Он уговаривал его минут десять, однако Горбунок на сотрудничество не шёл, и Москвич так и остался Москвичом.
Ладно, будем довольствоваться тем, что есть. Мне, в принципе, без разницы — БМВ, Москвич или Лада. Или ещё что-то. Я открыл заднюю дверку, заглянул в салон: обивка потёрта, панель поцарапана, на стекло пришлёпана буква «У». Антураж более чем дешёвый, я бы сказал, задрипанный. Но, повторюсь, без разницы.
— Ты на водительское место садись, — сказал жабоид.
— Не уверен, что смогу управлять этим.
— Управляет он сам.
— Тогда какой смысл садиться за руль?
— А такой, что сложно будет объяснять дорожной полиции, почему машина движется без водителя.
— Тогда ты садись.
— Я водить не умею.
— А какая разница, если поведёшь не ты?
— Не сяду я! — упёрся жабоид.
— Ну, Дмитрий Анатолич, — пробурчал я, втискиваясь на водительское место.
Я потрогал рычаг переключения скоростей, покрутил руль.
— Как он заводится?
— Просто скажи: поехали.
— Поехали.
Заскрежетал с надрывом стартер, провернул несколько раз и застыл. Снова провернул, снова застыл.
— Аккумулятор что ли сел? — пожал я плечами.
— Какой аккумулятор? — донёсся с заднего сиденья раздражённый голос жабоида. — Это магия. Ей аккумуляторы не нужны.
— А чего тогда не заводится?
— Я же говорил, не остыл ещё. Не отвык от прежнего хозяина. Выпендривается. Время ему нужно, чтобы перестроиться.
Вот ведь — магия, а тоже характер имеет. Я провёл ладонью по панели — мягко, почти по-родственному — и кожей почувствовал, как теплотой отзывается пластик. Живой он, несомненно, живой, и относиться к нему надо как к живому…
— Ну, Горбуночек, родной, заводись.
Дипломатия: 2 + 1 = 3.
Очарование: 0 + 1 = 1.
Москвич заскрежетал, выстрелил из выхлопной трубы бензиновым сгустком и заворчал ласково и стабильно. Шевельнулись приветливо дворники, загорелись огоньки на приборном щитке. Я положил руки на руль, и Горбунок плавно стронулся с места.
Ехали мы не быстро, осторожно огибая наледи и плавно переваливаясь на кочках. Я прислонился головой к стеклу, задремал. Мне приснилась Василиса. Лето, речка, мы сидим на песчаном бережку. Стрекочут кузнечики, в камышах шебаршатся лягушки. Вода тихо струится у наших ног. Тепло. Горячий песок обжигает ступни, я вскрикиваю, Василиса смеётся, я тоже начинаю смеяться, черпаю пригоршню воды, плещу на неё, она плещет в ответ… А ветер качает головки камыша, и по небу плывут белые пёрышки.
— Не спи за рулём, — пихнул меня жабоид.
— Чего пристал? — огрызнулся я. — Едем и едем… — и вздохнул мечтательно. — Мне сейчас Василиса приснилась. Голая.
На счёт голой я, конечно, соврал, но если поднапрячь воображение…
— Задолбал ты своею любовью! — выкрикнул, как будто обиделся, жабоид. — Не нужен ты Василисе!
— Это мы ещё посмотрим.
— Думаешь, ты один в неё такой влюблённый? Других, думаешь, нет?
— Ты сейчас о себе?
— Ха, — хакнул жабоид. — Больно она мне нужна, я и красивее найду. Если хочешь знать, меня ваш вид совершенно не интересует.
— Ой, прости, я и забыл, что ты леший, и что тебе только кикиморы нравятся.
— Видел бы ты настоящих кикимор…
— А чего на них смотреть? Их возле каждого пивного ларька без счёта.
— Это уже оскорбление! Моя мама, между прочим, потомственная болотная кикимора, и выглядит, дай Боян каждой. И ни в какие ларьки она не ходит. Ясно?
— Ну, прости, прости, — вскинул я руки. — К маме твоей мои слова не относятся. Это просто обобщённое выражение, метафора, если хочешь. И папа твой тоже товарищ что надо. Я вообще люблю леших. Из какого он, кстати, подвида?
— Мой папа людин. Очень интеллигентный человек, университет закончил.
— Даже так? — я поправил зеркало заднего вида, чтобы лучше видеть личико жабоида. — А как он с мамой твоей познакомился?
— Обычно. Приехал на дачу, понравился маме, и она ему тоже понравилась.
— Кикимора? — хихикнул я.
— Между прочим, — жабоид поднял вверх указательный палец, — нет женщин привлекательней кикимор, особенно городовых. Видел девок на подиуме?
— Только не говори, что все они кикиморы.
— А других туда просто не пустят, — с налётом таинственности проговорил Дмитрий Анатольевич.
У меня перед глазами промелькнула лента фотографий знаменитых манекенщиц — лучезарные красавицы с завлекающими взглядами. Получается, все они кикиморы? А так не скажешь. Впрочем, была у меня девушка модельной наружности. По внешнему виду вполне себе нормальная, вроде даже не дура, а поглубже копнёшь — и самому закопаться хочется.
— Странно это…
— Что странно?
— Кикиморы ваши. Болотные, городовые. Получается, они с людинами могут… и у них потом вот такие… жабоидики, да?
— Ты сейчас на что намекаешь?
— Ну, в общем-то… Просто я думал, что такое невозможно. Всякая там межвидовая разница, хромосомы не совпадают.
— Совпадают.
— Теперь да, теперь совпадают, — согласился я.
Стемнело. Впереди замелькали огни посёлка. Задача наша по поимке Горбунка оказалась успешно выполненной, и наступило время думать о том, что делать дальше, а так как старшим в нашей группе по-прежнему был не я, пришлось обращаться к жабоиду.
— Куда мы теперь?
— В Бабью лужу.
— Это ещё что?
— Увидишь.
Ну, увижу, так увижу.
Горбунок перевалил через рельсы, выехал на трассу и помчался по обледенелой дороге прочь от города. Навстречу попалось несколько машин. Каждую я провожал задумчивым взглядом. Везде мне чудились гномы, а после встречи с Верлиокой начнут чудиться страшные рыжие мужики с повязками на одном глазу. В мыслях роились сомнения. Какой бес дёрнул меня пойти в этот ангар? Валялся бы до сих пор на диване, смотрел телевизор и знать не знал ни о каком Мире. Благодать. Вместо этого трясусь в стареньком Москвиче, а на заднем сиденье развалилось зелёное чудо с удивительным именем Дмитрий Анатольевич Жабин.
Бабьей лужей оказался гостиничный комплекс для дальнобойщиков и небольшой коттеджный посёлок. Мы подъехали к нему минут через десять. Всё чистенько и в меру благопристойно: двухэтажное кирпичное здание под железной крышей, забитая рефрижераторами стоянка, шиномонтаж, автозаправка, громадная вывеска с нарисованным болотом. Название совершенно не отражало сути заведения. Ему, скорее, подошло бы что-то вроде «Приют водителя» или «Автоклаксон», но уж никак не «Бабья лужа». Впрочем, не моё собачье дело, чем рукоблудил хозяин заведения, обзывая так своё детище. Мало ли какие тараканы бегают в его голове, главное, чтобы они на меня не перепрыгивали.
Горбунок свернул к стоянке, но путь преградил шлагбаум. Из будки охранника выбрался мужичок в телогрейке и бейсболке, и, не говоря ни слова, ткнул в круглый знак над въездом: «3,5 т. +». Жабоид покрутил ручку стеклоподъёмника, высунулся в окно и прокричал:
— Петрович, открывай. Это я.
Мужичёк вытаращился.
— Ой… — и побежал нажимать кнопку.
Шлагбаум поднялся, Горбунок въехал на стоянку и вильнул ко входу в гостиницу. На крылечке расположилась компания дальнобойщиков, курили, травили анекдоты. Тут же пара девиц определённой направленности притоптывала туфельками по обледенелой брусчатке, пытаясь согреться. Они посмотрели на нас с вожделением, но Дмитрий Анатольевич не обратил на них внимания, а я обратил, но не соблазнился, потому что был влюблён в Василису.
Позади пыхнул свет. Я обернулся: вместо Москвича вновь образовалась болонка. Она вильнула хвостом и побежала за мной следом.
Мы поднялись по ступеням и вошли в вестибюль. На полу — что меня едва не убило! — лежала красная потёртая дорожка, теряющаяся своим окончанием где-то вдали за карликовыми пальмами. Возле ресепшен стояла администратор, женщина лет тридцати. Красивая. Рядом вход в подземелье, то бишь в ресторан. Из глубокой полутьмы вырывались аккорды гармони и балалаечная трель, оттуда же исходили ароматы шашлыка и курицы-гриль, из чего я сделал вывод, что кухня здесь самая что ни на есть дорожная. В животе забурлило. Я не ел с утра, а уже вечер. Может сначала за столик, покушаем?
Но жабоид первым делом направился к ресепшен.
— Моё почтение.
— Дмитрий Анатольевич! — расцвела администратор. — Рада вас приветствовать. Давненько вы к нам не заезжали.
— Матильда Андреевна где?
— Как обычно, у себя. Сегодня столько забот. Привезли новую сантехнику, ковролин. На втором этаже собираются открыть два полулюкса и игровой зал…
Жабоид, не слушая её, двинулся по красной дорожке к пальмам. Мы с Горбунком последовали за ним.
— А с собаками нельзя, — ухватилась за меня администратор.
— Это со мной, — бросил через плечо жабоид.
Администратор отступила, а я на основе уже имеющегося опыта предположил, что Дмитрий Анатольевич здесь в авторитете. Все его слушают, улыбаются. Не иначе, он и есть хозяин заведения.
Я оказался не так уж и не прав. В конце красной дорожки находилась дверь с надписью «Директор». Жабоид толкнул её, хорошо хоть не ногой, и смело шагнул вперёд. При входе в салон Ядвиги Златозаровны он такой смелости себе не позволял.
За офисным столом сидела женщина в строгом деловом костюме и сама вся на вид строгая и деловая. Чёрные волосы были собраны в кокон по моде семидесятых годов прошлого века, губы красные, ногти красные, в глазах тоже краснинки. Она перебирала бумаги и хмурилась, видимо, что-то у неё там не сходилось.
— Сынонька? — всхлипнула женщина, когда мы вошли в кабинет, и кинулась к жабоиду. Тот попытался увернуться, но не смог, женщина обвила его руками и принялась муслякать.
А я немножечко присел. Вот так новость! Мама жабоида. Кикимора. Никогда прежде не видел я кикимор живьём. Представляя их себе, я рисовал в воображении зелёное чучело, лишь немногим симпатичнее моего болотного друга, а здесь… Лет сорок, от силы сорок пять, выдержанный стиль в одежде, хоть и немного вызывающий. Но это вполне нормально для женщины её возраста. И фигурка ничего, да и вообще… А уж имя — Матильда Андреевна! Она сама себе его придумала или родители так назвали?