— Чего расплясался? — нахмурилась Василиса.
— Да так, музыка хорошая.
— Не о том думаешь.
— А чего тут думать? Если Круголёт не может найти Фархунда, значит, он ушёл в коридоры. Где здесь ближайший вход?
Это вырвалось из меня непроизвольно, у меня даже мысли на эту тему не складывались.
А это, мой друг, уже иной уровень мышления. Поздравляю, растёшь.
Проницательность: 14 + 10 = 24.
Музыка оборвалась на полуноте, и навка посмотрела на меня как на… не как на гения, нет, но что-то уважительное в её взоре промелькнуло, а Василиса закусила губёнку, типа, могла и сама догадаться.
Глава двадцать первая,о бесконечной бесконечности
Ближайший вход в Бесконечные коридоры оказался у меня под носом. Василиса подошла к камину, повела руками и огонь растаял. Я заглянул внутрь топки — где-то там, в тёмной глубине угадывались очертания тоннеля. Узковато для человека с моим ростом и плечами, хоть при желании пролезть можно, значит, Фархунд тем более мог пролезть. Я сунулся вперёд, но Василиса удержала меня.
— Куда ты? Не торопись.
— А чего ждать? У него и так форы часов двенадцать.
— В Бесконечные коридоры идти без подготовки нельзя, — сказала навка. — Опасно.
— Да ладно, — отмахнулся я. — Были мы в них с жабоидом. Коридор как коридор.
— Вы были в Малой части, в ней и ребёнок не заблудится, — назидательным тоном заговорила тётка Кострома. — Фархунд не ребёнок, он в Заповедную часть пойдёт, там есть, где спрятаться, и есть, чего бояться. Без подготовки нельзя.
Рано или поздно наступит такое время, когда я буду учить всех, что делать, и все будут меня слушаться, а пока слушаться приходилось мне. Я принял из рук дворецкого чашечку остывшего кофе и вернулся к креслу.
— Хорошо, подготавливайте.
Василиса сразу начала распоряжаться.
— В коридоры пойдут Дима и Игнатиус…
Кто бы сомневался! Я кинул косой взгляд на жабоида, проверить, как он отреагировал — он никак не отреагировал. Сидел всё так же надувшись, пыхтел. Если в коридорах и в самом деле небезопасно, как утверждает навка, то как бы не подставил меня многоуважаемый Дмитрий Анатольевич. И оправдаться ему потом труда не составит, дескать, тупой новик не в ту дверь сунулся, а ведь я предупреждал…
— Мы с нянюшкой, — продолжала Василиса, — здесь будем ждать. Если у Фархунда своей норы в коридорах нет, долго он в них не просидит, выйдет, и мы его сразу по Круголёту найдём. Так что два дня вам на поиски — и назад.
— Два дня? — удивился я. — Что там делать два дня?
— Пироги есть, — пробурчал жабоид.
— Игнатиус, коридоры — это не подземная парковка, их за полчаса не обойдёшь. Малая часть имеет десятки квадратных километров территорий, а Заповедная вообще не исследована. Что кроется в её проходах и залах, не знают даже независимые копатели, — Василиса изобразила на лице ужас. — Там обитают жуткие монстры, блуждающие волшебники, азбиты, отверженные.
— Что за азбиты? — уловил я новое слово.
Василиса застопорилась, подпёрла пальчиком подбородок, но вопрос был задан, и нужно было отвечать.
— Это те, кого забрал азбикум.
Понятно, те, в кого я скоро обращусь. Или превращусь. Интересно будет посмотреть на своё будущее.
Василиса разгадала мои мысли.
— Игнатиус, это случится не скоро.
— Насколько не скоро?
— В твоём случае, пройдёт не менее года.
— А через год? Всё?
— Бывает и дольше: два года, даже три. Но ты должен понимать, что даже после этого ты не умрёшь, ты просто станешь другим. Не таким как… сейчас. Иным.
Меня охватило раздражение. Зачем она обо всём этом мне напомнила? Нельзя разве как-то осторожней, тактичнее? Я и так живу в предвкушении будущего безумства, а она как будто специально мне уксус на рану льёт.
— Иным? Вот как? А если я не хочу быть иным? А если я хочу оставаться самим собой, Игнатиусом Лаврентьевичем Кругловым? Если мне нравится быть таким, какой я есть? Ты говоришь так, как будто в этом нет ничего особенного, как будто это нормально. Но это не нормально. Не нормально! Как тебе вообще пришла в голову мысль призвать меня в Мир, понимая, что я превращусь в безумца, стану азбикумом!
— Азбитом. Это не мне пришла. Я не хотела тебя призывать, — Василиса глянула на жабоида. — Я говорила, что ты не готов. Но раз уж тебя призвали, то нет смысла разбрасываться ценным материалом.
Замечательно, теперь я ещё и ценный материал. Вот и проговорилась, голубушка, теперь ясненько, за кого ты меня принимаешь. Цинизм зашкаливает!
— А можно вернуть всё назад? — без особой надежды на положительный ответ спросил я.
— Увы, процесс запущен, — лицо Василисы стало кислее клюквы. — Хочешь ты того или нет, но азбикум уже в тебе.
Я вспомнил красную таблетку аспирина. Жабоид, сволочь, это он запустил мой процесс чуткости, это он мой убийца. И после этого он ещё смеет обижаться?
— Дмитрий Анатольевич, — повернулся я к лешачонку, — ну и сука же ты.
Продолжаешь расти. Молодец! Я в тебе не ошиблась.
Проницательность: 24 + 3 = 27.
Репутация: -16 + -3 = -19.
Не ругайся. Хотя бы вслух.
Жабоид втянул голову в плечи. Дать бы ему по этой голове! Самое бесполезное место в его организме.
— А девелопер не поможет?
— Девелопер? — переспросила Василиса. — Ты имеешь ввиду Единую Коммуникативную Систему?
— Кое-кто сказал мне, что это называется девелопером.
— Можно и так, но вообще мы говорим «Мирра». Нет, она не поможет.
Не помогу — подтвердил девелопер.
Или подтвердила? Теперь оказывается, что он — это она, и тогда получается не девелопер, а девелопера.
Просто Мирра. Так будет удобнее и тебе, и мне.
Пусть будет Мирра. Плевать. Я не особо-то и надеялся на твою помощь. Все женщины думают только о себе.
А все мужчины думают только об одном.
Не тебе об этом «одном» рассуждать, у тебя его всё равно нет. Ты кто? Буквы на дисплее и мысли в моей голове… Кстати, как ты в неё залазишь? Раньше только по экрану ползала, а теперь словно перед глазами стоишь.
Не скажу. Я обиделась!
Ой, ой! А мне и на это плевать.
Тем временем Василиса продолжала рассказывать о Бесконечных коридорах и их обитателях. С её слов выходило, что я видел только Малую часть. Она обихожена, приведена в порядок и периодически очищается от заползающих в неё тварей. Заповедная часть являет собой образец дикости и природного естества. Это уже не коридоры в привычном понимании, но бесконечная череда пещер и залов, соединённых между собой тоннелями, которые могут привести в тупик или оборваться в пропасть. В любой момент можно нарваться на монстра или банду отверженных, а то и вовсе угодить в неизвестный переход, который вынесет тебя неизвестно куда. Одним словом, бардак. Одна надежда на Дмитрия Анатольевича, который немного разбирается во всём этом хаосе.
Я слушал вполуха. Мне уже расхотелось куда-либо идти — настроение пропало. Внутри меня началась грызня между двумя вечными противоречиями — оптимизмом и пессимизмом — и я больше прислушивался к ним. Пессимизм орал, что мне пришёл кирдык, и всё, что я могу сделать, заранее не имеет смысла. На кой чёрт лезть в эти проклятые коридоры, мучить себя, изводить, рисковать здоровьем и нервами, если через год я так и так туда отправлюсь и стану их постоянным жителем? Ты уже азбит! Так не лучше ли потратить оставшееся время на себя, вернуться домой, продать квартиру и покуролесить напоследок? Оптимизм возражал, утверждая, что я уже зашёл достаточно далеко, чтобы вот так взять и всё бросить. Надо помочь Василисе добиться цели, оставить по себе хоть какую-то память.
Признаться, доводы пессимизма мне нравились больше: покуролесить — это звучит интригующе. Но память тоже не плохо. Хоть вспомнят на досуге добрым словом.
— Игнатиус, ты здесь или где-то в другом месте? — с укоризной спросила Василиса.
— Здесь, — отозвался я, отрываясь от своих мыслей.
— Вам необходима экипировка. В Заповедной части без некоторых вещей обойтись трудно, а порой и невозможно, особенно теперь, когда ты утратил артефакты. Ступайте, — это уже относилось не только ко мне, но и к жабоиду, — за Никитой Афанасичем, он всё вам даст, — Василиса указала на дворецкого.
Вот, значит, как зовут дворецкого. Нормальное имя, ему идёт.
На лифте мы спустились на минус четвёртый этаж и прошли на склад. Если принимать во внимание рассказы Василисы о монстрах и прочих тварях, поселившихся в коридорах, я ожидал увидеть стенды с оружием и боеприпасами. Собственно, так и случилось: пистоли, аркебузы, мушкеты, пищали всех времён и способов зарядки стояли по соседству с топорами, мечами, копьями. Выбор оказался богатый. Я ходил вдоль стендов с чувством благоговейного трепета в душе, и дрожащими пальцами прикасался к тронутым пылью и временем рукоятям, оскепищам, прикладам. Особое восхищение у меня вызвал оружейный ряд представителей Дикого Запада: револьверы, винчестеры. Если не ошибаюсь, у Дмитрия Анатольевича за пазухой прятался кольт-миротворец. Точно такой же лежал на полочке между кольтом Уокера и русским Смит-Вессоном.
— Это всё артефакты? — спросил я.
Никита Афанасич снисходительно улыбнулся.
— Что вы, молодой человек, никак нет-с. Азбикума на такое количества артефактов не хватит. Но смею вас заверить, что каждый экземпляр данной коллекции имеет свои положительные свойства. Например, — он взял топорик с похожей на вороний клюв боевой частью, — клевец. В тех местах, куда вы собираетесь, это весьма удобная вещь. Закованных в броню противников, как на Арене, вы не встретите, и с лёгкостью сможете поражать врагов, не боясь, что клюв застрянет в доспехе. Или вот это, — Никита Афанасич взял другой топор с утянутым книзу лезвием. — Так называемый «бородач». Лёгкий, отзывчивый, можно перекидывать из руки в руку, жонглировать. Враг никогда не догадается, с какой стороны вы ударите, — говоря это, дворецкий несколько раз взмахнул топором, резко крутанулся на месте и чиркнул лезвием возле моего лица. Потом вздохнул с сожалением и положил топор на место, из чего я сделал вывод, что Никита Афанасич не всегда служил дворецким.