Шай слегка подпрыгнула на матрасе и начала изучать Эдварда. От ее взгляда ему стало не по себе.
– Сейчас я скажу тебе нечто невероятное, – произнесла она. – Ты готов?
Провал внутри него становился глубже, и он почувствовал во рту привкус усталости.
– Думаю, что да.
– Ты точь-в-точь как Гарри Поттер.
Он растерянно посмотрел на нее.
– Хорошо, послушай. В детстве Гарри пережил ужасное нападение. И выжил, так?
Эдвард понял, что Шай ждет ответа.
– Так.
– Волдеморт убил родителей Гарри, но не сумел убить самого Гарри, даже несмотря на то что он был младенцем. Никто не понимал, как такое возможно. И то, что он выжил, многих напугало – напугало до ужаса. – Она моргнула. – Я слышала, как доктор по телевизору сказал, что шансы выжить в той авиакатастрофе были равны нулю.
Эдвард сглотнул. Словно прилежный студент, он следовал за мыслью. Нападение Волдеморта – падение самолета. Мертвые родители – мертвые родители. Гарри – он.
– Дядя сказал, что я, предположительно, выжил из-за того, что мое кресло удачно находилось и его выбросило из обломков…
Шай покачала головой.
Эдвард пристально посмотрел на девочку: ее очки, ямочку на щеке, решительное выражение лица.
– У тебя остались шрамы?
Один шрам действительно был. Ужасный, глубокий, простирающийся до середины левой голени. Эдвард подтянул штанину. Открылась линия – неровная, розовая и выпуклая.
– Это отвратительно, – сказала Шай с восторгом. – Значит, у тебя тоже шрам, как у Гарри Поттера. И тебя приютили твои тетя и дядя. Кроме того, помнишь, как тетя Петунья завидовала тому, что ее сестра была волшебницей? Лейси тоже завидовала твоей маме. В прошлом году мама попросила меня посидеть с Лейси, когда у той был постельный режим, и она рассказала мне о достижениях твоей мамы. Голос ее был грустным.
За головой Эдварда было темное окно, и он почувствовал тишину, окутавшую улицы и лужайки. Когда мимо проезжали машины, они крались, как будто боялись сбить ребенка или оленя. Когда до него дошел смысл слов Шай, его слегка замутило. Или, может быть, это ее волнение вызвало у него морскую болезнь, как будто он ступил на качающуюся лодку. В любом случае он чуствовал, что не сможет поесть утром.
– Возможно, у тебя есть особые способности. Только волшебник мог пережить такую катастрофу.
– Нет, – без колебаний ответил Эдвард.
– Гарри тоже не знал, что у него есть особые способности, – не унималась Шай. – Он прожил в чулане под лестницей в доме Дурслей одиннадцать лет, прежде чем узнал об этом. – Она посмотрела на часы на ночном столике. – Мне нужно заснуть через три минуты, чтобы проспать восемь часов. Ты будешь спать здесь или пойдешь домой?
– Здесь, – ответил Эдвард. – Если ты не против.
Свет погас прежде, чем он закончил фразу.
Психотерапевтом Эдварда был худощавый человек по имени доктор Майк. Доктор Майк носил бейсбольную кепку, а на столе у него стояли дорогие часы, украшенные золотыми и серебряными цветами. Когда в разговоре возникали паузы, Эдвард наблюдал за стрелками. Часы, кажется, работали в собственной системе измерения. Это был его пятый визит к доктору, и часы часто замирали, затем прыгали вперед, чтобы нагнать упущенное.
– Ничего нового?
– Нет, – ответил Эдвард. – Ну… Мои тетя и дядя расстроены из-за того, что я теряю вес.
– Тебя тоже это расстраивает?
Эдвард пожал плечами.
– Нет?
Ему не нравились эти сеансы. Доктор казался довольно милым человеком, но его работа заключалась в том, чтобы методично расковыривать мозг Эдварда, а роль Эдварда – отбиваться от него, потому что его мозг был слишком болен и нежен и неспособен выдерживать даже легкое прикосновение. Все это сильно выматывало.
Когда молчание затянулось, Эдвард выдавил из себя:
– Я знаю, что мне нужно поесть.
Доктор Майк перекладывал ручку с одной стороны стола на другую.
– Моя жена беременна, и ее врач сказал ей, что с точки зрения физиологии и медицины существует три различных типа людей: мужчины, женщины и беременные женщины. Думаю, то же самое относится и к тебе, Эдвард. Есть взрослые, дети, а есть ты. Ты больше не чувствуешь себя ребенком, да?
Эдвард кивнул.
– До совершеннолетия еще много лет, а пока ты не можешь считаться взрослым. Ты нечто другое, и мы должны выяснить, кто ты, чтобы понять, как тебе помочь. Моя жена нуждается в дополнительной фолиевой кислоте и большом количестве сна. В ее организме теперь больше крови, чем было до беременности. Ты слышишь щелкающие звуки, отказываешься от еды – это способ притупить мозг, защитить себя.
– Моя соседка думает, что я волшебник. Она говорит, что я похож на Гарри Поттера.
Доктор Майк дотронулся до козырька кепки. Эдвард вспомнил, что такой жест означает в бейсболе что-то из серии «отступить, побежать к другой базе или выбить другого игрока с поля». Эдвард не знал ответа на вопрос, не знал, кто он.
– Интересно.
Эдвард тут же пожалел, что поделился подробностями встречи с Шай. Его новая подруга – а ведь он каждый день спит в ее комнате, разве это не делает их друзьями? – не одобрила бы поступок.
Он использовал оставшуюся энергию, чтобы попытаться сменить тему.
– Почему в организме вашей жены теперь больше крови?
Доктор Майк посмотрел на него из-под кепки.
– А почему ты теперь ненавидишь бананы, хотя раньше любил их?
– Понятия не имею.
– Именно.
Эдварду стало интересно, почему доктор Майк носит кепку: может, у него на макушке какая-то необычная лысина? Или ужасный шрам? Вежливо или невежливо спрашивать об этом?
– Я должен сказать вам, кто я?
– Нет, – ответил доктор Майк. – Мы разберемся с этим вместе.
С наступлением ночи Эдвард тускнел вместе с небом. Ночь окутывала его, как плащ, и поэтому он не чувствовал ничего, когда ковылял к входной двери, спускался по ступенькам, пересекал лужайку и поднимался к соседям.
Беса открыла дверь, но на этот раз не отступила, чтобы пропустить его.
Эдвард смотрел на нее снизу вверх. Беса была невысокой, с широкими бедрами и густыми темными бровями. Она работала дома, переводила романы с испанского на английский. Джон называл Бесу взрывной женщиной. Он рассказывал Эдварду, что муж Бесы ушел, когда Шай была совсем маленькой.
– Ушел? – спросил тогда Эдвард.
– Переехал, – сказал Джон. – Он больше не член их семьи.
Это заставило Эдварда подумать обо всех способах ухода: через двери, окна, на машинах, на велосипедах, поездах, лодках, самолетах. И эти способы не были похожи на тот, что использовала его семья. И уход не был выбором.
– Эдвард, mi amor.
Он покосился на Бесу.
– Да?
– Хочу, чтобы ты знал: я рада тому, что тебе нравится Шай. У нее никогда не было настоящих друзей. Манерность утомляет ее, как и меня. Я пытаюсь научить ее, чтобы она вела себя как девочка, но… – Она вздохнула. – Мне не по душе такое. Ей никогда не нравились куклы. Она частенько оскорбляет людей. Раньше она даже дралась с другими девочками. Наверное, я слишком надеялась на то, что ее воспитанием займутся книги. Она одинока.
– Она мне нравится, – ответил Эдвард, хотя нравится – немного неправильное слово. Шай была для него глотком свежего воздуха, он нуждался в ней.
Беса отступила в сторону.
– Я просто хочу убедиться, что ты не чувствуешь себя обязанным нам. Ты – настоящее чудо, благословение. Я с самого начала знала, что ты поможешь своей тете. Бедняжка Лейси изо всех сил пыталась завести ребенка. Теперь ей есть о ком заботиться.
Эдвард уже почти начал мотать головой, желая выразить несогласие, но потом передумал. Ему казалось, что его переезд оказал на тетю противоположный эффект: он нарушил привычную жизнь Лейси, и теперь она, как и он, пыталась справиться с ситуацией. Иногда ее лицо выглядело таким же бледным, как и грусть, поселившаяся внутри Эдварда, а иногда он ощущал ее наэлектризованный гнев, направленный на Джона. В иных случаях она цеплялась за мужа, когда он приходил с работы, как маленький ребенок за родителя. Жизнь Эдварда превратилась в кошмар. И Эдвард понимал, что он сам – часть кошмара, в котором живет Лейси.
Он вспомнил детскую в доме дяди и тети, уставленную книгами, вспомнил кресло-качалку у окна. Когда он вошел туда впервые, его тело дернулось назад. Он хотел уехать немедленно, каким-то образом понимая, что эти четыре стены не вынесут горя Лейси, и его собственного. Горя от нерожденных детей и погибших родителей. Он последовал за Бесой вверх по лестнице, чувствуя, что количество призраков, идущих за ним, множится.
Утро Эдварда начиналось на диване с тарелки соленых крекеров. Однажды Джон просто решил попробовать, и получилось. Жевать почти не нужно. После утренней тарелки они с Лейси отправлялись на прием к физиотерапевту. В перерывах между встречами тетя ходила взад и вперед по лестнице с корзинами белья. В обед она давала Эдварду вторую тарелку, а затем садилась рядом и смотрела одну из дневных мыльных опер. Дело там разворачивалось в больнице, и Лейси как-то сказала Эдварду, что она и его мама смотрели это шоу каждый день, когда были подростками.
– Значит, вы всю жизнь наблюдаете за этими актерами? – изумленно спросил Эдвард.
Сюжет мелодрамы разворачивался медленно и часто повторялся, что казалось Эдварду верным решением. Персонажи накапливали проблемы, а затем аккуратно нащупывали решения. Большинство сцен происходили либо в палатах больницы, либо, по какой-то причине, на городском причале. Эдвард и Лейси молча наблюдали за происходящим с серьезностью, которая позабавила бы Эдди.
Когда Джон приходил домой после работы, Эдвард смотрел на тетю, пытаясь углядеть признаки напряжения. Джон всегда с опаской входил в комнату к жене, и Эдвард понимал, что это раздражает тетю. После ужина Лейси поднималась наверх, и наступала очередь Джона садиться рядом с Эдвардом. Он что-то печатал то на планшете, то на ноутбуке. Дядя редко когда не пялился в экран.