Ханна вытерла слезы из уголков глаз.
– Ты в порядке?
– Сними с меня эту дрянь!
Ханна вышла из машины, затем вытащила Мону. Они стояли на обочине шоссе и тяжело дышали. По ту сторону дороги тянулись железнодорожные пути, темным пятном проступало здание вокзала Роузвуда. Шоссе хорошо просматривалось в обе стороны, но не было видно ни «Порше», ни оленя, которого они едва не сбили. Далеко впереди мигал светофор, переключаясь с желтого на красный.
– Это было нечто, – дрожащим голосом произнесла Мона.
Ханна кивнула.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – Она посмотрела на машину.
Передняя часть кузова вмялась в телефонный столб. Бампер болтался, касаясь земли. Одна из фар была повернута под кривым углом, другие безумно моргали. Из-под капота валил вонючий пар.
– Как ты думаешь, она не взорвется? – спросила Мона.
Ханна хихикнула. Это было вовсе не смешно, но смеяться хотелось.
– Что будем делать?
– Надо валить отсюда, – сказала Мона. – Мы сможем дойти до дома пешком.
Ханна сглотнула очередной смешок.
– О мой бог. Шон обделается от злости!
И тут на них напал истерический смех. Икая, Ханна вышла на открытое шоссе и раскинула руки в стороны. Ее вдруг охватило необъяснимое чувство собственной власти. Стоя посреди пустынной четырехполосной дороги, она ощущала себя всемогущей. Казалось, что ей принадлежит весь Роузвуд. Голова слегка кружилась от этого небывалого чувства – хотя, может, и оттого, что она была еще пьяна. Она швырнула брелок с ключом к машине. Он ударился об асфальт, и сигнализация снова завыла.
Ханна быстро нагнулась и отключила тревожную кнопку. Все стихло.
– Неужели она должна орать так громко? – пожаловалась она.
– Ты права. – Мона снова нацепила темные очки. – Отцу Шона неплохо было бы ее отрегулировать.
26. Ты меня любишь? Да или нет?
Субботним утром дедушкины часы в холле размеренным звоном отбили девять ударов, когда Эмили на цыпочках спустилась по лестнице на кухню. Она никогда не вставала так рано в выходные дни, но в то утро просто не могла больше спать.
Пахло свежесваренным кофе, и на столе стояла тарелка с нарисованными цыплятами, в которой лежали липкие сладкие булочки. Похоже, родители уже отправились на свою традиционную пешую прогулку, которой не могли помешать никакие капризы погоды. Если они собирались пройти обычным маршрутом, дважды обогнув окрестности, Эмили вполне могла успеть ускользнуть из дома незамеченной.
Прошлой ночью, после того как Бен застукал их с Майей в фотобудке, Эмили сбежала с вечеринки, даже не попрощавшись с Майей. Она позвонила Кэролайн, которая все-таки пошла в «Эпплбис», и попросила приехать за ней, срочно. Кэролайн и Тофер, ее парень, примчались, никто никаких вопросов не задавал, хотя сестра с укором и осуждением посмотрела на Эмили – от нее разило виски, – когда та забралась на заднее сиденье. Дома Эмили с головой укрылась одеялом, чтобы избежать разговора с Кэролайн, и провалилась в глубокий сон. Но сегодня утром она чувствовала себя хуже, чем когда-либо.
Она не знала, как относиться к тому, что произошло на вечеринке. Все было как в тумане. Ей хотелось верить, что поцелуи с Майей были ошибкой, что она сможет объясниться с Беном, и все будет как прежде. Но мысленно Эмили постоянно возвращалась к тому, что почувствовала вчера. Ей казалось, что до вчерашнего вечера она и не знала, каким бывает настоящий поцелуй.
Но в Эмили не было ничего, ничего, что позволило бы говорить о ней как о лесбиянке. Она, как и все девчонки, покупала косметические маски для своих поврежденных хлоркой волос. На стене в ее комнате висел плакат с сексуальным австралийским пловцом Йеном Торпом. Она хихикала со своими подружками по команде, обсуждая ребят в спортивных плавках «Спидо». Она поцеловала только одну девочку, и то много лет назад, и это было не в счет. Но даже если отнестись к этому по-другому, все равно это ничего не значило, верно?
Она разломила дениш пополам и запихнула в рот кусок. В голове пульсировала боль. Ей хотелось, чтобы все вернулось к тому, как было. Чтобы она смогла бросить в рюкзак свежее полотенце и отправиться на тренировку, корчить смешные рожицы перед чьей-нибудь цифровой камерой на автобусной остановке. Быть довольной собой и своей жизнью, не испытывать никаких эмоциональных потрясений.
Да, ничего особенного вчера не произошло. Майя была потрясающей и все такое, но они просто поддались настроению, взгрустнули – каждая по своей причине. Но они не лесбиянки. Ведь так?
Ей нужно срочно выйти на воздух.
На улице – никого. Громко щебетали птицы, и лаяла чья-то собака, но кругом все было спокойно. Свежие газеты валялись на лужайках, завернутые в голубой целлофан.
Ее старый красный горный велосипед «Трек» подпирал стенку садового сарая. Эмили поставила его вертикально, надеясь, что не утратила координацию движений после вчерашней попойки. Она не успела отъехать далеко, как зашуршало переднее колесо велосипеда.
Эмили нагнулась. Что-то застряло в спицах. Листок бумаги. Она достала его и прочитала несколько строк. Стоп. Это же ее собственный почерк.
…Я любуюсь твоим затылком на уроках, мне нравится, как ты жуешь жвачку, когда мы болтаем по телефону, и я знаю, что, если ты шаркаешь по полу своими скетчерсами, когда миссис Хэт начинает рассказывать о знаменитых американских судебных процессах, это верный признак того, что тебе смертельно скучно.
Эмили оглядела пустынный двор своего дома. Неужели это то, о чем она подумала? Она нервно дочитала до конца, чувствуя, как пересохло во рту.
…и я очень много думала о том, почему я поцеловала тебя вчера. Я поняла: это не шутка, Эли. Я думаю, что люблю тебя. Я смогу понять, если ты больше не захочешь даже говорить со мной, но я должна была сказать тебе это. – Эм
Там было еще что-то написано, на обороте. Она перевернула листок.
Подумала, что ты захочешь оставить его у себя.
С любовью Э.
Эмили отпустила велосипед, и он со стуком упал на землю.
Это было то самое письмо, которое Эмили послала Эли сразу после поцелуя. Которое, как она думала, Эли могла и не получить.
Успокойся, сказала себе Эмили, видя, как дрожат ее руки. Этому должно быть логическое объяснение.
Наверняка это сделала Майя. Она жила в комнате Эли. Эмили сама рассказала ей вчера вечером и про Эли, и про письмо. Может быть, она просто решила его вернуть?
Хорошо, а как же… С любовью, Э? Майя не написала бы этого.
Эмили не знала, что делать и с кем поговорить. И вдруг она вспомнила про Арию. Столько всего случилось прошлым вечером, после того как Эмили столкнулась с ней, что она уже и забыла, о чем они говорили. Что за странные вопросы о судьбе Элисон задавала вчера Ария? И было что-то тревожное в ее лице. Ария как будто… нервничала.
Эмили села на землю и еще раз прочитала строчку «Подумала, что ты захочешь оставить его у себя». Если Эмили правильно помнила, у Арии был очень похожий почерк, такой же заостренный.
В последние дни перед своим исчезновением Эли и не вспоминала о том поцелуе, заставляя Эмили терзаться сомнениями и переживать все в себе. Но Эмили и в голову не приходило, что Эли могла рассказать об этом их общим подругам. Но может быть…
– Дорогая?
Эмили вздрогнула. Ее родители стояли над ней – в практичных белых кроссовках, шортах с высокой талией, спортивных рубашках для гольфа пастельных цветов. У отца на поясе болтался красный поясной кошелек, а мама разминала руку бирюзовым эспандером.
– Привет, – хрипло произнесла Эмили.
– Идешь кататься на велосипеде? – спросила мама.
– Угу.
– Кажется, ты под домашним арестом. – Отец водрузил на нос очки, словно так ему было легче устраивать разнос. – Мы отпустили тебя вчера вечером только потому, что ты была с Беном. Мы надеялись, что он вразумит тебя. Но прогулки на велосипеде запрещены.
– Ладно, – простонала Эмили, поднимаясь с земли. Если бы только ее избавили от объяснений с родителями. А впрочем… плевать. Не станет она ничего объяснять. Во всяком случае, сейчас. Она запрыгнула на велосипед.
– Мне надо съездить в одно место, – пробормотала она, выруливая на подъездную аллею.
– Эмили, вернись сейчас же, – сердито крикнул отец.
Но Эмили впервые в жизни не послушалась и продолжала крутить педали.
27. Не обращайте на меня внимания, я же призрак!
Арию разбудил звонок в дверь. Только это была не привычная мелодия, а «Американский идиот» группы «Грин дей»[52]. Хм, когда это родители успели ее поменять?
Она откинула одеяло, сунула ноги в меховые сабо с голубыми цветочками, купленные в Амстердаме, и пошлепала вниз по винтовой лестнице.
Ария открыла дверь и ахнула. Перед ней стояла Элисон.
Она была выше ростом, длинные белокурые волосы были подстрижены каскадом. На лице обозначились высокие скулы, и выглядела она еще более гламурно, чем это было в седьмом классе.
– Та-та-да-дааа! – Эли усмехнулась и раскинула руки. – Я вернулась!
– Боже… – Ария поперхнулась, слова застряли в горле, и она часто заморгала. – Г-где ты была?
Эли закатила глаза.
– Это все мои глупые родители, – сказала она. – Помнишь мою тетю Камиллу – ну, такая клевая, которая родилась во Франции и вышла замуж за моего дядю Джеффа, когда мы были в седьмом классе? В то лето я поехала к ней в Майами. И мне там так понравилось, что я решила остаться. Я точно помню, что сказала об этом родителям, но, кажется, они забыли рассказать всем остальным.
Ария потерла глаза.
– Так, подожди. Выходит, ты была в… Майами? С тобой все в порядке?
Эли повертелась перед ней.
– По мне разве не видно? Кстати, тебе понравились мои эсэмэски?
Улыбка померкла на губах Арии.