– Я хочу увидеть доказательства, – он хлопнул ладонью по колену, как будто был судьей, а его рука – молотком.
– Он оставил мне в письме, – я сохраняла свой легкий тон. Непринужденный, даже когда у меня зачастил пульс. – Могу сделать для вас отредактированную копию.
– Отредактированную?
– Остальное – личное.
– Что может быть более личным, чем мои отношения с сыном?
Ты бы удивился. Я пожала плечами, испытывая странное желание защитить Келлана от его же собственного отца, которого он любил.
Терри фыркнул.
– Вы с моим сыном трахались?
Вау. Вот же фрукт. Меня поразило ощущение дежавю. Я вспомнила, как что-то похожее говорил Тейт. Думаю, я поняла, откуда он это перенял.
– Вас это не касается, но нет.
– Почему тогда он оставил ее тебе?
– Потому что эта книга и обо мне, – выдохнула я. Рано или поздно мне пришлось бы сказать Терри, если хочу, чтобы он отредактировал «Милый Яд» и сохранил аутентичность текста.
Но я была шокирована молчанием Терри. Он снова окинул меня взглядом, как будто впервые нашел того достойной.
– Он написал тебе книгу, да?
Прозвучало так, как будто он мне поверил. Или, по крайней мере, начинал верить.
– Может быть, – я пошарила пальцами ног по полу. – Не уверена, что было у него в голове, когда он ее писал.
Ложь. Все было очевидно. Мне просто трудно принять правду. И если Терри согласится, то прочитает рукопись и увидит, какой видел меня Келлан. От этой перспективы у меня скрутило живот.
Терри сложил пальцы домиком, подложив их под подбородок.
– Если книга действительно находится на твоем попечении, почему ты позволишь мне ее прочитать?
– Почему бы мне не дать вам ее прочитать? Вы его отец.
Он взвыл от смеха, хлопнув себя ладонью по бедру.
– Прости. Прошло много времени с тех пор, как меня называли кем-то, кроме донора спермы и самого дорогого донора спермы.
– Манеры Тейта оставляют желать лучшего, – и я его не виню. – Но Келлан никогда вас так не называл.
Что-то похожее на чувство вины промелькнуло на лице Терри. Он мгновенно стал серьезным.
– Келлан был порядочным ребенком. Слишком наивным для его же блага.
– Он равнялся на вас.
– Как я и сказал. Слишком наивен для его же блага.
– Наивный или нет, но он вами восхищался. Вот почему я здесь.
Он похлопал по боксерам и вытащил из-за пояса мягкую пачку сигарет. Я замерла. Я ненавидела сигареты по очевидным причинам. Он зажал спичку между кончиками пальцев, но не зажег ее. Казалось, он ждал худшего, и это внезапно изменило ситуацию в мою пользу.
Терри кивнул, чтобы я продолжала.
– Келлан попросил меня завершить его книгу. На самом деле, он бросил мне вызов. Я внесла несколько правок и получила положительный отзыв от редактора издательства.
– Ты ходила по издательствам? – в его голосе звучало разочарование. Я попыталась проигнорировать еще один знак, который навис надо мной, как предвестник, и назвала издательство, в котором работала Хелен. Терри присвистнул, вынимая сигарету изо рта. – Как тебе это удалось?
– Я работаю в «Литература и Менеджмент Ротшильд».
– И этот редактор… Он хочет ее купить? – он икнул. Он что, пьян вусмерть?
Я замерла, затем покачала головой. Я сказала Тейту, что его отец был трезвым несколько месяцев. Конечно, Терри не нарушил бы эту трезвость только для того, чтобы бездельничать и смотреть «Принц из Беверли-Хиллз» в нижнем белье.
– Она заинтересована. Очень заинтересована. Вручила мне заметки и сказала, чтобы я перезвонила ей, как только закончу правки. Вот тут-то вы и вступаете в игру.
Он вынул сигарету изо рта и направил ее на меня.
– Тебе нужна моя помощь.
– Да.
– Что мне с того? – тут же вырвалось у него. Как рефлекс.
Он серьезно? Неудивительно, что Тейт ненавидел его.
– Кроме радости, привилегии и чести помочь издать книгу вашего сына?
– Я на мели, – объяснил он. – И не был трезвым около двух с половиной десятилетий.
Я чувствовала себя обманутой. Идиоткой. Поддалась на закон о трезвости, когда вся история Терренса Маркетти говорила об обратном.
Я покачала головой, отчасти желая выйти за дверь, но осталась ради Келлана.
– Если вы ждете финансовый стимул, то я уже сказала редактору, что вырученные средства будут пожертвованы.
– Пожертвованы? – повторил он как попугай.
Я ждала, что Терри поднимет шум. Начнет угрожать, что подаст на меня в суд, где нам пришлось бы бороться за права на книгу. Но этот разговор, похоже, шел не в том направлении. Если он украл «Несовершенства», как предположил Тейт, то не захочет привлекать к себе внимание подобным образом. Ну, предположим, что он занимался плагиатом. Я поверила Тейту, потому что знала, что он не стал бы лгать мне об этом. Но поверить в это невозможно точно так же, как и в трагедии. Нужно было время, чтобы смириться с этим.
– Ты и правда считаешь, что сможешь продать ей книгу? Келлан мертв. У его дебюта не будет продолжения, как и других книг, на которых можно было бы полагаться.
Я не смогла скрыть дрожи. Терри был таким черствым, когда говорил о сыне, что трудно поверить, что он вообще его любил. Я придвинулась ближе, принюхиваясь к алкоголю. Он, должно быть, пьян. Его глаза сияли, как верхушка глазированного пончика.
– Я не остановлюсь, пока книга не будет продана, – поклялась я.
Он на мгновение замолчал. Я ждала, затаив дыхание. Одна секунда растянулась на десять. Потом двадцать. Я выдохнула в тот же момент, когда Терри снова заговорил.
– Нет.
– Нет?
– Тебе нужна ватная палочка? Я постоянно таскаю их из комнаты Тейта.
– Почему?
– Потому что они свободны, я на мели, а этот неблагодарный гаденыш не выделит мне ни чертового доллара, – он цокнул языком. – Этому ублюдку стоило бы быть более благодарным, учитывая, что я его породил.
– Почти уверена, что дети вылезают из влагалища, но можете уточнить у Тейта. Я не акушер.
Он махнул рукой.
– То же самое дерьмо.
Я скрестила руки на груди.
– И я имела в виду, почему вы не хотите помочь отредактировать книгу Келлана? – я приподняла одну бровь. – Но мы оба знаем, что именно это я и имела в виду.
Он закатил глаза, невнятно произнеся:
– Потому что для меня в этом ничего нет, – он с намеком поиграл бровями и многозначительно скользнул взглядом по моему телу, чем достиг дна уровня Марианской впадины.
Поверить не могу. Поверить не могу, что он может быть таким эгоистичным (или отвратительным). Ни за что. Наверное, его сдерживало что-то еще. Я вытащила страницу «Милого Яда» из сумки и разгладила ее. Сердце забилось быстрее – как и всегда, когда я видела эти слова. Я подготовила отрывок на случай, если переговоры дойдут до максимальной боеготовности. Терри уставился на текст так, словно это была заразная болезнь, которую он не хотел подхватить.
Он знает.
Точно так же, как я знала, что от помощи мне его удерживало что-то еще.
Я прочистила горло и прочитала:
– Что можно сказать о человеке, чья тень больше, чем его тело? Мой отец стремился привлечь к себе внимание и быстро понял, что единственный способ добиться этого – книги. Какое-то время все шло хорошо, пока реальность не обрушилась на него, как разрушительный мяч Майли Сайрус. Оказывается, когда ты гонишься за вниманием, оно кусает тебя за задницу. На этот раз в образе папарацци с густыми усами. Что привело меня к сегодняшнему дню.
– Хватит, – рявкнул Терри.
Я настаивала.
– Я прогулял занятия, когда узнал, что у этого мудака на утро запланировано кесарево сечение, и его не будет там, чтобы ответить на звонки администрации Сент-Блевотины. Папа, казалось, был одержим идеей напиться до смерти, привнеся совершенно новый поворот в «Будь водой» Брюса Ли. В пивнушке, расположенной по соседству с его домом, по вторникам продавали выпивку за пятьдесят баксов. С тех пор как папа начал проявлять признаки примирения с тем фактом, что он был Давидом в этой битве с налоговой службой, это стало его новым местом работы.
Терри сжал колени, побагровев так, как я считала невозможным для человека.
– Приехав, я выбрал место сзади. Чтобы видеть все помещение. Я прятал лицо под капюшоном толстовки. Папа, спотыкаясь, прошел мимо шаткой двери с таким видом, словно последние три дня готовился к этому моменту. Даже если бы он меня увидел, то не узнал бы в таком состоянии.
Терри рухнул на диван, уставившись в потолок. Он выглядел так, словно отключился. Как будто знал, что будет дальше, и думал, что заслужил боль, услышав это.
– Бармен разбавил рюмку дешевой водкой и пододвинул ее к отцу. Он проглотил ее так, будто она была божественным нектаром. Меня породил этот человек. Я делил с ним одну ДНК. Может, именно так моя жизнь превратилась в этот бешеный гребаный праздник. Я почти не вступал с ним в конфронтацию. Почти пропустил это мимо ушей, настолько он был жалок. Вы знаете эту поговорку. Жалкие жизни порождают жалкую ложь. Что ж, он породил большую, жирную ложь. И кем же это его сделало?
Изо рта Терри вырвался сдавленный хрип.
– Я узнал правду от репортера, которому заплатил папа. Он думал, что делает мне одолжение, разбивая вдребезги жизнь, которую мне едва удалось склеить клейкой лентой и ядом. Это правда во всей ее уродливой, испорченной, разрушающей жизнь красе: папа дал маме таблетки, которые ее убили. Сначала он нашел ее мертвой. Он ушел, зная, что я ее найду. Зная, что так ему не придется иметь дело с папарацци, разбившим перед нашим домом лагерь, пока судмедэксперт вывозил маму в мешке для трупов. Вот в чем заключается разочарование. Это значит, что вы чего-то ожидали. Моя вина. Урок усвоен. Ошибка, которая больше никогда не повторится.
– Остановись.
– Я шагнул вперед, положил руку папе на плечо…
– Хватит! – Терри пнул кофейный столик. Он отлетел к стене и оставил вмятину.
Я вздрогнула, опуская страницу. Если это потрясло его, то рукопись разрушила бы все, выпустив его демонов разгуливать на свободе. Эта сцена была скучной по сравнению с остальным.