– Знаю, – кивнул он.
– Я погуглила, и похоже, что ты все еще можешь обналичить этот чек. Пожалуйста, отвлекись от этого куста!
– Это папоротник, а не какой-то там куст. И нет, я не буду ничего обналичивать.
– На эти деньги в нашем городе можно купить около двенадцати домов, – сказала Шай. – А может, и целый остров где-нибудь! Что ты собираешься делать?
Эдвард положил чек в задний карман: ему казалось, что безопаснее всего держать бумагу при себе. Он представил, как катается на серфе рядом с Джаксом, почему-то похожим на длинноволосую кинозвезду. Они передают друг другу чек, а между ними вздымаются волны.
– Я пока не могу об этом думать.
– Понимаю. Ты ничего не сможешь сделать, пока не закончишь читать письма. – Шай казалась раздраженной и запыхавшейся от прыжков.
– Совершенно верно. – Эдвард придавил землю папоротника пальцем. Догадывается ли это растение о том, что его перенесли на новое место? Скучает ли оно по директору Арунди?
Тем вечером Шай осталась на ужин и, когда они садились на свои места перед тарелками со свиными отбивными, брокколи и картофельным пюре, Эдвард сказал:
– Кажется, я должен был предупредить вас о том, что стал веганом.
Лейси поморщилась, как будто он сказал слово, которое она никогда раньше не слышала.
– Веганом?
– Я съем его свиную отбивную и картофельное пюре. Не волнуйтесь, ничего не пропадет даром, – сказала Шай.
– К чему такие перемены?
Эдвард решил сказать правду.
– Это ради брата. – Он сделал паузу, и ему пришло в голову, что его тетя и дядя, вероятно, не были в курсе пищевых привычек Джордана. – Он стал веганом за несколько недель до смерти.
Лейси и Джон вздрогнули, услышав слово «смерть». К тому же, когда Эдвард говорил о семье, он всегда говорил о крушении. Крушение так или иначе связывало всех за столом. Жизнь, разделенная на до и после.
– Тебе не нужно больше ничего готовить, – сказал он. – Я съем все овощи и сделаю себе сэндвич.
– Я уверен, нам бы не помешало больше овощей, – ответил Джон.
– Я не хочу, чтобы вы меняли свои привычки. – Эдвард услышал резкость в своем голосе, но ничего не мог с собой поделать. Он был раздражен тем, что вообще им рассказал, а они поддержали. Этот выбор, эта идея принадлежала ему и Джордану, и никому другому.
– Хорошо, что ты делаешь это для своего брата, – сказала Лейси, но ее голос прозвучал неуверенно.
Перестань волноваться, перестань принимать снотворное и обрати внимание на свой брак, хотел выпалить Эдвард, но не сделал этого.
В полночь в гараже Шай разделила небольшую кучу непрочитанных писем. Эдвард открыл верхний конверт.
Милый Эдди.
Меня зовут Махира. Мой дядя владеет гастрономом, который ты часто посещал с семьей. Не знаю, говорил ли Джордан обо мне. Он не хотел никому об этом рассказывать, но, может, ты был исключением… В любом случае мне нужно признаться тебе, что мы были вместе, что он был моим первым парнем. Я не могу говорить за чувства твоего брата, конечно, только за свои собственные. Я любила Джордана.
Как только он сказал мне, что ваша семья переезжает на Западное побережье, я решила, что поступлю в колледж в Лос-Анджелесе. Я не сказала ему об этом – на случай, если этого не случится, но я знала, что на самом деле мы не прощаемся. Мне хотелось изучать физику, и в Калифорнии есть несколько отличных программ. Я представляла себе наше будущее. Представляла себе, как встречусь с тобой, его братом. Представляла, как мы становимся друзьями, гуляем по пляжу.
Мне уже восемнадцать, и я сказала дяде, что планирую взять годичный отпуск перед колледжем. Теперь, пока дядя навещает семью в Пакистане, я работаю в гастрономе. Зачем я тебе все это рассказываю? Полагаю, потому что хочу рассказать об этом Джордану. Жаль, что я не рассказала ему о своем – нашем – будущем до того, как он сел в самолет. Я думала, что у меня есть время. Странно быть молодым и терять время, не так ли? Я также хотела написать тебе, чтобы сказать, что твое имя всегда заставляло Джордана улыбаться. На твоем месте я бы хотела, чтобы мне это сказали.
Я желаю тебе всего хорошего, Эдди.
Эдвард перечитывал письмо снова и снова, по кругу. Он бы перечитывал его до тех пор, пока не пришло время покинуть гараж, но Шай заметила странность в его поведении и спросила:
– Там все хорошо?
Он протянул письмо ей.
– Ты знал, что у Джордана есть девушка? – спросила она, подняв голову.
– Нет. – Это слово отдалось эхом внутри него и будто упало в пустой колодец.
– Ты вообще был с ней знаком?
Он покачал головой:
– Я, наверное, видел ее в гастрономе, но забыл.
– Семь миллионов долларов и девушка, – приглушенным голосом сказала Шай.
Эдвард представил себе Джордана, тот бегает вокруг деревьев. Спрыгивает с крыши машины и отказывается пройти досмотр в аэропорту. Он почувствовал боль, которая медленно зарождалась где-то в груди и разбегалась по всему телу, как линия разлома перед землетрясением.
Что я могу для тебя сделать, Джордан? Что это значит? Чем я могу помочь?
Теперь у Эдварда был ответ: нужно ехать к ней.
III
Мы храним в себе других, безнадежно и вечно.
14:07
Ледяной дождь, бьющий самолет, вызывает сбой в работе системы. Трубки Пито (названные в честь французского инженера и изобретателя начала восемнадцатого века Анри Пито), которые помогают определить скорость и высоту полета, обмерзают. Этого не должно происходить даже при критически низких температурах, и именно этот факт всплывет на слушании семь месяцев спустя. Когда трубки Пито выходят из строя, отключается автопилот – так работает система безопасности самолета – и тогда пилоты должны проверять показания датчиков и определять скорость и баланс самолета вручную.
Дождь прекращается, но погода, этот капризный клубок воздуха и влаги, все еще не нормализовалась. Тучи кружатся вокруг самолета, как стаи перелетных птиц. Когда командир судна возвращается в кабину, он опускается на левое сиденье и изучает показания радаров. Второй пилот продолжает следить за приборами.
– Роторная турбулентность. Сильнее, чем показывает радар. – Командир смотрит на экран. – Отклонись влево.
Второй пилот, человек лет на двенадцать младше командира, выглядит обеспокоенным.
– Что?
– Немного отклонись влево. Мы ведь теперь на ручном управлении?
Второй пилот кивает и разворачивает самолет влево. Странный запах, запах гари, наполняет кабину. Температура повышается.
– Что-то не так с кондиционером?
– Нет, – отвечает командир. – Это погода. Все в порядке. Просто кристаллы льда скопились на внешней стороне фюзеляжа. Мы в порядке. Давай уменьшим скорость.
Джордан уже давно осознал, что он больше не нуждается в родителях. Он живет с ними, потому что обычно дети живут с родителями до совершеннолетия, но в то же время прекрасно знает, что может легко найти работу, продолжать учиться, проводить время с Махирой и жить самостоятельно. Он представляет себе собственную квартиру: светлая студия с высоким потолком и собственной кроватью. Живущий там Джордан носит очки, несмотря на прекрасное зрение, а в его руках чашка кофе.
Теперь, видя, как доктор исчезает в глубинах первого класса, он думает о том же, о чем думают Брюс и Эдди: Что-то не так с мамой?
– Там летит больной старик, – говорит Брюс. – Наверное…
Воздух, кажется, выскальзывает из его приоткрывшегося рта, и остальная часть фразы теряется, когда самолет резко подает вправо, как камень, скачущий по поверхности пруда.
Толчок сдвигает что-то внутри Джордана, и он постигает новую истину: Я нуждаюсь в них. Мне нужны все трое. И, пока самолет колеблется, словно раздумывая над следующим шагом, в квартире его мечты появляется двухъярусная кровать, которую он делит с братом, и еще одна спальня, где сладко спят родители.
Большую часть дороги до Нью-Йорка Эдвард держал глаза закрытыми. Они с Шай прочитали и проанализировали все письма. В школе начались весенние каникулы, и поэтому они смогли улизнуть из дома незамеченными – Лейси уехала на работу, а Беса отправилась в гости к кузине. И все же Эдварда переполняло раздражение. Он должен был совершить эту поездку, потому что она очень важна. Но в то же время он сердился на брата, ему казалось, что у них не было секретов. А Джордан взял и поцеловал девушку. Влюбился в нее, в эту незнакомку. Брат либо не хотел говорить Эдварду правду, либо не доверял ему.
На середине пути Эдвард внезапно распахнул глаза, как будто резко испытал нехватку света.
– Я пропущу пробный экзамен на следующей неделе.
– Хорошо, – ответила Шай.
– А ты пойдешь на него?
Этот экзамен определял уровень знаний, и Эдвард чувствовал некое отторжение.
Автобус свернул к тоннелю Линкольна.
– Я не знаю, чем хочу заниматься.
– Я тоже этого не знаю.
Шай пожала плечами:
– Ну, тебе-то не обязательно сдавать дурацкие тесты, Эдвард. А я обычный человек.
Он нервничал, так как выпил слишком много кофе, хорошо, что не стал пить еще и газировку. Эдвард не сказал тете и дяде, куда едет. Им и в голову не пришло бы, что он где-то дальше дома Шай. В конце концов, он раньше никогда не сбегал.
Это была его первая поездка в Нью-Йорк.
Он не хотел произносить это вслух.
– В первое лето ты сказала мне, что я необычный и что ты тоже необычная.
– Послушай, – Шай остановила Эдварда. – Если я хочу иметь шанс сделать что-то великое, мне нужен диплом колледжа.
Шай сидела у окна, и он видел ее профиль в отражении, это был профиль не девочки, а молодой женщины.
Доехав до автовокзала, они взяли такси до гастронома. Такси везло их по четко очерченной сетке Манхэттена, и вокруг Эдварда разворачивались виды Верхнего Ист-Сайда. Жизнь его семьи протекала на этих улицах. Они проехали мимо химчистки, библиотеки с кирпичным фасадом, мимо захудалого продуктового магазина, где Адлеры покупали б