Я не знаю, зачем это сделала. Зачем сняла на видео, как они занимаются сексом. Я сохранила запись не потому, что мне это интересно. Я не какая-то извращенка. Наверно, я думала, что настанет день, когда мне понадобятся доказательства того, что это произошло.
Алекс не мигая уставилась в камеру широко раскрытыми глазами. Потом быстро выключила запись.
Глава 11Кейт
– Так вы не шутили насчет блесток, – вздохнула я.
– А ты как думала? – рассмеялась Эмма. – Женевьева, ты выкупила весь магазин товаров для рукоделия?
– Практически весь. – Женевьева откинула за плечи свои светлые волосы. – Представляете, столкнулась там с одной из мамочек наших чирлидерш. И она тоже к прилавку с блестками направлялась. Я тележку развернула и стрелой туда. Пришла первой.
– Соревнование за блестки. Все как у взрослых, – прокомментировала Ингрид.
– Во всяком случае таблички у нас будут самые красивые, – беспечно ответила Женевьева. – Это все, что имеет значение.
Мы все собрались в ярко украшенной кухне Эммы. На длинном деревянном столе лежали таблички и афиши, плакаты, а также цветные фломастеры, красочные распечатки логотипа старшей школы Шорхэма и много-много пакетиков с блестками. Эмма зажгла свечу с ароматом яблочного сидра, и мы все выпили по бокалу вина. Мероприятие ощущалось как праздничное, хотя мы вчетвером собрались только для того, чтобы поработать над плакатами, афишами и указателями, которые предполагалось развесить в школьных коридорах. На мой взгляд, эту работу следовало поручить самим ученикам, которые, в конце концов, и придут на хоумкаминг[13] поиграть и потанцевать. Но я и не возражала. Провести вечер в приятной компании, отвлечься от будней всегда приятно. Тем более что Алекс после тренировок исчезала в своей комнате и выходила только пообедать, причем почти в полном молчании.
Я вырезала логотипы – голову пантеры с оскаленной пастью, а Эмма и Ингрид старательно выводили печатными буквами «С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, ПАНТЕРА».
Женевьева наблюдала за нами с бокалом белого вина в руке.
– Ты вообще-то собираешься что-то делать? – поинтересовалась Ингрид, поднимая взгляд от своего плаката. На ней были свободная льняная туника кремового цвета и брюки в тон. В таком наряде я выглядела бы старомодно, но на Ингрид он смотрелся просто шикарно.
– Я – девушка с блестками. – Женевьева отпила глоток вина. – Жду, когда вы, бездельницы, наконец закончите афишу, чтобы я могла поколдовать над ней.
– Мы стараемся изо всех сил, – фыркнула Эмма. – Ты же не хочешь, чтобы буквы получились кривыми?
– Нет, я хочу, чтобы они были идеальными, – ответила Женевьева. – Все должно быть идеально.
Ингрид закатила глаза и посмотрела на Эмму, которая лишь вымученно улыбнулась. Ингрид нахмурилась.
– Ты в порядке, Эм? Какая-то ты непривычно тихая сегодня.
Эмма покачала головой.
– Все хорошо.
– Ты говоришь так каждый раз, когда тебе нехорошо.
– Просто какое-то подавленное настроение. Возможно, что-то гормональное, – вздохнула Эмма.
– А где Марк? – Женевьева села за стол и закинула одну загорелую ногу на другую.
Эмма пожала плечами.
– Наверно, задержался на работе. Кто знает, чем он на самом деле занимается?
Ингрид отложила свой фиолетовый маркер и пристально посмотрела на подругу через стол.
– Что происходит? И пока ты не успела меня обвинить, я спрашиваю как друг, а не как психотерапевт.
Лицо Эммы вдруг сморщилось, и она закрыла его обеими руками.
– О, милая, что случилось? – Женевьева встала и поспешила обнять Эмму за дрожащие плечи.
– Я не совсем понимаю, что происходит. Просто Марк в последнее время сильно изменился. Может, это и ерунда, но я постоянно думаю, что за этим что-то кроется. Во-первых, он все чаще задерживается допоздна в офисе.
– У него больше работы, чем обычно? – спросила Ингрид.
– Возможно. Он так и говорит. – Эмма подняла глаза, и я увидела, что по ее лицу текут слезы. – Но на днях он отпустил странное замечание о браке.
– Что он сказал? – нахмурилась Женевьева.
– Что, мол, люди, возможно, не созданы для того, чтобы состоять в браке вечно. Что это нереалистично.
– Откуда он это взял? – удивилась Ингрид.
– Я не знаю. Ни о разводе, ни о чем-то таком мы не разговаривали. Но потом, когда я сказала ему, что нам с девочками стоит поехать в Европу следующим летом, он заявил, что до лета еще далеко и загадывать рано.
– Действительно, еще ведь только август. – Женевьева сжала ее плечо и налила еще вина в бокал.
– Мне нельзя, – запротестовала Эмма. – Я на диете.
– В медицинских целях.
Эмма взяла бокал, и Женевьева села рядом с ней.
– Понимаете, мы всегда планируем свой отпуск заранее, – объяснила Эмма. – Например, поездку на ранчо в Вайоминге этим летом я заказала примерно в это время год назад.
– Может быть, у него какие-то финансовые проблемы, о которых он не хочет тебе говорить? – предположила Ингрид. – Может быть, поэтому ему неудобно планировать отпуск прямо сейчас.
– Не думаю, что дело в этом. – Эмма покачала головой. – Не так давно он получил большую премию.
Я только молча слушала. Я не знала Марка достаточно хорошо, чтобы судить, означает что-то его высказывание насчет брака или нет. Но, видя, как расстроена Эмма, я захотела как-то помочь ей словом или делом. Мне хотелось наладить с ней более тесный контакт. И не только с ней, а со всеми тремя. Останавливало только одно: я не знала, как это сделать. Что-то подсказывало, что моя обычная позиция – всегда быть внешне милой и любезной, но никогда не говорить, что я на самом деле думаю, – в случае с этой группой не сработает.
– Вы не рассматривали возможность семейной терапии? – спросила Ингрид.
– Ты же сама всегда говорила, что семейная терапия – это чушь собачья и никогда никому не помогает. – Эмма громко шмыгнула носом.
– Тебе нужно перестать воспринимать все, что я говорю, так буквально, – сказала Ингрид, чем заслужила слабую улыбку Эммы. – И такая терапия действительно помогает найти более эффективные способы общения и овладеть ими.
– Подожди, – вмешалась Женевьева. – Как долго это продолжается? Не может ли так быть, что у Марка просто были тяжелые две недели, а ты слишком много думаешь об этом?
– Я не знаю. Но я понимаю, я чувствую, что мы отдаляемся друг от друга. Сначала я убеждала себя, что это мне только кажется, но теперь… – Глаза Эммы снова заблестели, и еще одна слезинка скатилась по ее щеке.
Я потянулась через плакаты и вырезанные из бумаги головы пантер, которыми был завален стол, и положила ладонь на руку Эммы.
– Иногда бывает так, что невозможно исправить что-то в одиночку. Даже если это то, чего ты хочешь больше всего на свете. – Ничего другого, кроме слов, я предложить не могла.
– Она права, дорогая, – поддержала меня Ингрид. – Наладить отношения можно только вдвоем. Марк должен быть готов пойти тебе навстречу.
– Никогда не встречала мужчину, способного пойти навстречу своей жене, – заявила Женевьева.
– Да ладно тебе. Ричард боготворит землю, по которой ты ходишь, – заметила Эмма.
– О да, конечно. Боготворит. До тех пор, пока все его потребности удовлетворяются, причем желательно до того, как до него дойдет, что они у него есть. Но, – она вытянула руки перед собой, – я ведь знала заранее, на что иду.
– Вот почему я и ушла от Дэвида, – кивнула Ингрид. – Мое счастье точно не стояло на первом месте в его списке приоритетов. – Она помолчала и задумчиво добавила: – Это определенно произошло после того, как он трахнул одну из врачей на своей медицинской практике.
– Скатертью дорога, – махнула рукой Женевьева. – Он тебя не заслуживал.
– Не заслуживал, ты права, – согласилась Ингрид. Наклонившись, она взяла с маленького блюда миндаль и отправила в рот. – Но тогда вопрос, а кто заслуживал? Я такого не нашла.
– Итак, Кейт, – обратилась ко мне Женевьева. Внимание всех трех женщин переключилось на меня, и мой пульс участился. Я знала, что будет дальше. – Что за история с отцом Алекс?
У меня пересохло во рту. Рано или поздно так или иначе этот вопрос должен был прозвучать. Я на мгновение зажмурилась и глубоко вздохнула.
– Мой муж умер, – сообщила я и открыла глаза. Такой ответ, прямой и правдивый, имел то преимущество, что не предполагал интерпретаций и зачастую останавливал дальнейшие расспросы. Я знала, что смерть отпугивает людей.
– О, дорогая, мне так жаль. – Эмма положила руку мне на плечо.
– Мы подозревали что-то в этом роде, поскольку ты никогда о нем не упоминала. Как ужасно для тебя и Алекс, – сказала Ингрид.
– Как он умер? – поинтересовалась Женевьева.
Нетрудно было догадаться, что это спросит именно она. За то короткое время, что мы были знакомы, я уже поняла, что она не стесняется задавать нескромные вопросы.
– Автомобильная авария, – тихо объяснила я. – В октябре прошлого года.
– О боже мой, – ахнула Женевьева. – Это же просто… – Она не договорила, и это был первый случай, когда она потеряла дар речи.
– Ужасно, – выдохнула Ингрид. – Это ужасно.
– Я всегда думала, что быть вдовой, должно быть, так одиноко, – протянула Эмма.
– Да, одиноко. – Я не собиралась рассказывать им худшее, настоящую причину нашего переезда. Но я чувствовала, что обязана открыть часть правды. Они были честны со мной в том, что касалось их браков. – Но все немного сложнее. За неделю до несчастного случая мы с Эдом решили подать на развод. Мы даже Алекс еще ничего не сказали. Я только свыклась с этой мыслью, а потом произошла эта трагедия, и все так быстро изменилось. Вместо развода мне пришлось планировать похороны. – И я была свободна. Разумеется, я не произнесла это вслух. – Это было похоже на ночной кошмар.
– Алекс знает, что вы собирались развестись? – спросила Эмма.
– Нет. Я ей не говорила. Мне казалось, что это только причинит ей дополнительную боль в то время, когда она и так была на грани срыва.