изводимого его персоной, весь наряд криптозоолога был обшит по швам короткими черными перышками, в свете заходящего солнца отливавшими металлической зеленью.
Став свидетелем такого шокирующего явления, дворник заругался еще сильнее (на этот раз в словесном потоке то и дело проскакивал «выхухоль басурманский») и заторопился в обратную сторону, суетливо оглядываясь через плечо.
– Ату его, Беня, ату! – веселился Модест Дионисович, едва не подпрыгивая на сиденье коляски.
Сильвестр, оказавшийся меж двух огней, погрозил в его сторону метлой и засеменил вдоль по переулку.
– Беня, вы каждый раз поражаете меня смелостью своего костюма, – сказал Хлыщев, благоразумно не уточняя, приятно или нет. – Вы не боитесь привлечь к себе ненужного внимания сегодня?
– Я на это надеюсь, – сообщил Брут, запрыгивая в коляску и косясь из-под фиолетовых очков на сидевшую в ней даму. – Некоторые вещи надеть может не каждый.
– И как только наш несовершенный мир умудрился породить такого совершенного человека, как вы?
– Сам удивляюсь. Это и есть моя спутница на сегодняшний вечер? – с сомнением спросил криптозоолог.
Понять его интонацию было несложно: обещанная веселая барышня отчего-то казалась совсем не веселой. Девушка была маленькая и довольно миловидная, вот только низко посаженные бровки и обиженно изогнутый ротик создавали впечатление, что чаровница все время хмурится. Любого другого иностранца сей факт непременно поставил бы в тупик, а то и вовсе расстроил, но Брута характеристика, выданная Модестом Дионисовичем, явно устраивала.
– Позвольте представить: мадемуазель Жоли, – торжественно объявил Хлыщев.
– Модя, вы же обещали мне, что он безобидный, – капризным голоском протянула девица, окидывая наряд Брута оценивающим взглядом. Сама она была одета не менее экстравагантно, но с гораздо большим вкусом. Перья, украшавшие верхнюю часть ее туалета, шли ей, несомненно, больше, чем доктору, а уж золотая сеточка на голове, державшая модную прическу, и вовсе придавала барышне некоторую схожесть с картинками эльфов и фейри из волшебных сказок.
– Мадемуазель Жоли испытывает большое почтение к старости и даже посещает курсы сиделок и медицинских сестер, – игриво пояснил Модест Дионисович. – Мы с вами станем для нее привлекательны разве что лет через сорок.
– С таким образом жизни вы не доживете, – фыркнула разборчивая финтифлюшка.
– Чем же мой образ жизни отличается от вашего, мадемуазель?
– Вы до скончания века будете кутить по вечерам, а я окончу курсы и открою агентство по найму сиделок, у меня уже и бизнес-прожект есть, и Савва Мефодьич обещали вложиться… если не помрет… Но я уж за ним пригляжу.
Вид у хмурой маленькой барышни стал настолько сосредоточенным и решительным, что улыбнулся даже черствый криптозоолог.
– А говорят, что капитализм пагубно влияет на юные души. Вот вам пример, когда он ее спасает. Хотя… вам, Жолечка, больше подошла бы кондитерская или кофейня.
Спасенная капитализмом душа тут же фыркнула:
– Что я, по-вашему, мещанка какая?!
– О, я же говорил, – полушутливо-полувосхищенно сказал Модест Дионисович. – Такую на конфектах не проведешь.
А пока Модест Дионисович, невеселая веселая барышня и их идеальный во всех отношениях спутник тряслись в коляске, клуб готовился к вечернему наплыву гостей. Натиралась мебель, расставлялись посуда и бокалы. Певичка на сцене, лениво помахивая розовым боа, разминала голос, примеряясь к акустике нового для себя зала.
Незабвенный Мурзик и удивительно похожий на него Барсик (в миру Боря Мурзенко, получивший свое прозвище только за то, что другая кошачья кличка была уже занята его двоюродным братом) с заинтригованными физиономиями прилипли к аквариуму, за стеклом которого переливчатой розово-синей лентой дрейфовала амфисбена.
– …а потом, – восторженно вещал Барсик, – они из него воду пили и нахваливали, что, дескать, на вкус не хуже водки.
– Брешешь, – скривился второй лакей, – она ж тиной пованивает.
– Вот-вот, чтоб не пованивала, доктор ее солил.
Мурзик сунул нос в аквариум и тут же сморщился:
– Видно, недосолил.
– Да что ты понимаешь в барских яствах? – Барсик подбоченился с видом знатока. – Икра вон тоже не пирожками с мясом пахнет, но ты ж ее соленую только так из кадки на кухне тягаешь.
– Так-то оно так… Попробуем?
Барсик и сам, понюхав аквариум, покривился, но отказываться не стал. Сказано же – полезная чудища. Ждать, чтобы еще и вода после нее на вкус была как беленькая, это уже и вправду перебор.
– Ну давай… Только соли еще принесу.
К счастью или к сожалению, это как посмотреть на дальнейшие события, соли на кухне оставалось еще предостаточно, целых полмешка. Лакеи накидали амфисбене аж две горсти, когда амфибия внезапно стала ярко-оранжевой.
– Довольно, пожалуй, – по-своему истолковал посланный цветовой сигнал Мурзик.
Но дегустации аквариума так и не суждено было состояться: явился Никифор Трифонович – въедливый и глазастый распорядитель вечера – и погнал двух дармоедов, вернее дармохлёбов, заниматься работой.
Лишь бедная амфисбена, глотнувшая сначала спирта, а затем соли, противоестественно заметалась по аквариуму.
Перед входом в клуб Жолечка в который уже раз хмуро оглядела своего спутника. Вот ведь чурбан замороженный, ни руку при выходе из коляски не протянул, ни локоть на лестнице не подставил.
И как прикажете при эдаком-то небрежении появиться в зале?
Все сама, все сама!
Девушка вздохнула, решительно поджала губки и, обхватив предплечье индифферентного субъекта обеими ручками (чтоб не вырвался), повисла на нем, прижимаясь нестандартным для маленькой фигурки декольте.
Иностранец вздрогнул и даже сделал попытку освободиться, но Модя вовремя подмигнул, и смелая барышня усилила хватку.
Пусть и Анжелика, и Корделька видят, а пуще того – Гаврила Глебович (будет знать, как на певичек заглядываться), что у Жоли сегодня кавалер особенный. Ни одна ведь еще целого «сэра» не приводила! А что разодет в петушиные перья – это пускай, главное – бриллианты на запонках посверкивают.
Стол им достался на зависть, ровнехонько посередине зала недалеко от фонтана. Девушка поспешно приземлилась на место: во-первых, продемонстрировала свою независимость, а во-вторых, ждать от замороженного, что тот пододвинет ей стул, не приходилось, только в глупом свете себя выставишь.
Вы посмотрите на него: сел, а глазами не на Жолечкин наряд косит. Неужели на Кордельку, что сегодня без корсета пришла, по новой европейской моде? Эффект, конечно, сногсшибательный, надо будет тоже попробовать… А, нет… не на Кордельку, на оранжевую монстру свою в стеклянной банке. Ну что ж, Модя предупреждал, что субъект со странностями.
Барышня только примерилась, как бы начать разговор, чтобы подвести спутника к теме фазанов и земляничного ликера, как вдруг странный «сэр» сам нервно забормотал:
– Неужели переборщил? Но как же так? Похоже, спокойного вечера не предвидится.
– Страсть как люблю фазанов! – не выдержала Жолечка, провожая строгим взглядом блюдо, только что проплывшее мимо ее вздернутого носика. Сидеть за пустым столом было невыносимо. Да и Модя куда-то усвистал еще на входе, не дозовешься.
– Фазана нужно заработать, – в тон ей ответил холодный иностранец, наконец-то уделив внимание и даме.
– А обещали, что приставать не будете. – Девушка чуть смущенно улыбнулась, зная, как такой резкий переход от мнимой суровости (уж дал боженька личико так дал) к легкому кокетству действует на мужчин.
– Мне тоже обещали, что вы ко мне приставать не будете, что вы по старичкам, – парировал безобразный сухарь.
Барышня фыркнула – такого галантного рыцаря, какой достался ей сегодня, было еще поискать. Вот они, девоньки, последствия феминистского движения! Если все господа такими станут, как дальше жить-то?
Вообще-то, конечно, в остальном идея эмансипации была Жолечке по душе. Куда лучше, когда сама за себя в ответе, а то передают от отца к мужу, как призовую корову, а ты стой в стойле и не бодайся.
За свободный образ жизни решительная барышня готова была и пободаться.
Ну а старички?
А что старички? Жолечка ж не дура. Прежде чем хвостом перед кем-то крутить, найдет дом (по дому-то и состоятельность видать), даст какой горничной рублевик, та как на духу и расскажет, охоч ли барин до дворовых девок. Ежели прислугу по углам не зажимает, значит, Жолечкин клиент: природное в нем все уже отболело, а мужчины – они на то и мужчины, что норовят свою удаль показать, даже когда уж и место на кладбище присмотрено.
Всего-то и убытку с таких, что щипок или шлепок – через корсет с юбками и не почувствуешь. Да, в этом плане с корсетами расставаться пока было рано…
Зато прибытка от тех, что вошли в свою зимнюю пору, о-го-го сколько. Старички не скаредничают, чай, не Хеопсы, чтоб с собой все нажитое богатство зарывать.
– Хотите фазана? – вдруг сказал замороженный, перестав вертеться словно на иголках. – Найдете мне компанию, где пьют больше всего в зале, – будет вам фазан.
– Ой-ой-ой, а мосье у нас выдумщик, – не без тени сарказма махнула в его сторону ручкой Жоли, подскочила словно мячик и придвинула свой стул ближе, будто ее приглашали. Новый клуб она знала как свои пять пальцев, пусть публика тут и молодая, но и перспективных завсегдатаев хватает. – Значит, так. На те, где шумно и весело, не обращайте внимания, там шампанское…
– Шампанское не подойдет, – категорично отверг сразу три-четыре стола иностранец. – Может, эти?
– Не-э-эт, там Лола и Мими окучивают заезжих банкиров, напитки крепкие, но девочки крепче, так что кончится это довольно скоро, после того как кавалеры сомлеют.
«Сэр» махнул рукой – дальше.
– В тот угол даже не смотрите, это тихушники, весь вечер будут мусолить дела и один бокал коньяка на зануду. А вон там играют в преферанс.
– И что, много пьют? – тут же заинтересовался кавалер.