– Вызываю его на пейджер, пока мы разговариваем, – я услышала, как она печатает и зовет кого-то. – Когда вы подъедете, мы подготовим для нее медсестру и кресло-каталку.
Я повесила трубку, попросила таксиста ехать быстрее и сжала руку Рейган. Она казалась опухшей, от запястья до кончиков пальцев. И ее лицо тоже. Это выглядело паршиво, о чем я предпочла не упоминать.
– Сильвия вызвала доктора Маркетти, – я понизила голос, надеясь успокоить ее. – Они ждут нас.
Рейган немного расслабилась, когда преодолела срок в тридцать четыре недели. Как будто она миновала перевал, который беспокоил ее больше всего, и остальное пройдет гладко. Но теперь в ее глазах снова виднелся страх.
Ее лицо побледнело, руки задрожали.
Она обернулась ко мне.
– Скажи мне, что все будет хорошо.
Я не смогла.
Я понятия не имела, что происходит. От этого стало только страшнее, потому что ее лицо опухло, и я почувствовала, что держу за руку кого-то другого, а не ее.
Я остановилась на правде. Сомнительной, но реальной.
– Доктор Маркетти – лучший акушер в городе.
– Ты права, – она выдохнула и кивнула, расправив плечи. – Так и есть. Он разберется с этим.
Когда мы добрались до больницы, две медсестры помогли Рейган сесть в инвалидное кресло и внесли ее внутрь. Я последовала за ней с нашими сумками и отправила сообщение ее маме, попросив подняться на восемнадцатый этаж.
Они разместили Рейган в отдельной палате на верхнем этаже специализированного стационара, и так мы поняли, что они относятся к происходящему серьезно. Я сообщила Рейган, что ее мама уже в пути, затем вышла в коридор, пока медсестра и помощники врача раздевали ее, помогали надеть больничный халат без спинки и брали стандартные анализы.
Я встала перед изогнутой стойкой регистрации и нашла медсестру, которая привезла Рейган.
– Известно, когда примерно должен прибыть доктор Маркетти?
– Он хотел перекусить на скорую руку, но вышел, как только получил сообщение. Он должен быть здесь с минуты на минуту.
И действительно, Тейт ворвался в холл через ту же дверь, через которую вошли мы, одетый в красивые брюки и кашемировый свитер. Он встал рядом, не обращая на меня никакого внимания и сосредоточившись на медсестре.
– Пациентка?
Я указала на ближайшую дверь.
– В той смотровой.
– Пациентка? – повторил он, все еще глядя на медсестру.
Он меня слышал. Я знаю, что слышал.
Она указала на ту же дверь.
– Смотровая комната номер три.
– Спасибо, Мари.
Тейт развернулся ко мне спиной.
Меня поразило, насколько сильно поменялись роли. Именно он преследовал меня в метро. Теперь же я привыкла лицезреть его спину.
И мне это не нравилось.
Особенно после раны, нанесенной моему эго его игнором.
Тейт Маркетти был решительно настроен покончить с любой вероятностью того, что наше влечение приведет к чему-то большему. Он изо всех сил старался меня избегать.
Я грамотная.
Я умею читать между строк.
Мой взгляд опустился ниже. Я заметила что-то в его заднем кармане. Сквозь шерсть проглядывали отчетливые красно-белые наклейки с черепами.
Черт меня подери.
Мое письмо.
То, которое я написала после получения подписанной копии «Несовершенств».
То, которое, как я думала, разорвала в клочья.
То, в котором я обвинила его в трусости за то, что он не передал мне книгу лично.
Вот же черт.
Я рванула к выходу, готовая сбежать, присоединиться к программе защиты свидетелей и прожить остаток жизни под вымышленным именем. А потом вспомнила о состоянии Рейган и осталась, ныряя за растение в горшке каждый раз, когда мне казалось, что я заметила Тейта.
Прошел час.
Тейт вышел из палаты Рейган с папкой и хмурым взглядом, обращенным на весь мир. Мама Рейган выскользнула из комнаты пятнадцать минут спустя.
– Рейган просит тебя зайти, – она вытащила бумажник из кармана. – Я возьму немного кофе. Будешь чашечку?
– Нет, спасибо.
Она положила руку на мою и сжала ее.
– Спасибо тебе за то, что привезла ее сюда и успокоила.
Я проскользнула в палату после того, как она ушла в кафетерий. Рейган лежала на больничной койке, полусидя. Ее тело украшали провода, ведущие к аппарату, который контролировал ее жизненные показатели.
Я остановилась в изножье кровати.
– Вам лучше?
– Гораздо. С детьми тоже все в порядке, – усталая улыбка тронула ее губы. Она откинулась на подушку. – Это преэклампсия[26]. У меня взяли дополнительные анализы, но похоже на нее. Доктор Маркетти предложил варианты лечения, заверив, что уверен в результате, что бы я ни выбрала.
– Могу я чем-то помочь? Принести одежду или сумку для родов, если она у вас есть.
– Мама заедет ко мне домой и привезет все нужное. Она отняла у меня телефон, так как хочет, чтобы я отдохнула от всего на ближайшие несколько дней, – Рейган нажала кнопку и подняла кровать. Я чувствовала ее беспокойство, как будто Рейган не хотела сидеть на месте. Или не могла. – Сообщи коллективу, что я могу быть недоступна в течение следующей недели или двух, пока не решим, делать ли кесарево сечение или сначала попробовать другие варианты.
– Конечно.
Я записала инструкции Рейган и пожелания, чтобы мы поделили ее работу на следующий месяц. Когда я ушла, ноги у меня подкашивались от усталости, и не знаю, чего мне хотелось больше – сна или еды.
Такси подъехало к больнице. Я в последний раз оглядела улицу в поисках Тейта, а потом села в машину и назвала свой адрес. Тейт вроде не злился, просто… не знаю.
Выглядел строгим?
Напряженным?
Я задумалась, пытаясь вспомнить точные слова, которые написала в письме. Грязные, жестокие, скандальные признания, которые написала только потому, что думала, что он никогда их не прочтет. И это было до того, как произошел непреднамеренный оргазм.
До того, как он предложил секс без обязательств.
У меня в голове вертелось несколько фраз.
Я остановилась на последней.
Самой ужасающей из них.
Похоже, ты не способен создать пару и действовать в соответствии со своими желаниями. Потому я наберусь смелости и скажу, о чем я думаю. Прошлой ночью, прикасаясь к себе, я представляла, что это меня ты трахал на столе. Думаю, в тот день ты тоже это представлял, потому что не мог оторвать от меня взгляда, пока был внутри нее. Признайтесь, доктор Татум Маркетти, я перед вами, вокруг вас, в вашей голове.
И тут я и намерена остаться.
Глава сорок третья
Я поднялась по лестнице в свою квартиру. Свет в холле то включался, то выключался.
Вопреки своему обещанию, наш домовладелец не поменял лампочку. Передо мной на ковер падала большая тень. Тихая. Неподвижная. Ожидающая.
От страха по спине побежали мурашки. Сердце ухнуло в пятки, с каждой секундой опускаясь все ниже. Я схватила телефон и на всякий случай нажала девять-один-один, направив устройство вперед, как оружие. Свет погас. Скрип обуви эхом разнесся по коридору. Включился фонарик. В нескольких сантиметрах от меня. Я закричала, бросилась вперед с боевым кличем и воткнула телефон во что-то твердое. Над нами снова зажегся свет. Я обнаружила Джону у стены, он сжимал живот.
– Господи, Джона, – я помогла ему подняться. – Ты напугал меня. Почему ты стоял в темноте посреди ночи?
– Я ждал тебя.
Страх вернулся, покусывая меня изнутри.
– Что-то случилось?
– Я пригласил Лию на свидание.
Я выдохнула всем телом.
– Она тебе отказала.
– Сказала мне, что, если я попрошу ее еще раз, она переедет.
О, боже. Я знала, что все плохо, но не знала, что настолько. Что она заставит нас сорваться с места только для того, чтобы избежать влюбленности. У нас не было таких финансовых проблем, как восемь лет назад, но сомневаюсь, что мы можем позволить себе другое жилье. Во всяком случае, не променяв нашу совершенно безопасную, хотя и маленькую, квартирку с двумя спальнями на кишащую тараканами чашку Петри в плохой части города.
– Мы с Лией не переедем, – пообещала я.
– Она говорила серьезно.
– Она была напугана.
Это же Лия. Сестра боится собственной тени. Или людей, замечающих не только ее тень. Я уверена: если бы Фил остался, Лия бы выбралась, сохранив уверенность в себе, несмотря на ожоги. Вот же гребаный мудак.
– Вот что я тебе скажу, – я похлопала Джону по руке. – Я поговорю с ней и все улажу.
– Не думаю, что поможет. По крайней мере, не сегодня. Когда я пригласил ее, в какой-то момент мне правда показалось, что она согласится. Лия выглядела такой чертовски счастливой, Шарлотта. А потом ребенок слишком долго задержал взгляд на ее лице, и что-то изменилось, – он выпрямился, такой огромный, но нежный. – Пока она не научится видеть себя такой, какой видим ее мы, Лия ни за что не согласится. Невозможно любить того, кто не любит себя.
Джона прав. Конечно, прав.
Я чувствовала себя беспомощной. Лишенной ответов. Груз слишком многих жизней лег на мои плечи. Я подождала несколько минут после того, как Джона вернулся в квартиру. Дверь со скрипом отворилась. Я просунула голову внутрь. Свет в квартире не горел, но Лия обычно не ложилась в такой час. Потом я заметила ее. В темноте. В ее руке был бокал вина. Наполненный до краев.
Я включила лампу рядом с диваном.
– Если наш счет за коммунальные услуги в этом месяце окажется низким, я пойму причину. Ты в одиночку спасаешь окружающую среду. По одной лампочке за раз.
– Фил помолвлен, – тихо прозвучало. Отстраненно. Как будто она сообщала мне, что завтра будет дождь.
Я поморщилась.
– С Натали?
Она не ответила. Я смотрела, как она потягивает вино, продолжая, даже когда я думала, что она остановится. Осушив бокал, Лия поставила его на ковер у своих ног, глядя прямо перед собой. Ее щеки были испачканы черными полосами. Сухими. Должно быть, она уже давно не плачет.