– Могу, конечно… – неопределенно ответил Кусаев, и в этой его фразе слышалось большое жирное «но».
– И цирюльничьему делу обучен?
– Не без этого, но… – Тут парень быстро вспомнил совет дядьки и исправился: – Конечно!
Анфиса Ксаверьевна еще раз окинула кандидата благожелательным взглядом. И Лутфи внутренне сжался, ожидая того момента, когда его спросят о рекомендательных письмах и о тех домах, в которых ему довелось работать. Никаких писем у него не было, а уж если потенциальный работодатель вздумает наведаться к его предыдущему хозяину – возникнет неловкая, прямо-таки даже опасная, ситуация. Но в этот момент в проеме двери показалась худая лощеная физиономия какого-то франта с набриолиненными до зеркального блеска черными волосами и окинула его презрительным взглядом.
– Брить умеете? – без приветствия и почему-то на «вы» обратился к нему незнакомец.
Лутфи поспешно кивнул.
– Тогда демонстрируйте и, если я останусь доволен, можете считать себя принятым на работу.
Тут Кусаев с удивлением сообразил, что этот хлыщ и есть тот самый респектабельный доктор, к которому он пришел наниматься. От такой неожиданности молодой человек даже сделал шаг назад. Но домохозяйка всплеснула руками:
– Ну вот, Бенедикт, сразу бы так! – Двумя детскими пальчиками она схватила Лута за рукав и потянула в комнату: – Пойдем, голубчик. Ты уж будь добр, не оплошай. Щетина у доктора пух и смех, а слуга нам страсть как нужен!
Подчиняясь этим обманчиво мягким пальчикам, Лутфи проследовал в небольшую комнату, которая служила то ли приемной, то ли кабинетом, но по крайней мере не была похожа на чулан Бабы-яги, как прихожая. Высокие окна; простая мебель; на стенах вместо картин дагерротипы и последнее достижение прогресса – фотографии; массивный шкаф, заполненный книгами, – все очень благопристойно и миролюбиво, пока не начинаешь присматриваться к фотографиям и читать названия на корешках книг. На одной фотокарточке, к примеру, была изображена группа людей, с энтузиазмом окруживших уже окольцованного плезиозавра. А если присмотреться, то третий справа очкарик имел поразительное сходство с доктором Брутом. После такой картинки книги с названиями «Внушение и гипнотизм в психологии народов» и «История магии и суеверий», стоявшие на самом видном месте, можно было сравнить с томиком арабских сказок.
Естественно, присматриваться, а тем более вчитываться, у Лута не было времени: он сосредоточенно лавировал между избыточной обстановкой комнаты. Внимательный наблюдатель непременно решил бы, что Кусаев человек боязливый и до крайности осторожный, с такой неизменной предупредительностью обходил он все острые углы и хрупкие предметы. Анфиса Ксаверьевна, отметившая эту особенность в молодом человеке, одобрительно покивала головой: аккуратность для прислуги – ценнейшее качество. Парнишка ей нравился, и не было еще такого, чтобы столь мудрая женщина, как Анфиса Ксаверьевна, приняв решение, не добилась своего.
Через пять минут Бенедикт Брут расположился в кресле: бархатный домашний пиджак с вышитым золотой нитью гербом снят, на шее повязана белоснежная салфетка, а во взгляде словно спрятано по острой бритве. Наниматель нетерпеливо постукивал пальцами с холеными ногтями по подлокотникам кресла.
– Ну что же вы? Приступайте. Или хотите дождаться, пока я засну? Так вам будет удобнее меня прире…
Анфиса Ксаверьевна, пристроившаяся напротив, кашлянула в маленький кулачок, и доктор, сделав над собой очевидное усилие, закрыл рот на середине фразы.
Более опытный человек по этим маленьким черточкам в быту дома уже давно сделал бы для себя соответствующие выводы. Но где носит всех этих опытных людей, когда такие желторотики, как Кусаев, связываются с такими личностями, как Брут? Обычно сии доброжелатели появляются много позже, чтобы с видом неоспоримого превосходства сказать: «Как же ты, простофиля, не заметил ничего подозрительного?»
Слегка подрагивающей рукой Лут нанес пену на лицо сэра Бенедикта и взялся за бритву. Что делать? Сознаться и отказаться? Или авось пронесет? Молодой человек прислушался к своему организму – вроде бы никаких тревожных признаков не ощущалось. Но ведь иногда так бывает. А потом раз – и готов голубчик, выноси!
Сэр Бенедикт нетерпеливо заерзал в кресле, и Лутфи решился. В несколько ловких движений он снял (прямо-таки скажем, несущественную) щетину с лица доктора, убрал остатки пены и побрызгал ставшего розовеньким, как поросеночек, клиента одеколоном. На все действия ушло не больше нескольких минут, работа была выполнена так, что не постыдились бы и лучшие из цирюльников, однако на лбу парнишки выступила холодная испарина.
Криптозоолог взял со столика зеркало и внимательно изучил свою посвежевшую физиономию, погладил рукой левую щеку. Придраться было абсолютно не к чему.
– Вери гуд[19].
Анфиса Ксаверьевна посмотрела на Лутфи почти что с материнской любовью, тайком перекрестила и еле слышно пробормотала себе под нос:
– Спаситель ты мой…
Сэр Бенедикт энергично поднялся с кресла.
– Значит, так, жалованье я вам поставлю в двадцать пять рублей. Жить будете здесь, столоваться тоже.
У Лута от такого счастья на мгновение даже отнялся язык. Подумать только: целых двадцать пять рублей! Он и о двадцати-то еще недавно мечтать не смел!
– Спасибо, барин… – начал бормотать счастливец, но тут же был прерван несколько картинным жестом руки.
– Но у меня есть одно условие. – Сэр Бенедикт странно переглянулся со своей домоуправительницей. Лутфи же приготовился услышать нечто страшное и практически невыполнимое (а что вы хотели за двадцать пять-то рублей?!). – Мы с вами должны пойти к нотариусу и заключить договор найма минимум на год.
Уж такого подарка судьбы молодой человек даже и пожелать не мог! Прошлые хозяева терпели его присутствие в лучшем случае месяц, да и то только потому, что оплата была выдана заранее. Теперь же целый год на одном месте! И выгнать его никто не посмеет, потому что нарушить условия договора, заверенного у нотариуса, себе дороже. Это общеизвестно. А по двадцать пять рубликов в месяц за год – сколько же это будет? Уйма деньжищ! Лутфи наморщил лоб. Помимо умения читать, он неплохо справлялся со счетом (не так хорошо, конечно, как с бритвой), но для подобных вычислений требовались карандаш и клочок бумаги.
– Вы согласны? – не выдержал затянувшегося молчания сэр Бенедикт и с тревогой посмотрел на Анфису Ксаверьевну.
– Соглашайся, голубчик, соглашайся, – заворковала та. – Где ты еще найдешь такое жалованье? Да и Глафира готовит так, что пальчики оближешь.
– Договор так договор, – с видимым безразличием пожал плечами Лутфи, чтобы не вызвать ни у кого подозрений. Теперь бы главное – до нотариуса добраться побыстрее да без приключений. А там хоть трава не расти – год безбедной жизни ему обеспечен!
Доктор Брут, по счастью, тоже торопился. Он ударил в ладони и радостно воскликнул:
– Вот э вандерфул дэй![20] Анфиса Ксаверьевна, велите Глафире принести мой сюртук. Мы отправляемся сейчас же!
– А то потом у доктора много пациентов, – снова многозначительно кашлянув, уточнила хозяйка.
Лутфи, увлеченный подсчетами и мечтами о собственном будущем, этой заминки не заметил.
Макар Мартынович Скоромыслов, нотариус весьма и весьма степенного вида, с удивлением переводил взгляд с одного посетителя на другого. Виданное ли дело: просить о нотариальном заверении договора найма слуги! Не часто встретишь такую парочку, как эти двое, что сейчас сидели перед ним. Первый господин, по-видимому, – человек высшего света. Одет, правда, как опереточный злодей, которого Скоромыслов недавно видел на афишах перед художественным театром: черный костюм, черные волосы (уж очень не хватало усиков), цилиндр, пальцы в перстнях, длинный зонт с ручкой в виде гончей и, смех сказать, круглые очки с зелеными стеклами на носу. Ну что ж, отсутствие всякого вкуса встречается и в дворянском обществе. Рядом с франтом стоял, не смея сесть, простой рабочий парнишка, загорелый до черноты, с русыми вихрами, немного крючковатым носом и раскосыми семечками глаз, выдававшими в нем примесь не то татарской, не то бурятской крови. Макар Мартынович хорошо знал эту породу: вот вроде и лицо открытое, и вид простодушнее некуда, а палец такому в рот не клади – вон как зенки поблескивают.
– Господа, вы уверены, что заверение договора у меня – это необходимая мера и вы четко представляете себе все последствия данного действия? – в который раз уточнил нотариус.
– Вполне, – сухо обронил господин в очках.
Паренек часто закивал.
Скоромыслову стало кристально ясно, что ни тот ни другой понятия не имеют о возможных последствиях своей затеи. Но ведь если ж объяснять, это сколько времени уйдет? Макар Мартынович со вздохом посмотрел на часы: обед скоро. А в ближайшем трактире сегодня с утра манты лепили. Ну и черт с ними! Не с мантами конечно же, не с мантами, как можно-с? Если на одну чашу весов положить блюдо с мантами, присыпанными мелко нарезанной зеленью, а на другую – судьбу этих двоих, то выбор для Скоромыслова был очевиден. Макару Мартыновичу иногда даже казалось, что человек с его тысячелетней эволюцией был нужен Создателю единственно с целью изобретения рецепта мантов. А посему, коль уж формальности соблюдены и от инструкций (о, от этих божественных инструкций!) нотариус не отклонился, то странной парочке впредь будет наука.
– Тогда прошу вас при мне поставить подписи на договоре найма. Еще раз напоминаю, что о нарушении данного соглашения мне станет известно незамедлительно и виновный ответит по всей строгости закона.
Никто, казалось, не придал его словам ни малейшего значения. Опереточный злодей размашисто, с закорючками, начеркал на бумаге два слова на латинице. Нотариус ожидал, что раскосый паренек, в противовес сему безобразию, поставит корявый крестик, но тот медленно и аккуратно написал свою фамилию и инициалы. Прав оказался Скоромыслов, молодчик этот не так прост! И ладно, прочь лишние мысли – время заняться делом.