– Теперь лучше.
– Хочешь поговорить об этом?
– Неудачная попытка ЭКО. Снова. На следующей неделе ей исполняется сорок девять. Ее репродуктивный эндокринолог посоветовал ей прекратить. Она пришла ко мне за вторым мнением.
– Ты не специалист по бесплодию.
– Нет, но я ее гинеколог и акушер, специализирующийся на беременностях с высоким риском, поэтому она мне доверяет, – он запустил пальцы в мои волосы, скользнув губами по моему плечу. – Я не сказал ей того, что она хотела услышать. Она разрыдалась передо мной, Чарли. Сказала, что никогда не простит себе, что не попыталась раньше.
– Возможность длится мгновение. Сожаление длится всю жизнь. Так обычно говорила моя мама.
– Ты не часто говоришь о ней.
– Нет, но думаю о родителях каждую ночь, – мне нужно было чем-то занять руки. Я развязала до конца узел на шее Тейта и бросила галстук в горошек на плитку. – Я потеряла все при пожаре, поэтому у меня не осталось предметов, которые бы напоминали о родителях. Все, что у меня есть, – это заколка и воспоминания, – я постучала себя по виску. – Боюсь, что однажды забуду, как они выглядели. Поэтому нахожу время, чтобы проиграть свои любимые воспоминания с ними перед сном.
Тейт скользнул губами по тому месту, которого я коснулась.
– Ты можешь поделиться воспоминаниями со мной. Считай меня своим личным «облаком».
Это подразумевало совместное будущее. Тейт впервые давал мне намек на обязательства. Жестокая надежда опалила меня. Мы достигли захватывающего уровня домашнего быта. Я планировала выжать из него как можно больше. Обед. Свидание. Обещания.
Все, за что можно зацепиться.
– О, да? Как твоя память?
– Повтори, что это был за вопрос?
Из моего горла вырвался смешок.
– Так это тебе нужно гинкго, – я пошла за ним обратно в комнату. – Я оставила экземпляр «Милого Яда» на твоей тумбочке.
Его взгляд задержался на нем.
– Спасибо.
– В твоем голосе нет благодарности.
– Я не читаю. Для этого здесь ты. Помнишь?
– Ты не заразишься внезапно писательской болезнью, если прочтешь одну книгу. Почему-то я сильно сомневаюсь, что в середине жизни ты сможешь сменить карьеру.
– Середина жизни? Мне тридцать с небольшим.
Я сморщила нос.
– Определенно старость.
– Я припомню это, когда тебе стукнет третий десяток, – слова прозвучали небрежно, но, черт возьми, они подразумевали, что мы будем чем-то друг для друга через восемь лет. Тейт услышал, как урчит у меня в желудке.
– Ты уже поела?
– Нет. Хочешь перекусить? Я знаю место, где готовят отвратительный цукемен.
– Уже поздно.
– Некоторые рестораны еще открыты. В Нью-Йорке сегодня пятница.
– Давай закажем, – он повел нас на кухню. К заезженным меню доставки, которые я, наверное, выучу наизусть еще до того, как он признается в своих намерениях.
Я сдулась, плечи поникли. Было бы лучше, если бы Тейт разозлился. Если бы прямо сказал, что мне нечего от него ждать. Как бы то ни было, Тейт давал мне все, чего я хотела… кроме того, чего жаждала больше всего. Любовь.
Я выхватила у него меню пиццы, впервые осознав, что мы никогда не выходили вместе на публику.
– Ты никогда и никуда меня не зовешь.
– Неправда.
Я говорила без особого жара, но в его голосе прозвучали защищающиеся нотки. Слишком оборонительные. Вау. Он действительно не хотел приглашать меня на свидание?
Я внимательно посмотрела на Тейта, отмечая его напряженную позу.
– Да? И куда же мы ходили?
– На игровую площадку.
– За полночь.
– В библиотеке.
– В углу, где никто не мог видеть.
– В баре.
– Ты был пьян.
– Не напоминай мне.
– Я чувствую закономерность. Докажи, что я неправа. Отведи меня куда-нибудь, Тейт. Прямо сейчас. В любое место, которое не окутано тьмой.
– Ты просишь слишком многого, – предупредил он.
Так ли это? Меню выпало. Выскользнуло у меня из рук и ударилось об пол. Я чувствовала себя глупо. Как ягненок, бегущий на бойню. Я отдала Тейту все, что могла, и шла напролом, даже когда это меня истощало. Чем больше я прокручивала в голове его слова, тем больше злилась.
Тейт Маркетти никогда не признается, что любит меня. Несмотря на все, через что мы прошли, он никогда не придет в себя. Никогда не пообещает мне будущего. Никогда не подарит той безусловной любви, которая была у моих родителей. Так много «никогда».
Я позволила ему пройтись по мне, и он оставил глубокие следы. Что ж, пусть сам идет к черту. С меня хватит. Пытаться спасти нас все равно что переставлять шезлонги на Титанике, пока тот идет ко дну. Я достойна большего.
– Это ужин, а не предложение руки и сердца и свадьба в июне, – выплюнула я, задев его плечом, проходя мимо него.
Мы оба напряглись от этого контакта. Я нахмурилась, когда услышала его выдох, и повернулась к нему. Медленно, очень медленно Тейт повернулся ко мне. Ему удалось выглядеть собранным. Холодным и невозмутимым. Мне пришло в голову, что он, возможно, искренне считает, что я слишком остро реагирую.
Мудак.
Он шагнул вперед.
Я подстроилась под его шаг.
Тейт замер.
– Если хочешь предложение руки и сердца и свадьбу в июне, это прекрасно. Но между нами этого не будет, и чем быстрее ты придешь в себя, тем быстрее поймешь, что я всего лишь кофейное пятно в твоей автобиографии, Чарли. Даже не глава. И уж точно не ее герой. Я не могу тебя пригласить куда-нибудь. Не могу, чтобы меня видели с тобой. Не могу любить тебя так, как ты того заслуживаешь, – Тейт покачал головой, потирая затылок. – Ты выросла с родителями, которые любили тебя, и сестрой, которая отдала бы за тебя жизнь. Я нет. Я никогда не умел дарить и получать любовь.
– Это отговорка. Оправдание, – я вскинула руки вверх. – Ты даже не пытался.
– Мы с мамой почти не разговариваем, Терри надежен, как испорченное молоко, а Кел возненавидел меня с самого начала. Мужчины Маркетти не созданы для здоровых отношений. В ту секунду, когда мы теряем контроль, мы закручиваемся по спирали. Большего мне не светит, Шарлотта.
Шарлотта.
Мы оба тяжело дышали, стоя в разных концах кухни. Полдюжины потертых досок красного дерева и океан истории разделяли нас. Никто из нас не осмеливался пересечь непреклонные приливы и пенящиеся белые шапки.
– Хорошо, – я скрестила руки на груди. – Просто проясню: я говорю это ради Келлана. Я не могу помешать тебе игнорировать книгу твоего брата или его голосовую почту, но могу винить тебя за это, – я посмотрела на Тейта с гневом, который копился почти девять лет. – Это привилегия – получать прощальные подарки от того, кого любишь. Иметь возможность ухватиться за них каждый раз, когда ты скучаешь по нему. Прочти «Милый Яд», Тейт. Прочти ее, даже если тебе кажется, что твоя душа разрывается надвое. В конце концов, это часть твоей истории.
У двери я в последний раз посмотрела на Тейта. Его руки по бокам сжались в кулаки. Колено дернулось вперед и снова выпрямилось. Как будто он хотел подойти ко мне, но не мог себя заставить.
Он напомнил мне лебедя. Такой грациозный над водой, но под поверхностью он греб изо всех сил, чтобы удержаться на плаву.
Он будет любить меня только в темноте. Он никогда не полюбит меня при дневном свете.
– Не уходи, Чарли.
Пожалуй, я еще не видела такого уязвимого человека. Но это было эгоистично, жестоко и недостаточно. Я заслужила ту любовь, которую подарила ему. Я покачала головой.
Это было прощание.
– Потеря Келлана показала тебе, чего он стоит. Заранее приношу извинения за то, чему тебя научит моя потеря.
Глава восемьдесят первая
Чарли ушла.
Чарли покинула меня.
Я потерял Чарли.
Я похлопал себя по рту, горлу, груди, произвел беглый осмотр тела.
Первоначальный диагноз: больно, но я с этой болью справлюсь.
Глава восемьдесят вторая
Последующий диагноз: все еще чертовски больно. Операция «Забудь Чарли» стартовала две недели назад и с тех пор каждый день терпела неудачу. Вот в чем странность. Я знал, что со мной все будет в порядке. Что тревожное, призрачное ощущение потери конечностей со временем пройдет. Оно было отстойным, но все же было.
И все же. Все же. Ее номер манил меня всякий раз, когда я натыкался на него в своем телефоне. Пытка, которую можно было считать преднамеренной, учитывая, что в моем телефоне было только два контакта, а звонок Уолтеру Бернарду в три часа ночи звучал так же заманчиво, как предложение поучаствовать в «Холостяке».
Зазвонил будильник, напомнив, что у меня есть работа, дети, которых нужно принять, женщина, которую я больше не увижу. Не то чтобы я вообще спал. Я впился взглядом в красные цифры на часах. Когда в последний раз мне удавалось поспать больше четырех часов? Шарлотта Ричардс ушла из моей жизни, но ей все еще удавалось быть здесь. В моем пространстве. Я проснулся, окруженный ароматом лимонов. Аромат Чарли. Несколько месяцев назад она сменила моющее средство без запаха на цитрусовое, и оно пахло ею. Я мог бы его сменить, но не сделал этого.
Складка прорезала мой лоб оттого, что я лежал лицом вниз. Обычное явление, с тех пор как я изменил свои привычки, приспосабливаясь к чудовищу на потолке. Не то чтобы я не мог прочитать всего лишь абзац. Я просто знал, что засыпать надо лицом вниз. А еще не мог заставить себя сорвать плакат.
Терри вошел в комнату без стука, поставив на тумбу что-то жирное. Что бы ни пряталось внутри коричневого пакета, оно просочилось сквозь крафтовую бумагу. Терри кивнул на пакет.
– От Майка.
Я уставился на неопознанный комок. Мешок был усеян темными пятнами. Масло растеклось по древесине.
– Пас. Не хочу забивать артерии бляшками.
Хотя идея умереть из-за еды имела достоинства. По шкале несчастных случаев такая смерть встречалась реже, чем смерть в давке слонов, от падения в канализационный бак и возможности утон