Вот только пума не берет лань под локоток. А сэр Бенедикт скорее предпочел бы, чтобы его начали есть, чем прижимались к нему мерно вздымающимся бюстом.
Как оказалось, лицеистки имели обыкновение охотиться стаями, потому что с другого локтя медленно теряющего сознание Брута появились вторая и третья грации, бросившие остальных гостей, едва почуяв интерес товарки.
– А вы по какому ведомству служите? – заворковала брюнетка в голубых лентах.
– А за границей бываете? – не отставала от нее блондинка со вздернутым носиком.
– А по батюшке вас как величать?
– А фамилия какая?
– Брюшков у него фамилия, Брюшков! – закричал торжествующий Аполлон, уже горько пожалевший, что так неосмотрительно перенаправил внимание граций.
– И-и-и, какая досада, – протянула разочарованная мадемуазель Локоткова и перекинула копну рыжих локонов за спину.
Ее пренебрежительный тон пронял даже Брута, потому что он стряхнул с себя все три маленькие ручки и резко сказал:
– Не припомню, чтобы я предлагал вам взять свою фамилию, мисс.
– Обиделся, – досадливо передернула плечами другая грация, глядя в спину удаляющемуся криптозоологу.
– Ну пусть его чудище ваше утешит, – усмехнулся Аполлон, удовлетворенно глядя на то, как по следам обиженного доктора крадется сфинга. – Не впервой.
– Она точно не опасна? – спросил пристав, провожая глазами пушистую кисточку на конце хвоста сфинги, которой та кокетливо махнула на прощанье, скрывшись за углом шатра для отдыха мужской команды.
– Моя Дуся и мышки не обидит! – капризно поджала губки мадемуазель Локоткова и даже ножкой топнула в подтверждение своих слов.
– По крайней мере, пока на ней ошейник, – подтвердил Аполлон, несмотря на свои слова осмелившийся приблизиться к рыжей грации, только когда ее саблезубая охранница скрылась из виду. – Это я вам как специалист по магическим замкам говорю.
Солнечный бог словно невзначай поправил значок Императорского банка, на этот раз прицепленный к карману рубашки, и глаза мадемуазель Локотковой вновь зажглись неподдельным интересом.
Как, впрочем, и глаза пристава…
– Погодите-погодите, а не вы ли Аполлон Макарыч Светлов из службы безопасности главного отделения Императорского банка в Князьгороде?
– Он самый, – выпятил грудь банкир и скосил глаза на Эвлалию Витальевну, оценила ли.
– Помню-помню, мне при вашем переводе предупредительная записочка приходила-с из столичного управления… – удовлетворенно отметил Порфирий Аверьянович и тоже не удержался, посмотрел-таки на грацию, не удалось ли перетянуть интерес на свою сторону.
Но барышня, видно, была ума не особо острого и пока лишь бойко хлопала ресницами, соображая, что за разговор затеяли мужчины.
– Это по какому же поводу, позвольте спросить?
– А по поводу вашей бурной студенческой молодости-с.
– Да полно вам! – немного натянуто рассмеялся Аполлон. – Кто помнит те юношеские забавы!
– Ну, у кого забавы, а у кого наклонности, – многозначительным «хе-хе» поддержал веселье пристав. – На то и служба наша, чтоб помнить…
Неизвестно, чем бы кончился этот до крайности странный разговор, если бы из-за шатра вновь не показалась довольно облизывающаяся сфинга.
– Так… а доктор где? – тут же забеспокоился Бесогонов и наверняка полез бы осматривать гигантской кошке пасть, если бы через несколько секунд с другой стороны шатра не явился не менее довольный Брут.
– Никогда не видел такого оригинального строения черепа! – бодро воскликнул он, в восторге первооткрывателя позабыв, в каком месте находится, и даже вид удивленной рыжей грации, казалось, ему об этом нисколько не напоминал. – Кто бы мог подумать, что древние египтяне не приукрашивали! А эта пасть!
Пристав, который только что готов был сам совершить экскурсию в отрекламированную пасть, сконфуженно провел руками по усам.
– Да что ему будет-то, нашему Венечке? – радостно резюмировал Аполлон. – Вот тоже был участником моих студенческих забав, а обиды не держит! Не так ли? Веня, скажи своему блюстителю закона!
– Не держу, – так же добродушно и радостно откликнулся сэр Бенедикт и отчего-то пошел навстречу банкиру, не забыв обогнуть по большой дуге мадемуазель Локоткову. – Обнимемся в знак примирения?
Аполлон на секунду опешил, но противиться дружеским объятиям не посмел, с минуту растроганно хлопал криптозоолога по спине, а потом проворчал:
– Ну полно, полно, приятель. Что о нас подумает дама?
Лучше бы банкир поинтересовался, что о них подумает пристав, потому как если дама смотрела на сценку с благосклонной улыбкой, то лицо Порфирия Аверьяновича вытянулось от удивления, словно при виде того, как первый на весь Князьгород душегуб остригся в монахи.
– Начнем тренировку? – с еще более подозрительным энтузиазмом вскричал Брут, вконец испугав полицейского.
– Погоди минуту, я освежусь и представлю тебя команде. Простите, Эвлалия Витальевна, но долг зовет. – С этими словами Аполлон скрылся в шатре.
– «Обнимемся»? – изумленно переспросил Бесогонов, все еще не в силах поверить своим ушам. – «Обнимемся»?! Вы не заболели, часом? В таком состоянии нельзя играть!
– А по мне, чувствительные мужчины так романтичны, – выразительно прижала руки к груди рыжая барышня.
– Вы знаете, Эвлалия Витальевна, – тут же обернулся к ней пристав, – я никому этого не говорил, но иногда плачу, читая признательные показания закоренелых преступников.
– И я тому свидетель, – подтвердил Брут и добавил, уже удалившись на приличное расстояние от этой парочки: – От счастья! Премия за раскрытое дело в нашей полиции немаленькая!
Одними объятиями странности в поведении криптозоолога на этот день не ограничились. Не дожидаясь возвращения Аполлона, он самостоятельно перезнакомился с командой, в составе которой ему предстояло играть. Причем без лишней скромности представлялся всем «сэр Бенедикт Брут» и с большим энтузиазмом жал протянутые руки, чем в кои-то веки снискал всеобщее расположение. А уж когда речь зашла о спортивном опыте доктора и британских игроках, которых ему посчастливилось встретить, тут уж популярность нового члена команды и вовсе взлетела до небес.
Таким образом, за те пять-десять минут, что понадобились Аполлону, чтобы снять с шеи белый шарф и наново расчесать волосы, сэру Бенедикту удалось серьезно потеснить его с крикетного пьедестала в князьгородском спортивном обществе.
Еще не зная о перемене своего положения, банкир вышел из шатра, как бы заигрывая с ветром, откинул назад шевелюру, продемонстрировал крепкие загорелые предплечья и только собирался бодрой рысцой появиться на питче, как из-за края шатра раздался рык…
И поскольку это был не самый распространенный звук на поле, особенно когда игра еще не началась, все головы мгновенно повернулись не к Аполлону, а к источнику звука.
– Дуся! – воскликнула мадемуазель Локоткова.
Только хозяйка могла назвать ощерившуюся морду уменьшительно-ласкательным именем. В исторгшей тот самый рык сфинге не осталось ничего от спокойной и ласковой Дуси: шерсть вздыблена, клыки оскалены, лапы выпустили когти, которые были готовы разделать любое живое существо быстрее, чем справился бы самый опытный мясник на рынке.
– Спрячьтесь, Эвлалия Витальевна. – Пристав с непререкаемым авторитетом задвинул девушку за спину.
– Но это же Дуся…
– Тихо!
Лицеистка обиженно затихла, но вместо грации истерический возглас подала ее воспитательница:
– На ней же нет ошейника! Мы все погибли!
Послышался громкий звук упавшего тела, но никто не посмел оглянуться на потерявшую сознание судью и выпустить из виду оскалившуюся криптиду.
Обморок – не самый разумный поступок в опасной ситуации, и, к счастью, ни одна молодая леди не последовала примеру своей наставницы, но в одном гранд-дама была, несомненно, права: ошейника, матово поблескивающего заговоренными камнями, на Дусе больше не было.
От мужской крикетной команды отделился сэр Бенедикт.
– Полечка, не шевелись, замри, – мягко, как несмышленому бутузу, приказал криптозоолог Аполлону, имевшему несчастье оказаться ближе всего к зверю. – И все замрите, ни звука.
Вопреки здравому смыслу доктор отбросил биту прочь и, оставив в руках только мяч, сделал в сторону сфинги осторожный шаг.
– А посмотри, что у меня есть… – Он легко перебросил спортивный снаряд из одной руки в другую.
Кошка, будто бы против воли, повела мордой из стороны в сторону, не отрывая глаз от мяча.
– Умница, и еще раз, – все так же ровно говорил криптозоолог, вновь и вновь повторяя это незамысловатое движение и одновременно делая пару шагов. – И еще, смотри сюда, смотри на меня… Бесогонов, вы мне очень поможете, если найдете и принесете ошейник.
Последняя фраза была сказана в том же тоне и в том же ритме, что и предыдущие, поэтому уже слегка загипнотизированная сфинга не насторожилась.
К счастью, ошейник валялся недалеко, тут же за шатром. Пристав, скрытно описавший дугу вокруг, пока кошка была увлечена «игрой в мяч», поднял с земли тонкий, всего в два пальца, ремешок. Артефакт оказался расстегнут… Не разорван, не разгрызен… а расстегнут.
Порфирий Аверьянович на секунду нахмурился, но тут же встрепенулся и поспешил обратно.
На пятачке перед шатром ничего не изменилось, лишь свидетели укрощения опасной криптиды отчего-то осмелели и стали по полшага отодвигаться от криптозоолога и его хвостатой соперницы.
Пристав медленно, чтобы краем глаза увидел только сэр Бенедикт, продемонстрировал свою находку.
– Полли, понадобится твоя помощь, – спокойно проговорил Брут, обращаясь к не смевшему и пальцем шевельнуть банкиру. – Ты же знаешь, мне не справиться с магическим замком.
Аполлон не только не возмутился фамильярному обращению, но и отчаянно замотал головой в знак протеста против своего участия в этой игре.
Пристава такой ответ явно не удовлетворил, поэтому Бесогонов сделал шаг к банкиру, безапелляционно сграбастал за рубашку, как бы намекая, что, если понадобится, приволочет специалиста по замкам силой, и, всучив будущему герою ошейник, кивком показал криптозоологу, что все схвачено.