– Не говори так.
Я ударилась затылком о дверь, закрыв глаза. Ненавижу эту фразу. Она означала, что женщины просто сидят без дела и впустую тратят свои лучшие годы на мужчин в ожидании, когда те сделают предложение. Эдакая русская рулетка для отношений.
– Вы подарили друг другу два года, – добавила я. – Сколько бы времени ты ни потеряла – или выиграла, – столько получил и он.
– Ну, он больше не в проигрышном положении.
Она снова посмотрела в зеркало, рассеянно расчесывая волосы. Я хотела обнять ее за плечи, уткнуться лицом в ее шею, где у нее был шрам, и заверить, что все будет хорошо, хотя понятия не имела, так ли это.
До Той Ночи мы с Лией были лучшими подругами. Она буквально прошла сквозь огонь ради меня.
Я не двинулась с места.
– Лия… – начала я.
Она покачала головой.
– Все в порядке. Забудь, что я сказала. Конечно, я счастлива, что ты родилась. Не знаю, чем ты занимаешься в День святого Валентина, но, надеюсь, нашла занятие поинтереснее, чем просмотр на повторе «Анатомии страсти».[12] Потому что именно этим я и занимаюсь с тех пор, как умерли мама и папа.
Я покачала правой ногой, изо всех сил пытаясь дышать.
– Давай посмотрим его вместе. После моего возвращения. Обещаю. Отложим ненадолго? – сказала я точь-в-точь, как она в ту ночь, когда все пошло наперекосяк.
Лия фыркнула, завязав волосы в пучок на макушке.
– Знаешь, что? Пока ты не ушла на свое загадочное свидание, сделай что-нибудь полезное и принеси мне пачку сигарет с ментолом.
Она кинула мне деньги и ушла на кухню. Да, Лия до сих пор курила. Вот в чем и заключалась самая большая ирония. Я подняла купюры с пола. Проверила время на своем телефоне.
Я уже опаздывала, но не хотела ей отказывать. Более того – я не могла ей отказать. Я сбегала в магазинчик на углу, простояв там в очереди, потом вернулась домой, отдала ей сигареты и прыгнула в поезд.
Когда я добралась до Манхэттена и помчалась по улице в сторону Сент-Пола, мой лоб был покрыт холодной испариной.
Я опоздала на встречу, на которую меня не приглашали, на сорок минут. Но, насколько я знаю Келлана, он меня ждет. Он хотел, чтобы кто-то за него боролся. И этим человеком должна была быть я.
Я бежала так быстро, что ногам было больно. Мне не хватало воздуха. Я резко повернула направо и добралась до кампуса. И остановилась как вкопанная, увидев огни.
Красный, белый и синий кружили в темноте, как карусель. Я увидела две полицейские машины и машину скорой помощи.
Нет.
Нет, нет, нет, нет, нет.
Келлан…
Он решил, что я не приду – что я махнула на него рукой, – и прыгнул?
Я рванула вперед.
Офицер полиции преградила мне путь, подняв руку. Коллега за ее спиной огораживал место происшествия желтой лентой.
– Извини, милая, тебе лучше не приближаться.
– Что случилось?
У меня стучали зубы от холода. Я так спешила, что забыла надеть куртку, когда выходила из дома. И не плакала сейчас только потому, что не была уверена, реально ли то, что вижу.
Коп что-то мне ответила. К ней подошел коллега. Их губы шевелились, но я их не слышала.
Я посмотрела мимо нее.
Я не видела его.
Наверное, он прыгнул с другой стороны. Там, где мы обычно сидели каждый год.
Меня сейчас вырвет.
– …как печально, такой молодой. Еще вся жизнь впереди.
Я наконец-то смогла расслышать слова сквозь гул в голове. Мне хотелось кричать. Рвать на себе волосы. Я сказала ему, что это не верная смерть, и он все равно рискнул.
Он доказал, что я ошибалась.
Он победил.
Он проиграл.
Он нарушил наш договор.
Я тоже, но только для того, чтобы спасти его.
Я упала на колени. Мои руки коснулись бетона, и я что-то почувствовала. Я подняла это, сжимая в руке.
Пенни.
Он оставил мне подарок.
Его собственная версия «Прощай».
Часть дваНесовершенства
Глава пятнадцатая
– Шарлотта, сделай мне одолжение, – Рейган выглянула из своего стеклянного кабинета. Одетая в платье в тон ее огненно-алым волосам, творению лучших парикмахеров Манхэттена, она поглаживала животик ухоженными руками с заостренными ногтями. Рука Рейган всегда лежала на животе.
Я не могла упрекнуть ее в излишнем беспокойстве. Если бы мне было сорок два и последние десять лет я пыталась забеременеть, то жила бы в пузыре до самого рождения детей.
Я оторвалась от рукописи, которую несколькими минутами ранее выбрала из стопки невостребованного материала. Сегодня мне бы не помешало отвлечься – любым способом. Я расплылась в радостной улыбке.
– Конечно.
Комнату наполняли воздушные шары в форме сердца и цветы, присланные моим коллегам ко Дню святого Валентина. Моя каморка находилась ближе всего к ее кабинету. Единственная, в которой не было признаний в любви или романтических знаков внимания. При мне был ноутбук, ручки и маркеры, расставленные по двум кружкам, а ежедневник и стикеры для заметок лежали аккуратными, готовыми к применению рядами.
Я была почти уверена: что бы она ни сказала, это не имело никакого отношения к тому, что сегодня у меня день рождения. Никто не обратил внимания на мой день рождения. Я научилась принимать это до такой степени, что упоминание о нем от посторонних вызывало у меня потрясение.
– Мой акушер-гинеколог не берет трубку, а мне сегодня нужно с ним увидеться. До клиники не дозвониться. Он не отвечает ни по телефону, ни по электронной почте. Это так на него не похоже. Не могла бы ты заскочить в клинику и передать мое сообщение лично? Спасибо! – она не стала дожидаться моего ответа. Вместо этого подлетела ко мне, схватила стикер из моего арсенала и, нацарапав адрес, прилепила его к клавиатуре с полным пренебрежением к моему порядку на столе. – И не возвращайся, пока не запишешь меня, хорошо? У меня ужасные газы. Дети наверняка отомстят мне за это, когда появятся на свет.
Верно. Я почти забыла – у Рейган были близнецы.
Моя начальница бросилась в комнату отдыха, помахивая кончиками пальцев, как фея-крестная.
Я начала работать в «Рейган Ротшильд Литерари» четыре месяца назад, за два месяца до моего досрочного выпуска, и уже продвинулась по служебной лестнице от офисного координатора до помощника литературного агента. Моя цель заключалась в том, чтобы стать литературным агентом. Мне приходилось проверять себя на стойкость, но я привыкла к тяжелой работе.
Я взяла записку со стола и вызвала такси. Всю поездку я не отрывалась от телефона: отвечала на электронные письма, заказала бумагу для принтера и подтвердила на завтра ежегодное обследование Лии у дерматолога.
Я уверяла себя, что со мной все в порядке.
Это просто еще один День святого Валентина. Ты пережила три из них с тех пор, как Келлан сделал то, что сделал.
Это был четвертый.
Конечно, ничто так не свидетельствует о том, что все не в порядке, как попытка убедить себя в обратном.
Седан остановился у здания в неоготическом стиле. Высоком и надменном. Водитель одарил меня сияющей улыбкой.
– Приехали. С Днем святого Валентина.
– Еще чего, – пробормотала я, давая ему чаевые в приложении, а потом поднялась с сидения из полиэстера.
Я зашла в элитную клинику на 57-й улице под названием Морган-Данн. Элите города нравилось здесь рожать, потому что палаты были роскошнее, чем в отеле «Уолдорф Астория».
Чтобы получить консультацию акушера-гинеколога в этом стационаре, вам предстояло занять место в расписанном на три года вперед листе ожидания. Эту информацию мне любезно предоставила Рейган. Меня в мои двадцать два ничего не связывало с детьми, беременностями или – надеюсь – больницами.
Я расписалась у охраны, поднялась на лифте на четвертый этаж и вошла в шикарную клинику. Никогда не видела такого кричащего богатства, а ведь я прожила в Нью-Йорке всю свою жизнь, кроме тех лет, когда училась в колледже Кентукки.
Темные стеклянные двери с черным ободком дополняла отделка вишневого цвета, обитые коричневой кожей диваны и мягкие кресла. Стойка администратора из изогнутого темного дерева имела форму волны. В роскошном вестибюле рядами стояли корзины с заварным чаем, закусками и водой в бутылках, а также мармеладными мишками для беременных и пакетами с вкусностями.
За блестящим столом стояла худая, как палка, женщина в костюме, и ее темные волосы были так сильно зачесаны назад, что кожа на лбу выглядела натянутой. Она поприветствовала меня сдержанной дежурной улыбкой.
– Чем я могу вам помочь?
– Я хотела бы записать на прием свою начальницу, мисс Рейган Ротшильд, – я передала ей страховую карточку Рейган.
Застывшая улыбка секретарши осталась неизменной, пока она пробивала информацию на макбуке. Она вернула карточку.
– Боюсь, я не вправе назначать на сегодня встречи с доктором Маркетти.
Доктор Маркетти? Я изо всех сил старалась не дать этому имени выбить меня из колеи.
«Маркетти – распространенная фамилия, верно? Кроме того, – уверяла я себя, – все напоминает тебе о Келлане. Особенно в День святого Валентина. Ты просто ищешь скрытый смысл».
– Мисс Ротшильд целый день пыталась до него дозвониться. Все довольно серьезно, потому я к вам и приехала, – я начала покачивать правой ногой. Я еще ни разу не подвела Рейган и уж точно не собиралась начинать сегодня.
– Я понимаю, но доктор Маркетти в настоящее время недоступен.
– Разве он не на работе?
Я знала, что доктор – мужчина, потому как однажды Рейган поделилась со мной и другими девушками под ее началом, что каждый раз, когда она приходила с осмотра, ее трусики можно было хоть выжимать. Очевидно, он был неописуемо, по-голливудски сексуален.
– Нет, он здесь, но в День святого Валентина не принимает ни пациенток, ни звонков. Только в случае экстренной необходимости.