгущающихся сумерках туда, где в последний раз им попадался странный, но очаровательный домик.
Глава 21
Позже Ашвин не раз вспоминал, как обманулся в своих ожиданиях: отчего-то ему казалось, что близость волшебства непременно должна удивлять, волновать, дарить предчувствие чего-то потрясающего. Но чем больше он думал о лесном домишке, тем более обыденным тот ему казался, и каждый раз, как в памяти всплывали слова Эли – об опасности, о феях, о странности сегодняшних хождений по кругу, – какой-то насмешливый внутренний голос принимался потешаться над этими нелепыми страхами. «Да неужто ты всерьез поверил сказкам лесной девочки? Конечно, она мила и добра к тебе, но ведь очевидно, что бедняжка живет в плену суеверий и странных выдумок!» И даже голосу этому Ашвин отчего-то не удивлялся, хотя никогда раньше не слышал его в своей голове. Точно так же его не удивило то, что дом оказался совсем рядом – за первым же поворотом, – а окна его приветливо светились, хотя за весь день им так ни разу не удалось увидеть никого из здешних обитателей.