– И ты отправил текст своему агенту?
– Не сразу, – он похлопал себя по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что я конфисковывала их при каждой нашей встрече. Я мало что так ненавидела, как сигареты. Теперь об этом знал и Терри. Он взял ручку и постучал ею по столу, продолжив: – Протрезвев, я понял, что рукопись не моя, – стук. Стук. – На самом деле, как только выпивка выветрилась, стало чертовски очевидно, что я не мог такое придумать.
Стук, стук.
Стук.
– Ты еще хранишь оригинал? – сомневаюсь, что Терри его оставил, но мне нужно было попробовать. «Несовершенства» занимали первое место в моем списке самых любимых книг – только после «Милого Яда». Увидев неотредактированную версию, я как будто окажусь в сознании ее автора. У меня так чесались руки ее заполучить.
Терри отмахнулся от меня.
– Я был слишком горд, чтобы красть ее. Клянусь. Но мне позвонила агент и сказала, что моему издателю не нужна рукопись, которую она пыталась им продать, потому она предложила написать что-нибудь более продаваемое, – он выплюнул последнее слово, как будто это было ненормативной лексикой.
– Она не ошиблась, – я чувствовала необходимость вступиться за незнакомого человека, но Эбигейл и Рейган часто давали своим авторам такой же совет. Без громкого имени или связей издатели не шли на риск, если рукопись того не стоила. Если только это были не «Несовершенства».
– Она ошибалась, – настойчиво возразил Терри, снова постучав ручкой. – Она вообще не особо старалась продать мою писанину. В лучшем случае сомнительную. И, безусловно, безнадежную. Самое противное, что эта ведьма больше не представляет мои интересы, но по-прежнему получает долю от каждой продажи «Несовершенств».
– Она продала книгу издателю. Имеет право на долю от выручки.
– Любой, кто умеет чесать языком, сможет продать эту книгу, – Терри помолчал. – На самом деле мне и чертова слова говорить не пришлось, чтобы ее продать. Нужно было просто передать рукопись любому издателю из «Большой пятерки» – и остальное уже история, – он все стучал и стучал ручкой. – Суть в том, что ей не стоило говорить мне написать то, что можно продать.
– Давай каждый останется при своем мнении.
Терри фыркнул. Это предложение – единственное, с чем мы оба были согласны. Но оно сработало. Мы закончили «Милый Яд» без сучка и задоринки. Восемнадцатая глава не считается, потому что я поддержала решение Терри сохранить тот отрывок, не внося изменений. Я просто хотела получить от него объяснения, но мои представления о Терри витали где-то ниже чувака, который спроектировал Пизанскую башню, и выше Джо Экзотика. Однако он действительно вырос в моих глазах.
Снова стучит.
Его авторучка сломалась. Темно-синие чернила разлились по столешнице, стекая по краю и разбрызгиваясь по паркету. Скоро на нем останутся пятна, и я, возможно, разволновалась бы по этому поводу, если бы Тейт не упомянул, что избавился от планов отремонтировать дом после смерти Келлана. Чем сильнее Терри разгромит жилье Тейта, тем выше шансы, что он наконец созреет сделать что-то для себя. Думаю, сегодня я была в настроении на всех давить.
Терри скривил верхнюю губу – явный признак того, что он собирался перейти к обороне.
– Если бы она не сказала мне написать то, что можно продать, я бы ни за что не стал красть «Несовершенства».
Похоже, великий Терренс Маркетти не умел нести личную ответственность, поэтому я не стала на него давить.
Неправда, напомнила я себе. Он справился с «Милым Ядом». Его просто нужно подтолкнуть. Ему нужен тот, кто укажет на его недостатки, подарит ему немного суровой любви и подтолкнет в верном направлении.
Поскольку у Терренса Маркетти не было друзей, думаю, его другом можно считать меня.
Я приподняла бровь.
– Значит, ты украл рукопись, потому что в тот момент она была тебе нужна, а ты не хотел писать что-то продаваемое.
Он пожал плечами.
– Я не продаюсь.
– Только воруешь.
– Книгу не опубликовали бы, если бы я ее не забрал, – Терри поднял обе ладони вверх. – Автор, у которого я взял «Несовершенства», так ничего и не опубликовал и явно не планировал этого делать. Это как с «Милым Ядом». Если бы я не вмешался, книга Келлана умерла бы вместе с ним, а это стало бы весьма печальным фактом. Терять сына невыносимо. Терять его слова ни с чем не сравнимо.
Кража работы неизвестного автора не совсем равняется редактуре последней рукописи его сына, как пожелал тот перед смертью. Даже близко.
Я решила возразить на эти ложные аналогии.
– Значит, ты оказал парню услугу?
– Эй, я тоже написал «Несовершенства», – возразил он. – Я внес очень серьезные правки. Гребаные двадцать тысяч слов. Такие серьезные, что, думаю, это вынесло ему мозг. Я так сильно изменил оригинальную рукопись, что это заставило его пересмотреть каждое слово, которое он написал после этого.
– Значит, ты оказал ему услугу.
Он отодвинул стул.
– Я не обязан сидеть здесь и все это выслушивать.
Я остановила табуретку ногой и не сдвинулась с места, даже когда от удара заныла голень.
– Думаю, обязан, Терри, потому что, похоже, ты впервые честно признался в плагиате. И вообще – в своих ошибках. Каково это – быть честным хоть раз в жизни? Каково это – встретиться лицом к лицу со своими трудностями?
Он потянулся пальцами к сломанной ручке и отдернул их, когда один из зазубренных краев поранил кожу. Чернила растянулись по кончикам его пальцев, как полосы зебры. Терри потер поцарапанную кожу.
– Это не эпизод «Шестидесяти минут».
Нет, но я чувствовала себя подделкой Лесли Шталь, Опры и доктора Фила в одном лице. Я намеревалась помочь Терри всем, чем смогу. Не ради него, а ради его сыновей. По какому-то волшебству, каким-то невообразимым чудом ему удалось стать отцом двух невероятных людей. Я должна верить, что Келлан наблюдает за нами, видит, сколько сил приложил Терри к работе над «Милым Ядом», и чувствует какую-нибудь поддержку. Но Тейт? Терри сдался еще до того, как начал, и я не желала с этим мириться.
– Ты напугал начинающего автора так, что он решил больше не публиковаться, – я встала, обошла стул Терри и вторглась в поле его зрения. – На тебе лежит какой-то груз. Я вижу это каждый день. Если хочешь от него избавиться, тебе нужно загладить свою вину. Думаю, что лучше всего начать с автора, у которого ты украл рукопись.
И тогда, возможно, ты сможешь попробовать восстановить отношения с Тейтом, если еще можно будет что-то спасти.
Терри покачал головой.
– Уже слишком поздно. Что сделано, то сделано.
Стена с грохотом обрушилась перед ним. Я слишком сильно надавила. Разочарование впилось в мою кожу, как когти. Я вернулась на свое место, сдаваясь… на сегодня. Думаю, вот из таких моментов люди настаивают, что не стоит встречаться со своими кумирами.
– Ну, чертовски досадно. «Несовершенства»… – я закрыла глаза, вспоминая, как каждую ночь корпела над книгой после смерти родителей. Большую часть последнего десятилетия мне не к кому было обратиться, кроме как к ее страницам. – Это подарок литературе. Человечеству.
– Разве это не гребаная правда, – пробормотал Терри.
Он подошел к холодильнику и порылся в нем, пока я не успела начать капать ему на мозги. Я достала телефон, отправила электронное письмо Хелен, сообщив, что мы закончили рукопись. Меня поглощали мысли о Тейте. Мы так и не обозначили наши отношения, и я сомневалась, что ему будет комфортно, если я затрону эту тему. В конце концов, это тот же человек, который отказывался прикасаться к комнате Келлана более четырех лет.
Я вертела телефон в руках, раздумывая, как затронуть эту тему. У меня вырвался тяжелый вздох.
– Можешь оказать мне услугу?
Терри обернулся. Палочка сыра свисала с его губ, как огромная сигарета. Он ответил, не вынимая ее изо рта:
– Еще одну?
– Можешь не рассказывать, что мы закончили?
Терри дотронулся до сыра и рывком оторвал половину.
– Потому что тебе нужна причина продолжать сюда приходить?
Тейт и я были хрупкой экосистемой злополучных решений. У обоих был потенциал нас уничтожить. Ничего хорошего не случится, если у меня больше не будет повода сюда приходить. Я боялась нашего будущего так же, как люди боятся стихийного бедствия, не в силах его предсказать. Я могла или предотвратить угрозу, или остаться уязвимой, когда она нанесет удар. Для этого у меня многовато чувства самосохранения.
– Да, – призналась я.
– Хочешь, чтобы я солгал своему сыну?
Я подавила стон. Сказав, что хочу, чтобы Терренс Маркетти взял на себя роль надежного родителя, я не ожидала, что это так скоро обернется неприятными последствиями. Особенно когда он обладал моральными качествами Гринча.
– Если он спросит, скажи, что мы закончили с книгой, но если не спросит… – я почесала затылок, из вежливости выглядя застенчивой. – Можешь просто не делиться информацией добровольно?
В целом, это не ложь. Просто опущение правды. По большому счету, вряд ли это можно считать грехом.
Конечно. И семья Мэнсонов не была культом.
– Так, так, так… Разве ты не столп нравственности?
Это не ответ, и мы оба это знали. Я подождала, пока Терри закончит. Он этого не сделал. Я пыталась разгадать его конечную цель. Терри знал, что я могу обратиться в прессу и предложить эксклюзивный материал о его плагиате, но мне точно не хотелось вызывать у СМИ негатив к фамилии Маркетти до выхода книги Келлана. А это, решила я, давало Терри выигрышную комбинацию.
Молчание затянулось еще на минуту. Я восприняла это как его ответ. Отлично. Найду другой способ. Еще один повод остаться в жизни Тейта. В конце концов, время – это непутевый родитель. Как только оно пройдет, этот засранец никогда не вернется. С Тейтом у меня не было намерения сидеть сложа руки.
Я собрала вещи и направилась к двери, крепко прижимая конверт с рукописью к груди для сохранности. Одной рукой уперлась в кусок отслаивающихся обоев, другой потянулась, чтобы застегну