– Да. Да… – Пламя желания лизнуло мою кожу, а внизу живота восхитительно сжалось.
– Давай, Мол. Давай прямо сейчас, – приказал Ромео. Костяшки его пальцев побелели от того, с какой силой его кулаки сжимали спинку моей кровати. Не удивлюсь, если краска на стене откололась.
Я закрыла глаза и с криком расслабилась. Мое тело завибрировало от удовольствия.
Звуки наслаждения Роума стали активнее, когда мои мышцы сжались вокруг него. Я подняла веки, чтобы увидеть, как он, разомкнув губы и зажмурив глаза, удивительно громко простонал. Тепло Ромео выплеснулось в меня, и его торс до синяков врезался в мою грудь.
Пока мы пытались отдышаться, я крепко обнимала его за плечи. Когда Ромео наконец приподнялся, от безмятежного спокойствия на его лице у меня перехватило дыхание, и я провела рукой по его влажному лбу и улыбнулась.
– Привет, Мол.
– Привет тебе.
Он наградил меня улыбкой, улыбкой во все зубы, поражая меня тем, насколько потрясающе он выглядел. Я гадала, как вообще возможно, что кто-то настолько привлекательный в принципе существует… и что он хотел меня.
Опустив голову к моему горлу, Ромео начал покусывать влажную кожу.
– Ты – олицетворение всего, чего, как я думал, у меня никогда не будет. Заниматься с тобой любовью было… ты знаешь… сверх… – Он покачал головой, не в силах закончить фразу.
Я вытянула шею, предоставляя Роуму полный доступ к ней, и успокаивающе погладила его по волосам.
– Ромео… это было… великолепно.
Его влажные губы скользнули по моему горлу ко рту. Ромео вышел из меня, мягко покусывая мне губы и посасывая кончик моего языка. Я вздрогнула и втянула в себя воздух.
Ромео вскинул голову, вглядываясь в мое лицо.
– Тебе больно?
Я осторожно свела ноги вместе и поежилась.
– Да. Я же говорила, что в этом деле у меня маловато опыта. Я была практически девственницей. Ты определенно оставил свой неизгладимый след!
Улыбаясь, он лег головой на мой живот, удивляя меня своей нежностью. Его пальцы медленно пробежались по моим бедрам.
– Мне жаль, что тебе больно, детка, но я не собираюсь лгать. Мне нравится, что ты чувствуешь себя как следует оттраханной.
Я закатила глаза.
– Рада знать, что ты доволен собой.
Услышав мой явный сарказм, он поднял голову и сузил глаза.
– О, даже не представляешь насколько, Шекспир. Просто подожди, пока не увидишь, что еще я для тебя приготовил.
Я задрожала от его слов, и если судить по вспышке понимания на его лице, то Ромео был удовлетворен моим ответным желанием.
Устроившись рядом со мной, он притянул меня в свои объятия и принялся играть моими волосами.
– Расскажи мне что-нибудь такое, чем никогда ни с кем не делилась.
Я напряглась, но он, опережая события, обхватил меня свободной рукой, умоляя говорить.
– Что, например?
Роум пожал плечами.
– Да что угодно. Просто кое-что, чего больше никто не знает. Какая-то глубокая тайна или то, чего ты боишься.
Я посмотрела в его полные надежды глаза и отважно решила сделать так, как он просил. Поделиться тем, что меня сильнее всего ранит.
– Мне так одиноко, что временами я серьезно задумываюсь над тем, что это может меня убить.
Опустошение отразилось на лице Ромео. Он навалился на меня сверху, настойчиво прижимаясь ртом к моим губам, к щекам, ко лбу.
– Молли, детка, ты разбиваешь мое проклятое сердце.
Я незаметно вытерла непрошеную слезинку.
– Это правда, и я никому не говорила об этом до сих пор… до тебя. Мне было сложно таким делиться. Удивительно, как громко тишина способна кричать, безжалостно напоминая тебе о том, что ты в этом мире совершенно один.
Ромео озабоченно облизнул нижнюю губу, его глаза блестели.
– Могу я тебе кое-что сказать?
Я робко кивнула. Парень провел пальцем по моей щеке, словно это действие питало его силы, а не успокаивало.
– Я тоже отчаянно одинок.
Я ничего не могла с собой поделать. Слезы хлынули из моих глаз стремительным потоком, а Роум уткнулся лицом мне в шею, вдыхая нашу общую боль. Мы держались друг за друга, как за спасательный круг.
Я почувствовала горький привкус соли на своих губах. Когда после нескольких минут столь необходимой близости Ромео поднял голову, безмятежное спокойствие поселилось в его чуть приоткрытых глазах.
– Мы больше не должны чувствовать себя одинокими, детка. У меня есть ты, а у тебя – я.
– Какое-то безумие, Ромео. Мы так мало знакомы, но мне кажется, что я знаю тебя всю свою жизнь.
На его губах расплылась ухмылка.
– Мы предназначены друг другу звездами, Шекспир. Несчастные влюбленные. Вот только, в отличие от наших тезок, у нас есть целая жизнь, чтобы узнать друг друга. Я позабочусь о том, чтобы мы жили долго и счастливо.
Я притянула его к себе, положив руки на его раскрасневшиеся щеки. Он позволил мне некоторое время побыть ведущей, прежде чем отстраниться и игриво помахать пальцем перед моим лицом, чтобы я перестала проверять границы дозволенного.
Внезапно Ромео упал на спину. Я обняла его за талию, удобно устроив голову на его груди.
– Хмм… – задумавшись, протянула я.
– Что, детка? – спросил Роум, поглаживая мои волосы.
– Так удивительно слышать еще одно сердцебиение, кроме собственного.
– Мол…
– Тс-с-с… просто… дай мне послушать. От этого я становлюсь невероятно… цельной.
Надежные объятия Ромео прижимали меня к его груди, и я расслабилась, слушая вводящий в успокоительный транс ритм его сердца.
Спустя несколько минут тишины Ромео спросил:
– Цитата у тебя на бедре… Расскажи мне о ней. – Я напряглась, но его руки лишь крепче обняли меня. – Я с тобой, детка.
– Мой… – Я закашлялась, потому что от волнения у меня перехватило дыхание. – Мой отец использовал эту цитату в своем предсмертном письме. Он повторял ее мне каждый вечер перед сном. Мне хотелось какого-то напоминания о нем, чтобы никогда его не забыть.
Я услышала, как Ромео тихо, сочувственно вздохнул.
– На память? – спросил он.
Я кивнула, прижимаясь к его теплой обнаженной коже.
– Ага. Мастер все верно и качественно сделал, но письмо я тоже храню.
Роум слегка сдвинулся.
– Хранишь?
Я приподнялась на локтях, наблюдая за его нервным поведением. Я видела, что он понятия не имеет, что сказать мне в ответ.
– Хочешь прочесть?
Он выглядел на удивление испуганным.
– Зачем?
– Никто, кроме меня и моей бабушки, никогда этого не делал. Я хотела бы поделиться этим с тобой. С каждым днем мне все больше и больше хочется впустить тебя в свою жизнь. Записка может помочь тебе понять кое-что… обо мне.
– Ладно, – согласился он, широко распахнув глаза.
Я медленно поднялась с кровати и подошла к шкафу. Достала старинную шкатулку из дуба, спрятанную на верхней полке, и повернулась к Роуму, который бесстыдно любовался видом моего обнаженного тела.
Я покачала головой и рассмеялась.
– Ты неисправим.
– Просто чтобы ты знала, попозже я снова тебя возьму. Это зависимость, Шекспир. Я чертовски зависим.
Уже привычная дрожь прокатилась по моим внутренностям, и я направилась обратно к этому парню. Он прижал меня к своему теплому телу, и я открыла коробку, вытащила потертый, пожелтевший листок бумаги, который когда-то заламинировала. После дрожащими руками протянула его Ромео. Он начал старательно читать про себя.
Воцарилась абсолютная тишина, и я решила воспользоваться моментом и побыть наедине. Я накинула свой недавно купленный черный шелковый халат длиной до колен и вышла на балкон, где глубоко втянула свежий воздух в легкие, в то время как деревья мягко покачивались на вечернем ветру. Как бы часто я ни читала то письмо, оно причиняло мне боль каждый раз. Те слова на повторе проносились в моей голове:
«Моя маленькая Молли-попс, письма труднее мне еще не приходилось писать.
Во-первых, я хочу, чтобы ты знала, что я любил тебя сильнее, чем любой папа когда-либо любил свою маленькую девочку с самого начала времен. Ты – свет моих очей и лучшее, что я создал в своей жизни.
Я знаю, что сейчас тебе этого не понять, но со временем это придет. Я хочу объяснить, почему я оставил тебя, и хочу, чтобы ты знала, что это не потому, что ты сделала что-то не так.
Я любил многих людей в своей жизни, но моя любовь к твоей маме была выше того, что можно объяснить. День твоего рождения стал и самым печальным, и самым счастливым днем в моей жизни. Счастливым, потому что у меня появилась ты, а печальным, потому что я потерял вторую половину своей души.
Я сломлен, Молли, и никто, кроме Бога, не способен меня исцелить.
Однажды, моя милая девочка, появится какой-нибудь счастливый молодой человек и поможет тебе понять смысл любви. Она перевернет твой мир и покажет, что значит отдать свое сердце другому и добровольно предложить в дар половину своей души. Он будет всецело ими владеть, но прежде убедись, что он достоин такого сокровища. Делай все, что в твоих силах, чтобы защитить то, что у вас с ним будет.
В будущем, когда ты станешь старше и мудрее, ты, возможно, будешь вспоминать мой уход. Тогда у тебя появятся вопросы, неуверенность, ты обвинишь меня в том, что я бросил тебя в столь юном возрасте… К сожалению, я не могу предложить ничего, что даровало бы тебе покой. Люди могут говорить тебе, что, оставив тебя, я поступил как эгоист, но я считаю, что более эгоистично позволить тебе жить лишь с оболочкой отца.
С тех пор как умерла твоя мама, моя жизнь печальна и одинока. Ты и твоя бабушка – единственный свет в моей тьме. Я хочу, чтобы ты знала, что я наконец обрел покой и нахожусь в самом счастливом месте, какое только могу себе представить, – в вечных объятиях твоей мамочки.
Живи полной жизнью, моя дорогая девочка, и однажды, когда того пожелает Бог, я буду ждать тебя у врат рая, чтобы ты снова прыгнула в мои распростертые объятия, чтобы я мог закружить тебя, сказать, какая ты красивая, и чтобы я мог познакомить тебя с твоей мамой… на которую ты так похожа.