и (а их венчание состоялось во времена республики) решили между собой, что она, для успокоения совести, станет совершать молитвенный ритуал дома. Сам Венн принадлежал к братьям и посещал с ними часовню в Барнстейпле, однако ревностностью отнюдь не отличался. Потому-то он и не возражал против намерений жены как вначале, так и после переезда в Нью-Мильтон.
И вот ее молитвенник нашла — или, скорее, высмотрела — Смирения Тилли. Однажды утром она увидела Сару Венн стоящей на коленях, прокралась, любопытства ради, обратно к окну и обнаружила на столике католический молитвенник. Она опознала его тут же по рыбе и епископскому посоху на черной кожаной обложке. Позднее она рассказывала, что при виде проклятой книги отшатнулась и непременно потеряла бы сознание, если бы на помощь не пришел кто-то из соседей. Верно было то, что она прошептала: «Идолопоклонство!» и спросила воды, но при этом достаточно владела собой, чтобы сразу кинуться к дому Мильтона на другом конце городка. Хозяина она нашла в саду, где он расхаживал туда-сюда по узкой дорожке.
— Мистер Мильтон! Мистер Мильтон!
— В чем дело, Смирения? — Ее голос он к тому времени хорошо запомнил.
— Несусветный блуд и мерзость. Вот в чем. — От волнения она перепутала библейские выражения. — Чума и гладомор!
— Вы слишком взбудоражены. Пожалуйста, успокойтесь.
— Могу ли я быть спокойна в пучине бедствий, дражайший сэр? Миссис Венн тронута заразой.
— Что-что? Какой именно? — Он отступил назад, поскольку всегда трясся над своим здоровьем.
— Я видела у нее ядовитую книгу.
— Довольно дурачиться, Смирения. Говорите яснее.
— Я видела, как миссис Венн лелеет у себя на груди папистскую книгу молитв. Католический молитвенник, вот что.
— Ах так? Вы уверены? — Она кивнула. — Вы кивнули?
— Да.
— Неужели миссис Венн настолько бесстыдна?
— Она всегда была бесстыдной, сэр. С самого того дня, когда явилась сюда с молодым муженьком.
— Выходит, она вовлечена в блуд идолопоклонства. — Несколько секунд он размышлял, а Смирения не сводила с него напряженного взгляда. — Позовите сюда троих стражников. Если это окажется правдой, нам предстоит труд во имя Господа.
Через час он и стражники были готовы. Выяснилось, что Джон Венн работает в отдаленном поле, и в ответ на нетерпеливый стук Мильтона дверь открыла Сара Венн. При виде его, стоящего на пороге, она была поражена и, не говоря ни слова, впустила посетителей в дом. Смирения Тилли не без удовольствия заметила, что она дрожит.
— Ну, миссис Венн, — начал Мильтон, — я слышал, вы пригрели в своей утробе папу римского.
— Сэр?
— Я слышал, у вас имеется некая страхолюдная книжонка. Блудодейственный том, происходящий из Рима. Это верно? — Она молчала, но в ее устремленном на Смирению Тилли взгляде читалась то ли просьба о помощи, то ли вопрос; богомолка тряхнула головой и ухмыльнулась. — Обыщите дом, — распорядился Мильтон, обращаясь к стражникам. — Смердящую язву не скроешь. — Вскоре молитвенник нашли: он был спрятан в тайнике на печке, где помещались еще и четки. Последние положили Мильтону в ладонь. — Что это за шутовские погремушки, миссис?
— Думайте что хотите, сэр, но такова моя вера.
Она, как будто, собиралась что-то добавить, но Мильтон ее оборвал.
— Ваша вера ничем не лучше ломаного гроша. Дайте мне эту книгу. — Один из стражников сунул книгу Мильтону в руки, и тот, ощупывая пальцами страницы, продолжил свою речь. — Католика редко встретишь в тех местах, где не пахнет деньгами и драгоценностями. Миссис Венн, что привело вас в наше поселение?
— Я приехала со своим мужем.
— Ага. Я нашел отпечаток алой буквы. — Его пальцы блуждали по входной песни, открывающей мессу. — Эта книга переполнена кощунственными словесами! — Он швырнул ее на пол. — В эти бумажки только рыбу заворачивать!
Пренебрежительное обращение Мильтона с молитвенником и четками заставило миссис Венн вознегодовать.
— Это вера моих отцов. Она дана свыше. Шестнадцать столетий она оставалась истинной…
— Не смейте учить меня истории, миссис. Я знаю ее как свои пять пальцев. — Он продолжал перекатывать в ладони четки. — Супруг участвует в ваших обрядах? — Она колебалась, и Мильтон уловил ее неуверенность. — Стало быть, и он мог уподобиться треснувшим кимвалам?
— Он из братьев, сэр. Он не католик.
— Тем постыдней и ужасней его грех — вскормить змею на своей груди.
Миссис Венн вытерпела уже достаточно оскорблений.
— Сами вы змея, мистер Мильтон, со всеми вашими слепыми указами и распоряжениями.
— Послушайте ее! Слышали вы эти возмутительные дерзости? — Смирения Тилли испустила стон. — Похоже, ваше великолепие, вы окончательно отбросили всякий стыд. Она хотя бы покраснела?
— Как же, мистер Мильтон. — Смирения ела глазами бледное, перекошенное лицо миссис Венн. — Она скорее лопнет.
— Ну что ж, так или иначе мы еще узнаем цвет ее крови. Хватайте ее. — Мильтон стоял неподвижно. — Миссис Сара Венн, в нарушение всех местных законов и порядков вы исповедовали ложную языческую веру и поклонялись идолам. А теперь уведите ее.
Суд состоялся через три дня в доме собраний. Супруг Сары Венн с заплаканными глазами сидел в первом ряду и, слушая обвинение, трясся от страха. Она молчала, пока мистер Мильтон не вопросил громовым голосом:
— Исповедуете ли вы католическую веру?
— Да, исповедую. Это святая вера.
— Как она приукрашивает и возвеличивает свой порок! — Семь братьев были избраны в качестве судей; их отделяла от прочих веревка, привязанная к двум столбам. Сейчас они начали гневно роптать.
Не обращая на них внимания, миссис Венн продолжила:
— Это исконная вера нашей дорогой родины.
Мильтон рассмеялся.
— Стало быть, вы едины с друидами. Вопрошаете дубы и мирты. Ну все, довольно болтовни. Известно вам, миссис Венн, что вы сейчас возгласили? Вы вострубили в трубу и зажгли огненный крест, что может означать начало бесконечной гражданской войны. Этого терпеть нельзя. — Она качнула головой, но промолчала. — Ни одно сообщество добрых протестантов не может допустить вас в свои ряды. Вам это понятно? Вы враг общества, миссис Венн, чумной бубон на теле государства. Желаете что - нибудь добавить?
Она сделала отрицательный жест, и божьи избранники возмущенно закричали.
— Отречетесь ли вы от своей папистской веры?
— Нет. — Она смотрела на мужа, который сидел и плакал.
— Значит, вы не отступитесь от лжеучения?
— Нет, сэр.
Мильтон обернулся к семи братьям, готовым высказать свой вердикт.
— Как вы ее находите?
— Нечистой, — объявил Уильям «Аллилуйя» Дикин. — Она запятнана виной.
— Все согласны?
Они подняли правые руки и только тут сообразили, что Мильтон их не видит.
— Все за, — крикнул Джоб «Бунтарь Божий».
Мильтон подошел к ним и спросил спокойно:
— Желаете ли вы, чтобы я определил кару и провозгласил соответствующий указ?
Судьи странным образом взволновались, и Храним Коттон в ответ прошептал:
— Такова наша смиренная просьба, сэр.
Мильтону помогли вернуться на возвышение, и он обратился к Саре Венн.
— Что ж, миссис, за преступлением должно следовать наказание — это правильно и разумно. Посему, — он усмехнулся, — посему я приказываю, чтобы вас публично высекли восковыми свечами. Вас выдворят из вашего жилища, а последнее сожгут, не оставив камня на камне, чтобы ни одна нечистая птица не свила в нем больше гнезда. Далее вас изгонят из нашего поселения. Священный город не построишь, не выметая наружу сор. Желаете что-нибудь сказать?
— Нет, мистер Мильтон. — Она сохраняла спокойствие. — Что можно сказать в ответ на грубое насилие и несправедливость?
— Итак, вы должны покинуть это благословенное место. Я провозглашаю вечное изгнание.
Миссис Венн увели в караульное помещение, муж в слезах последовал за ней, а братья, удивленные приговором, стали переглядываться. Изгнание, разумеется, сочли вполне оправданным, но был ли смысл в том, чтобы сжигать один из недавно возведенных домов? И откуда взять папистские свечи? К судьям подошел Мильтон; по его лицу все еще блуждала улыбка.
— Вы проделали отличную работу, — сказал он.
— Мистер Мильтон, сэр. — От имени всех судей заговорил Храним Коттон. — У нас нет восковых свечей. Есть только сальные свечи для фонарей. Но они с хворостинку, не больше. Разве такие годятся для наказания?
— Успокойтесь, Храним. Мистер Кемпис прислал мне две дюжины вотивных свечей. Как частичную компенсацию за бристольцев, сказал он, но при этом усмехался в кулак. Думал позабавиться на мой счет, но я отплатил ему сторицей, не правда ли? — Все рассмеялись.
— Достаточно ли они толстые и тяжелые для спины этой потаскухи? — спросил Джоб.
— О да. Дурацкие палки неплохо разомнут ей кости. А теперь по домам, пора подкрепиться.
Его нога по-прежнему переломана индейской ловушкой. Мою ногу не вылечить. Мои кости нельзя срастить, но все остальное окоченело. Мое путешествие к индейцам начинается с хвори. Сейчем осматривает открытую рану и нюхает воздух. Настало время духов. Время колдуна. Нет. Только не колдовство с заклинаниями. Искусство лекарственных трав — вот что мне по душе. Я срываю золотой цветок и подношу его ко рту. Не терплю волшебства. Я указываю рукой на небеса, а затем кладу ее себе на лоб. Только не волшебство. Тогда они показывают ему, как колдун кладет змеиную кожу на тело больной и как кожа обращается живой змеей и исцеляет недуг. Жестами они изображают, как колдун появляется из тумана в образе огненного человека и как по его приказу перемещаются скалы и танцуют деревья. Возможно ли такое? Среди зимы он взял золу от сожженного листа, опустил ее в чашу с водой и получил свежий зеленый лист. Правда ли это? Знаю, в Лондоне есть люди, обладающие, как говорят, целительским даром. Матушка Шиптон. Полый мальчик, у которого нутро звенит, как арфа. Однако исцеления в этой пустыне, несомненно, дело рук дьявола.