В правом ухе зашелестел девелопер:
Рукопашный бой: 3 + 3 = 3.
Тьфу, тьфу, тьфу!
Рукопашный бой: 3 + 3 = 6.
Проницательность: 5 + 1 = 6.
Выносливость: 3 + 3 = 6.
Репутация: -13 — 3 = -16.
В заднее место эту репутацию! Мне теперь проще удалить её на хрен, чем поднять!
В дверном проёме возник Константин Константинович. Он словно выплыл из тумана и замер на пороге, с интересом разглядывая парочку на полу. Жабоид потихоньку приходил в себя. Стоны его становились менее громкими, а конвульсии более упорядоченными. Соловей обиженно всхлипывал и силился поднять голову, правая сторона его лица медленно наливалась синевой. Конкретно я по нему попал.
Константин Константинович перевёл взгляд на меня. Думаю, он вполне разобрался в происшедшей ситуации и кто из неё вышел победителем, но всё равно спросил:
— Что здесь происходит?
Так как говорить мог я один, то и отвечать пришлось мне.
— Э-э-э-э…
Константин Константинович жестом велел прилизанному убрать пистолет, и я продолжил.
— Вот он, — указал я на Соловья, — начал хамить и некрасиво обзываться. А я человек тоже себя уважающий, меня все эти оскорбления обижают. Что значит «сиська баранья»? За такие слова можно и…Ну я и…
— Да он… — открыл рот Соловей.
— Помолчи! — резко оборвал его Константин Константинович, и мне. — Продолжай.
— А что тут продолжать? Он свистнул, я врезал, результат вы видите. Жабоида я не трогал, это он от свиста упал.
В общем-то, вот и весь рассказ. Константин Константинович покусывал нижнюю губу, смотрел на меня сквозь тонкий прищур.
— А ты, стало быть, устоял.
Это была констатация факта, отвечать не было необходимости, но я ответил:
— А с чего тут падать? Ну, свистнул, и что? Я и то громче свищу.
Кощей покачал головой и сложил руки на груди. Вся его поза говорила: ничего-то ты, дурачёк, не понимаешь. Ну да, не понимаю. А как тут понять, если вы всё время загадками разговариваете? Жабоид, вроде, друг, во всяком случае, напарник, от гномов вместе убегали, а информацию выдаёт дозировано и со скандалом. Но дайте срок, разберусь, и уж тогда увидим, чьи в лесу шишки.
Константин Константинович ткнул пальцем в Соловья.
— Я тебе велел проблему решить, а ты мне новую создаёшь. Нехорошо.
Сказал он спокойно, вроде бы даже обыденно, но таким холодом от его слов повеяло, что Соловей сглотнул.
— Константин Константинович, поверьте, всё сделаю. В лепёшку разобьюсь, а к завтрему решим дело.
— Смотри. Завтра меч должен быть у меня.
— Будет, не сомневайтесь. Или можете меня в копи отправить.
Константин Константинович ещё постоял на пороге с минуту, полюбовался нашей дружной компанией и снова растворился в тумане.
Глава тринадцатая,особенности посещения банков в Миру
До сего момента я думал, что миряне между собой равны, как патроны в обойме, и хоть лазерной линейкой их меряй, а один другого не больше. Ан, нет. Соловей перед Кощеем заелозил, как недавно жабоид перед ним самим. Не только губы — вся мордочка в гусиную попку превратилась. Противно смотреть. Я и не смотрел. После ухода Кощея, они на пару с Дмитрием Анатольевичем сели на кровать и взялись обсуждать предстоящее дело. Я не вникал в суть разговора, но из смысла некоторых фраз и косых взглядов понял, что мне отводилась роль безмолвного наблюдателя. Плевать. Лавры Лёньки Пантелеева меня никогда не прельщали, при необходимости я могу и на шухере постоять.
Соловей позвонил кому-то, произнёс заветное слово «кладенец», потом долго слушал собеседника, начал объяснять ему что-то, настаивать. Мелькнули слова «охрана», «пушки», «взрывать». У меня невольно возникло впечатление, что он готовит не тихое изъятие ценного предмета из хранилища, а полноценный налёт со стрельбой и трупами. Не подумайте плохого, я не боюсь стрельбы, и недавний бой с гномами это подтверждает, но атаковать в наглую банк России — это не поле перейти. Если на шум пальбы прибегут дяденьки омоновцы, мало не покажется никому, даже волшебникам.
Жабоид меня успокоил. Он подсел ко мне за стол и сказал, что всё нормально, что пойдём вчетвером, ночью и без оружия.
— Обрез с тобой?
— Со мной.
— Заряди. И не говори о нём никому.
— Ты же сказал, без оружия?
— Бережёного Боян бережёт. Да и какое это оружие? Так, половина ружья.
И то верно. Я обещал молчать и по пустякам за обрез не хвататься.
Ближе к полуночи мы покинули ресторан. Горбунок успел заиндеветь под влиянием холода и времени, и теперь стоял под светом уличных фонарей искрящийся и обиженный. Соловей садился в него с опаской. То ли никогда раньше не ездил на артефактах, то ли боялся подвоха с моей стороны. Когда мы выходили из ресторана, жабоид успел шепнуть, что Соловей мне позора не простит и чтоб я за ним поглядывал. Если это так, если он меряет других по своему гнилому характеру… Ну и пускай меряет. А будет каверзы строить — пристрелю, опыт имеется.
К банку мы подъехали с задней стороны и остановились метров за сто в узком переулке. Вокруг, укутанные снегом по самые крыши, спали деревянные домишки вековой давности, создавая впечатление, что находимся мы не в центре современного мегаполиса, а в патриархальном городке императорской России. Соловей вышел первым, огляделся и только после этого разрешил выходить нам. Горбунок тот час обернулся крысой и юркнул мне за пазуху, не хотел больше оставаться один на морозе. Я подметил, что образ грызуна начинал ему нравиться всё больше, раньше он предпочитал становиться болонкой.
Шли мы, придерживаясь линии домов и стараясь оставаться в их тени. Выше по улице были хорошо видны массивные контуры здания банка, я бы даже сказал — мощные контуры. Никогда не думал о банке в таком духе. Каждый раз, проходя мимо него по Покровке, я любовался приземистыми очертаниями в стиле русского ампира, красочным вензелем над всходом, но никогда не представлял, что это есть нечто мощное, потому что не собирался его грабить. Теперь собирался, и потому смотрел на всё по-другому. Мне даже стало немножечко страшно, а в сознании зажёгся огонёк сомнения: а по силам ли нам, никчёмным, проникнуть в святая святых этой могучей крепости? Но сомнения мои уносились прочь, глядя, как уверенно идёт к цели Соловей. Он, конечно, бандит и хам, но профессионал и мастер своего дела, иначе Константин Константинович его бы не подрядил.
Череда домишек закончилась, и мы остановились перед засыпанным снегом газоном. С этой стороны банка я ещё не бывал, но ничего необычного не увидел: окна с решётками, фонарь над железной дверью и цветная плитка под ногами. Глухо. Как прорываться будем?
На периферии зрения мелькнула тень. Я резко обернулся. По дороге к нам шла женщина в драповом пальто и в беретке.
— Кто это?
Соловей оскалился, хотел по привычке брякнуть какую-нибудь гадость, но, столкнувшись с моим взглядом, пробурчал нечто неразборчивое и отвернулся. Ответил жабоид:
— Коклюшка, помощница Соловушкина. Ведьма, вернее, колдунья. Нам без неё не обойтись.
— А он сам колдовать не умеет?
— Он не-до-маг. Общее направление, как и я. А у неё второй уровень.
Последнюю фразу Дмитрий Анатольевич произнёс с придыханием, в котором слышалась не только зависть, но и боль за недополученное образование.
— Я думал, миряне все волшебники.
— Как же. Иной новик покруче мирянина будет. Волшебство не от статуса зависит.
Вблизи я рассмотрел Коклюшку более внимательно. Лет двадцати, одета неряшливо, волосы из-под беретки торчат как пакля, во взгляде червоточинка. Если такой дать автомат, она пойдёт и всех расстреляет. Но улыбка обворожительная: мягкая, искрящаяся — счастье, а не улыбка. Глядел бы на неё вечно. Я на мгновенье представил, как она меня расстреливает, улыбаясь… Да и хрен, с ним, пускай расстреливает, лишь бы не прекращала улыбаться.
Жабоид незаметно ущипнул меня.
— Ты чего щиплешься? — всхлипнул я.
— Возьми себя в руки, — зашептал Дмитрий Анатольевич. — На улыбку не смотри. И не забывай: она подруга Соловья.
— И что? Я жениться на ней не собираюсь.
— Дурень, она тебя зачарует, и будешь ты её рабом навечно.
Я тряхнул головой и с трудом, но отвёл глаза от Коклюшки. Желание быть расстрелянным пошло на убыль. Вот же напасть! Волшебники, мать вашу, как вы задолбали своей магией.
Соловей прохрипел:
— Принесла?
— Вот, — Коклюшка протянула ему сложенный лист бумаги. — Я немного поскиталась по их сайту. Везде камеры, сигнализация, всё напрямую выходит на пульт вневедомственной охраны. Своих охранников трое. Сидят в загончике на первом этаже, контролируют мониторы. Фигня. Как зайдём, я их заблочу.
Соловей развернул лист. Я глянул ему через плечо — поэтажная схема здания.
— А хранилище где?
— В подвале, — Коклюшка ткнула пальцем в схему. — Попасть можно по лестнице мимо охраны. Ещё один путь через грузовую шахту лифта. Но это полный айпад. Лифт заблокирован внизу. Поднять можно, фигня, но шуму наделаем много.
— А как тогда?
— Соловушка, я всё одна должна делать? Напрягись.
— Ладно, тогда по лестнице. Вы двое… — он глянул на нас с жабоидом.
Собственно, мы двое ему были не нужны. По кой бес он потащил нас за собой — не ведаю, разве что в качестве балласта. Или Константин Константинович велел. На всякий случай. Чтоб не потерялись.
— Вы двое держитесь сзади. И не отставайте.
Банк явно принадлежал не волшебникам. Нет, я не спорю, Россия волшебная страна, но банк однозначно обыкновенный. Я ожидал на входе очередного заклятия сдерживания или иного какого свинства, однако обошлось. Коклюшка поколдовала над замком, поводила руками, пошептала волшебные слова и плюнула на замочную скважину. Раздался щелчок, нестерпимо громкий в ночном холодном воздухе, и дверь открылась. Камеры не среагировали, сигнализация не сработала. Если я