Костин подошел к нему, слегка надавил сапогом на локоть.
– Ты сейчас встанешь, – сказал он.
– Не могу, – отозвался Султан.
– Можешь!
– Да не могу, слушай! – совсем мирно сказал Султан и приподнялся на локте. – Честное слово. Ну зачем тебе это, Гера? Ты уже чересчур. Ну вкатим не вкатим, какая, к черту, разница. Мучить себя и других…
Он не договорил. В следующее мгновение донесся издалека грозный гул, и Спиркин произнес звонким взволнованным голосом:
– Танки!
И без него было ясно, что танки, гул нарастал, и силы, не подвластные воле, ни чужой, командирской, ни своей, вдруг сейчас удвоились: они закатили орудие на пригорок; тут же подъехал газик, вышли офицеры-посредники с повязками на рукавах, солдат с рацией. И вот на противоположный берег выползли из леса танки, плавающие бэтээры и автомашины с понтонами для наведения моста. Головной танк, уверенно ведя колонну, устремился вниз, к реке. Костин скомандовал, пушка ударила по танку, тот замер у самой воды. Пушка стреляла холостыми, но стреляла, издавая орудийные звуки. И, как в настоящем бою, лейтенант командовал, бойцы расчета, подносчик, заряжающий, замковой, наводчик, делали каждый свое дело – секунда за секундой. Пушка стреляла, и танки спешно разворачивались, стремясь уйти с открытого склона в лес, но застывали беспомощно на берегу, повинуясь команде посредника. Уже две боевые машины, так и не успев вступить в бой, стояли на склоне, пораженные невидимой артиллерией. Третий танк успел повернуть башню, они увидели наведенное на них дуло… Пушка и танк выстрелили одновременно. “«Седьмой» уничтожен!” – крикнул посредник. И тогда, хмелея от этой удачи, они снова зарядили пушку, готовые бить и бить по цели, но уже не было цели – колонна гудела вдалеке, уходя в глубь леса после неудачной переправы. А здесь, на берегу, из люков “подбитых” машин вылезали танкисты и, снимая шлемы, щурясь на солнце, становились в кружок, закуривали…
И тогда они стали стрелять, добивать танкистов из автоматов.
Танкисты повернули головы, один театрально повалился на траву, другой лишь отмахнулся устало, остальные смотрели, удивляясь всё больше: шестеро чумазых солдат в потемневших от пота гимнастерках, оглушительно паля, расстреливали их долго и всерьез.
Танкисты дружно засмеялись. Потом им надоело.
– Эй, там! С ума, что ль, сошли?
А потом у них лопнуло терпение.
– Кончай, ребята! Сейчас поднимемся, накостыляем!
Неизвестно, чем бы все закончилось. Танкисты (их было вдвое больше), поднявшись на пригорок, могли легко унять неистовую шестерку, но тут к опушке подошла группа офицеров, среди них генерал в полевой форме.
Артиллеристы вытянулись по стойке смирно.
– Второй огневой расчет третьей батареи семнадцатого артполка! – отчеканил Костин.
Знакомый майор из штаба управления стал докладывать:
– После скрытого марш-броска, выполняя задание, в расчетное время вышли к месту переправы, сорвали наведение понтонного моста…
Генерал кивнул. Он долго, с видимым удовольствием обозревал пейзаж недавнего боя.
Капитан-посредник угадал его настроение.
– Три танка из одного ствола! Молодцы!
– Называется, штатские тряхнули стариной, – сказал генерал. – В общем, мы мирные люди, но наш бронепоезд… Так или нет?
– Так точно, товарищ генерал! – отвечал за всех Крокодилыч.
– И еще тра-та-та! – усмехнулся генерал. – Танков, что ли, мало? Бей все живое?
– Так точно, все живое! – с готовностью подтвердил Крокодилыч, и офицеры засмеялись.
– Фамилия?
– Пухов. Сержант Пухов.
– Этого хоть сейчас на передовую! – сказал капитан.
– Так я не против, – отвечал Пухов.
– Что ж, товарищи… Хоть и посмертно, примите благодарность командования! – заключил генерал. – Возвращайтесь в лагерь. И всё! И по домам! Спасибо за службу!
– Служим Советскому Союзу! – отозвались все шестеро и остались стоять у пушки, глядя вслед офицерам.
– А почему “посмертно”? – спросил Спиркин. – Как это понимать?
– А так понимать, мой дорогой, что нас уже нет на свете, – сказал Султан. – Всё, ребята! Война окончена… – И, стянув сапоги, улегся на травку.
Костин молчал, все смотрел вслед уходящим офицерам. Потом поспешил за ними.
– Разрешите обратиться? Я не понял. Посмертная благодарность – это что, в каком смысле?
– По условиям игры после отхода противника от берега по вашим позициям был нанесен ракетный удар, – сказал равнодушно капитан.
– Откуда вдруг ракета?
– Оттуда, лейтенант. Оттуда. Там ракетная установка. Ну что? – Капитан поглядел на Костина. – Задание выполнено, чего вы?
– Подождите, – проговорил Костин.
– Чего ждать? – удивился капитан. – Вас нет. Не видно и не слышно. Вы пали смертью храбрых!
– Но наше задание…
Капитан рассердился:
– Отставить, лейтенант! Не пререкаться. Отойдите, вы мешаете!
Костин отошел. Он оказался теперь перед знакомым майором.
– Но наше задание… – снова заговорил он. – Было задание: встать в оцепление в Гуськово!
– Куда? Где? – Майор старательно вычерчивал на планшете.
– В Гуськово.
– В другой раз. Домой, домой, лейтенант. Всё. Спасибо!
И поскольку Костин молчал, майор, как ни занят был, напомнил:
– Отвечайте, как положено!
– Служу Советскому Союзу! – сказал, приставив ладонь к виску, Костин.
Они спустились с пригорка на берег, разделись и, оставшись все как один в длинных казенных трусах, с криками бросились в воду.
Танкисты уже давно плескались в реке. Вынырнув поблизости, один из них поинтересовался:
– Чего, ребята, вроде вас тоже того, а?
– Тоже, тоже.
– Всех, что ли?
– Всех наповал!
Танкист очень обрадовался, закричал:
– Нашего полку прибыло! Шесть покойников!
– Ура! – отозвались танкисты. Еще двое подплыли, свои и чужие перемешались.
– Закурить у кого найдется?
– На берегу вон, сплавай.
– Есть кто с резинового завода?
– Никого.
– Может, с арматурного есть?
– Крокодилыч! Плыви сюда!
– Пухов, ты, что ли? А чего это ты вдруг Крокодилыч?
– А ты, парень, не из третьего магазина? Мясник?
– Был мясником, был.
– А теперь?
– Теперь дух!
– Это мы на том свете! – провозгласил танкист, проплывая к своему берегу с сигаретой в зубах.
Путь домой начинался с привокзальной площади, с ожидания на скамейке. Сидели все шестеро, вернее, пятеро – Крокодилыч отправился на станцию за билетами. Пятеро, уже в штатском, томясь, взирали на площадь, где в пыли и скуке то ли шла, то ли стояла на месте жизнь захолустного городка.
Появился Крокодилыч с сообщением:
– Всё, ребята. Сутки сидим. Сегодня уже ушел, завтрашний будет завтра.
– Ну и ну, – вяло отреагировал кто-то из компании. Время тянулось – тоскливая пауза между концом и началом: то кончилось, это не наступило, и так на целые сутки.
– Что-то рано отвоевались, – заметил Султан. – Это капитан, черт бы его побрал. Откуда там у него ракетная установка? И почему мы не знали? Укрылись бы как-нибудь…
– От нее не укроешься, – сказал Афонин.
– Так что же, выходит, они заранее знали? И нас как бы в жертву, что ли? – невесело усмехнулся Спиркин. – Да-а… Хорошо, ракета не настоящая!
– А хоть бы и настоящая, – пробурчал Слон.
– Не понял тебя, прости.
– Говорю, настоящая б в самый раз!
– Это ты не прав, – сказал Афонин.
– Раз – и нету! А чего терять-то?
– Жизнь, чудак, – удивился Султан. – Жизнь, понял?
– Это когда жизнь малина, – гнул свое Слон.
Вмешался Спиркин:
– Странный пошел разговор! Что ты выдумал? Какая еще ракета, ну ее к черту!
– Жизнь, – продолжал Султан, глядя с неодобрением на Слона, – это не по подворотням с ханыгами… Ты же вот живешь скоро сорок лет, а не знаешь, что такое жизнь!
– Знаю, – ухмыльнулся в ответ Слон. – Гарем в мясном отделе.
– Ему положено, – заметил Крокодилыч. – Как-никак Султан!
– Да ну, бабы, – усмехнулся Султан. – Пять минут удовольствия… Я не о том!
– А теперь ты не прав, – сказал Афонин.
– Какая, к черту, ракета! – не унимался Спиркин. – Мне погибать нельзя. У меня первая семья, вторая… У меня здесь и там дети!
– У меня теща, – заявил Афонин.
– А у меня… Не знаю, что у меня… – Крокодилыч задумался.
– Мотоцикл с коляской, – съязвил Султан.
– Нет! У меня Гуськово.
– Что-то я не понял, – сказал Афонин.
– И не поймешь. Гуськово! – повторил Крокодилыч.
– Опять Гуськово! – пожал плечами Спиркин. – Где оно? Гуськово, Гуськово! Все уши прожужжали…
– Накрылось, – отозвался Султан. – Я как чувствовал, верите – нет? Сразу не заладилось, с самого начала всё не так…
Кто-то хмыкнул, кто-то промолчал. Опять тянулось время. Слон засмеялся:
– Ребята, чего вы затосковали? На семь дней раньше срока. Плохо, что ли, вам? Можете на работу не ходить. А можете и домой в случае чего, если есть где приземлиться. Чего? Или, наоборот, как снег на голову: ах ты, моя милашка, что ж ты тут без меня делаешь!
Снова помолчали.
– А вон кинотеатр, видите? – сказал вдруг Спиркин. – Мой, между прочим. Мой проект.
Кинотеатр нельзя было не увидеть: бетонно-стеклянный куб среди старых домов.
– О! Красота! – оценил Султан. – А как там, в проекте, насчет пива? Отдельные зрители желают, допустим, утолить жажду?
Они дружно двинулись через площадь к сияющему в пыли кубу.
Пива в кинотеатре не было, на стойке буфета красовалась табличка “Закрыто”. Зато начинался сеанс: кучка зрителей из фойе втекала в двери зала, и расторопный Крокодилыч, уже с билетами, звал за собой товарищей.
Лишь только зажегся экран, всю компанию коллективно потянуло в сон. Первым заклевал носом Слон, потом всхрапнул, вызвав смех соседей, Султан, и вскоре все шестеро, разом придавленные тяжкой усталостью, спали без задних ног, склонив головы друг другу на плечи.
Ночью их разбудила привычная команда, знакомый резкий голос, повелевавший встать немедленно и строиться. Костин открыл глаза. Все по-прежнему спали на своих койках в многоместном помещении Дома колхозника. После короткого затишья голос гаркнул с новой силой: “Подъем!” – и Спиркин с Султаном по команде вскочили с коек. Сел в постели Слон. Вскочив, начал натягивать брюки и единственный колхозник в их сонном царстве, худой сутулый дед. Не вскочил тот, кто командовал. Крокодилыч спал. “Становись!” – пр