– Ты читал «Милый Яд»? – Терри полностью оторвал кусочек покрытия.
Я хотел стать этим обломком. Освободиться от всего этого уродливого мертвого груза. Терри бросил кусок на столешницу, и тот, как парящее перо, отскочил от нас, виляя к доскам красного дерева.
Я оторвал от него взгляд.
– Нет и не собираюсь.
– Это чертовски хорошая книга.
Я поставил стакан и посмотрел, как кубики льда стучат по стенкам.
– Как и «Несовершенства», я слышал. Обязательно поздравь настоящего автора от моего имени.
Я считал своим любимым хобби тыкать в лицо своему отцу-бездельнику длинный список его провалов. Но теперь на моем языке появился горький привкус. Вообще-то, медь. Я прикусил язык.
Черт.
«Самое меньшее, что я могу сделать, это остаться в живых, чтобы ему было кого ненавидеть».
Слова Терри преследовали меня. Полтергейст, которого я не смог изгнать. Я плотно сжал губы, опасаясь, что глупость вырвется наружу, если дам себе волю.
Терри почесал висок, издав горький смешок.
– Думаю, я это заслужил, – он развернулся лицом ко мне. – Тебе следует прочитать «Милый Яд». Может, это пойдет тебе на пользу. По крайней мере, я думаю, что Кел хотел, чтобы ты это сделал.
– Может быть, – сказал я, чтобы заставить его замолчать. У меня по-прежнему не было намерений подвергать себя этой психической пытке вдобавок к моей ежедневной передозировке.
Он уставился на жетон, открывая и закрывая рот.
Наконец, заговорил:
– В последнее время я стал видеть вещи яснее. В основном, о прошлом, – он провел ладонью по челюсти. – Это давно назревало.
– Видишь что-нибудь хорошее?
– Да.
Я замер.
Затаил дыхание.
Ждал, пока он продолжит.
– Кое-что из этого было хорошим. Но большая часть этого… – Терри покачал головой. – Уже слишком поздно. Дерьмо, которое мы не можем изменить, меняет нас. Я боролся с этим так долго, как мог, но заслуживаю пребывать в этой клетке. Это тюрьма, которую я создал сам.
Я увидел все как на ладони.
Истинную причину, почему Терри был трезв.
Он считал это наказанием за свои грехи. Услышав, я не обрадовался так, как того ожидал.
Черт.
Я, наконец, понял, чего ждал. Это было не для того, чтобы ненавидеть его еще больше. Или дать ему мое разрешение умереть. Это было намного, намного хуже. Я хотел, чтобы он жил. Забыл о моих чувствах и существовал без страданий. Чтобы избавил меня от бремени тащить за собой другую жизнь.
Терри встал, накинул пальто на сгиб локтя и придвинул свой стул. Цивилизованное поведение. Так не похоже на него. Трудно увидеть в стоявшем напротив мужчине того, который появился на моем крыльце, пьяный и накачанный таблетками, таща за собой угрюмого Келлана.
– Подожди, – я схватил жетон, повертел его в руке так, чтобы две стороны были обращены вверх, и протянул Терри.
Он покачал головой.
– Он твой. Я оставлю себе следующий.
Следующий.
Он планировал оставаться трезвым. И впервые я поверил ему.
– Не живи, – сказал я ему, как только он коснулся ручки входной двери, все еще стоя ко мне спиной, – чтобы давать мне повод для ненависти. Живи для себя.
Одному из нас это было нужно.
Глава семьдесят девятая
Я стояла в пустом лифте, уставившись на книги в руках. Рейган подарила мне заранее три экземпляра «Милого Яда», распечатав их с разрешения Хелен. Один для меня. Один для Терри. Один для Тейта.
Когда металлические двери разъехались, я вышла через вращающуюся дверь и сделала еще один круг, размышляя о том, где может быть Терри. Я знала о двух возможных местах. Выход налево – к бару Old Town Bar. (Терри окружал себя выпивкой и пытался притом оставаться трезвым. Он называл это наблюдением за людьми; я называла это ненужным искушением.) Выход направо – к собору Святого Франциска де Салеса рядом с Loeb Boathouse.
На прошлой неделе я столкнулась с ним перед его заостренным тимпаном, когда возвращалась домой из Общественной библиотеки по соседству. Терри посещал собрания анонимных алкоголиков в церковном подвале в форме большого пальца. По его словам, где бы он ни сидел, большой палец указывал вниз.
Еще одна смена, и я приняла решение. Я спрятала книги под пальто и проскользнула через дверное крыло, нырнув направо. Это был большой палец вниз.
Держу пари, что ошибаюсь. Подвал Святого Франциска был пуст, когда я вошла, за исключением одинокого священника. Он сложил складной стул, и тот превратился в тонкий прямоугольник. Засунув его под мышку, священник взглянул на меня.
– Чем могу вам помочь, мэм?
– Здесь проходит собрание анонимных алкоголиков?
– Закончилось час назад. Следующее начнется завтра утром в семь. Там будут пончики.
Я вышла из подвала. (Кстати, он точно был в форме большого пальца. И указывал вниз. Не уверена, как кто-то мог исцелиться в такой удручающей обстановке.) Поднявшись по последним ступенькам, я поправила книги под пальто и прижала их к себе через толстую ткань. Монахиня прошла мимо, дважды осмотрела мой сверток и искоса посмотрела на меня, как будто я прятала в нем контрабанду. Я направилась ко входу в собор, увернулась от вывески с надписью «Сакраментальное вино без сахара предоставляется по запросу» и выскочила на оживленный тротуар. Раз уж я здесь, то могла бы с таким же успехом заглянуть в Общественную библиотеку.
Я поздоровалась с Дорис и Фэй по пути к стеллажам, остановившись в тихом уголке с некоторыми моими любимыми книгами. Я нашла Терри сидящим за столом, склонившимся над «Не называй нас мертвыми» Дейнца Смита. Он держал книгу обеими ладонями, как будто это был сборник гимнов. Я прочистила горло.
Не поднимая взгляда, Терри разгладил уголок страницы, которую исписал какой-то язычник.
– Как ты нашла меня?
– Здесь не так много мест, где можно побродить бесплатно. Ты променял один порок на другой. По крайней мере, этот не разрушительный.
– Разрушительный по-другому, – поправил он и закрыл книгу. – Теперь, когда мы установили, что я разорен, безработный и наркоман, чего ты хочешь?
– Я прихожу с подарками. Вообще-то, с подарком. Единственным в своем роде, – я положила книгу в твердом переплете на деревянный стол.
Терри зевнул, заглядывая в книгу. И резко захлопнул рот. Он прикусил язык, но я знала, что слезы навернулись не из-за этого. Он погладил твердую обложку одним пальцем, затем одним движением сорвал пленку и отбросил ее за спину. Теперь он плакал. Во весь голос. Звук эхом разносился по залу, заполняя проходы между полками, отражаясь от книг, которые я знала и любила. Я не останавливала его. Я ничего не сказала. Вместо этого положила руку на его дрожащее плечо, когда он прижимал к груди книгу своего сына – душу своего сына.
Слезы – это язык горя. А горе – это язык любви.
Глава восьмидесятая
Два часа понянчившись с Роу, я опоздала к Тейту. Солнце давным-давно село. Он должен был скоро вернуться домой, поэтому я помчалась в его комнату, перекинув через плечо тубус с чертежами. В нем были три гигантских плаката с одним и тем же отрывком из «Милого Яда».
Огромными.
Которые невозможно не заметить.
Мне нужно повесить их где-нибудь, от чего Тейт не сможет отвести взгляд. Он мог пройти сквозь стену, даже не взглянув. Но его потолок? Я уставилась на место над его матрасом. Если Тейт не хотел задохнуться, ему придется спать на боку или спине.
Положив экземпляр «Милого Яда» на прикроватную тумбочку, я обклеила кровать постерами. Один на левой стене. Один справа. Один на потолке. Я забралась на его одеяло, встав на цыпочки. Пустая корзина для мусора, перевернутая вверх дном, возвышалась над моей головой, ее основание разглаживало плакат.
– Я хотел бы сообщить о взломе.
Я замерла.
Мусорное ведро упало на простыни.
Тейт стоял у двери, прислонившись к косяку и прижимая к уху телефон. Его взгляд поразил меня, как две заостренные стрелы. В его глазах плясало веселье.
Улыбка расползлась по моему лицу. Я подыграла ему и встала коленями на одеяло, выставив вперед прижатые друг к другу запястья.
– Спросите копов, есть ли у них пушистые наручники. Всегда хотела их попробовать.
Он шагнул вперед, схватил меня за руки и опустил на матрас, держа их над моей головой. Я обхватила ногой его спину. Тейт не потрудился снять с меня платье и вошел в меня; его губы встретились с моими, а рука опустилась к моему клитору. Его толчки были грубыми. Глубокими. Быстрыми.
Я кончила первой, пульсируя вокруг него. Закончив, он рухнул рядом со мной, уставившись в потолок.
– Теперь обставляешь мою квартиру? – он наклонил голову, в голосе послышались нотки юмора. – Интересный выбор декора.
– Тебе потребовалось время, чтобы заметить.
– Ты отвлекла меня, – перевернувшись на бок, Тейт прошелся пальцами по моей ноге и начертил ленивые круги на внутренней стороне бедра, глядя сквозь меня. – Ты окружила ими мою кровать, как молитвенным кругом.
– У меня есть привычка быть дотошной.
– Они одинаковые?
– Да, – я сделала паузу. – Это отрывок из «Милого Яда».
Кончики его пальцев замерли.
– Чарли.
Я не могла оценить его тон. Я знала, каким он не был – гортанным, предупреждающим, надломленным. Но это не продвинуло меня особенно вперед.
– Ты сердишься?
– Я никогда не сержусь на тебя, Чарли, – шепотом вырвалось у него.
– Ты говоришь так, будто это плохо.
Он не ответил. Просто поцеловал меня в нос, прошел в ванную комнату и включил воду в раковине. Я последовала за ним, взяв влажную салфетку, которую он протянул мне. Мы привели себя в порядок и привели в порядок нашу одежду. Тейт сместил руки к туалетному столику, прижимая меня к нему. Галстук болтался у него на шее, как петля.
Я обратила внимание на волосы, торчащие в разные стороны.
– Долгий день?