ству, высоко сидел на шее русского «дикаря» и призывал в грязь топтать совесть, стыд, любовь, милосердие… Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее, он разорил величайшую в мире страну и убил миллионы людей, а среди бела дня спорят: благодетель он человечества или нет?» Выражая уверенность в недолговечности большевистской власти, Бунин призывал: «Будем же ждать этого дня. А до того, да будет нашей миссией не сдаваться ни соблазнам, ни окрикам. Это глубоко важно и вообще для неправедного времени сего, и для будущих праведных путей самой же России».
Милюков отлично понимал, какую ценность для русской культуры, для родного языка представляет художественное творчество Бунина. Именно в «Последних новостях» были опубликованы отрывки из романа «Жизнь Арсеньева» и повести «Митина любовь», многие рассказы, увидели свет фрагменты книги «Окаянные дни» (вышла в 1936 году).
В газете регулярно помещались стихи и очерки Марины Цветаевой. Милюков с глубоким уважением относился к Марине Ивановне, видел в ней выдающегося художественного творца, хотя в некоторых случаях высказывал серьезные критические замечания по поводу ее позиции. О взаимоотношениях с главным редактором «Последних новостей» Цветаева многократно упоминала в переписке с переводчицей и литературоведом Верой Николаевной Буниной, супругой писателя, начавшейся в 1928 году{859}.
В августе 1933-го Цветаева рассказывала своей корреспондентке о подготовке очерка «Дедушка Иловайский». Очерк, посвященный видному русскому историку, с которым она общалась в ранней молодости в доме своего отца, сам по себе был вызовом Милюкову, в свое время хорошо знавшему Иловайского и нередко вступавшему с ним в дискуссии. Цветаева писала: «Всякий абсолют внушает трепет… Судить такого — бесполезно. Вот эту-то неподсудность: восхищение всему вопреки — и учуял Милюков». И всё же очерк он одобрил, несмотря на неоднозначное отношение к его герою (правда, в полном виде Цветаева опубликовала его не у Милюкова, а в газете «Сегодня», выходившей в Риге).
Строже он отнесся к очерку «Музей Александра III». Цветаева писала Буниной: «Звонили колокола по скончавшемуся Императору Александру III, и в это же время умирала одна московская старушка и под звон колоколов сказала: «Хочу, чтобы оставшееся после меня состояние пошло на богоугодное заведение имени почившего Государя» — боюсь, что Милюков дальше этих колоколов не пойдет. Но ведь всё это — чистейшая, точнейшая правда, и колокола, и старушка, и покойный Император Александр III, — постоянный изустный и даже наизустный! рассказ отца». «Музей Александра III» появился в газете в сокращенном и отредактированном виде. Впрочем, написание «Император» с большой буквы главный редактор сохранил{860}.
Что же касается стихов Цветаевой, то они публиковались в «Последних новостях» безоговорочно.
В последние годы существования газеты постоянной сотрудницей являлась Надежда Александровна Тэффи (девичья фамилия Лохвицкая, по мужу Бучинская). Получившая известность еще до 1917 года, опубликовавшая несколько сборников юмористических рассказов, Тэффи имела репутацию писателя наблюдательного, остроумного и, как правило, беззлобного. Критики считали, что она с состраданием относилась к своим незадачливым персонажам. Тэффи выступала и с литературно-критическими статьями, печаталась в газете Милюкова «Речь». В воспоминаниях о Зинаиде Гиппиус она писала, что Милюков в свое время оказал ей большую любезность, предоставив возможность вести в «Речи» весьма острую полемику с Гиппиус по поводу поэзии Андрея Белого{861}.
После скитаний по России Тэффи в 1919 году смогла эмигрировать и через Константинополь добралась до Парижа.
Она публиковалась в «Последних новостях» с первого номера, еще до перехода газеты в руки Милюкова. Ее рассказ «Кефер»{862} о старом растерянном генерале-эмигранте запомнился читателям фразой героя: «Всё это хорошо… но que faire?[13] Ферто — ке?», — постоянно повторявшейся беженцами из России.
Однако после того как главным редактором «Последних новостей» стал Милюков, сотрудничество в ней Тэффи прервалось на много лет, хотя ее фамилия и портрет были представлены среди сведений о других авторах в юбилейном сборнике газеты в 1930 году{863}. Некоторые исследователи высказывают мнение, что Тэффи перестала помещать свои материалы в газете в связи с неприятием нового курса Милюкова{864}. Это, однако, представляется правильным лишь отчасти, так как устойчивых политических взглядов писательница не имела (хотя и неоднократно высказывалась по вопросам текущей политики), а упоминание о ней в числе авторов в юбилейном сборнике свидетельствует об обратном. По всей видимости, Надежду Александровну просто не удовлетворил жесткий стиль руководства главного редактора, а кроме того, она занялась подготовкой к печати своего первого эмигрантского сборника «Рысь» и стала активно печататься в русскоязычных изданиях Чехословакии.
Сам факт включения имени Тэффи в юбилейный сборник был своеобразным приглашением возобновить сотрудничество — Милюков высоко ценил ее талант, с удовольствием читал ее произведения.
Возвращение Тэффи в «Последние новости» в начале 1937 года стало важным событием для газеты, вновь обретшей столь яркого автора. До 1940-го она опубликовала здесь около 170 рассказов, очерков и других материалов.
Тематически и сюжетно произведения Тэффи этих лет отражали духовный кризис русской диаспоры. Она сочувственно, но без малейшего приукрашивания писала о потере нравственных ориентиров, разочарованности и растерянности, узости и ограниченности «душевного быта» русских эмигрантов. Именно внутренний мир человека в наиболее полном виде представлен в ее публикациях. При этом важнейшими темами стали тоска по родине и в то же время несбыточность надежд на возвращение. Часто при этом создается впечатление, что Тэффи идеализирует старую Россию. Но на самом деле величие дореволюционной родины — это утратившие смысл идеалы ее героев.
Эмигранты с особым интересом поглощали фельетоны Тэффи, высмеивавшие обычно какой-либо человеческий порок: глупость, лицемерие, ложь, болтливость, пошлость. При этом сатирически описывались всевозможные бытовые ситуации, характерные именно для эмигрантской среды. Читателей также привлекали ее яркие очерки о животных, преданность которых нередко могла служить уроком для людей.
Можно вполне согласиться с автором диссертации о публикациях Тэффи в «Последних новостях» Н. Н. Рыбинской, что эти произведения представляют собой яркий пример талантливого, многогранного, глубоко личного и эмоционального творчества, что в газетных выступлениях Тэффи личность автора играет первостепенную роль — он становится полноправным героем собственных материалов, причем героем чутким, трепетным, всегда открытым для диалога с читателем{865}.
Назовем еще одного автора, исключительно высоко ценимого Милюковым за блестящие сатирические публикации, которые эмигранты часто стремились прочитать даже раньше, чем сообщения о только что происшедших событиях. Это был уже упоминавшийся Дон Аминадо. Скрывавшийся за этим псевдонимом А. П. Шполянский начал печатать свои сатирические произведения в середине 1910-х годов, участвовал в мировой войне рядовым солдатом, после Октябрьского переворота уехал в Киев, затем в Одессу, а в 1920 году через Константинополь эмигрировал во Францию, где и расцвел его поэтический и прозаический талант сатирика. Творчество его пользовалось огромной популярностью. В. И. Коровин, автор предисловия к сборнику его произведений, опубликованному в наше время, пишет: «Дон Аминадо был известен всему русскому, да и не только русскому, Парижу, всей Франции, всей эмиграции на Юге и Севере, на Западе и Востоке…»{866}
Дон Аминадо печатался в «Последних новостях» с 1920 года. После прихода в редакцию Милюкова сотрудничество вначале прервалось, но с 1925 года стало постоянным: не было почти ни одного номера газеты, в котором не появились бы его сатирическое стихотворение или прозаический фельетон. Перерыв же в сотрудничестве объяснялся тем, что Дон Аминадо, едко высмеивавший эмигрантские политические бури, взаимные разоблачения, не обходил вниманием и Милюкова с его единомышленниками (фамилия, разумеется, не называлась). По мнению писателя и журналиста Романа Гуля, Милюкову крайне не понравилось стихотворение 1920 года «Писаная торба», в котором Дон Аминадо издевался над попытками соединения «белой идеи» с демократическими лозунгами и вообще над идеологической подоплекой эмигрантских конфликтов, особенно в ретроспективном плане, при обращении к истории Гражданской войны:
Могу ли ждать от тучных генералов,
Чтоб каждый раз в пороховом дыму
Они своих гражданских идеалов
Являли блеск и в Омске, и в Крыму.
. . . . . . . . . .
Ах, милые! Вам надо дозарезу,
Я говорю об этом не смеясь,
Чтоб даже лошадь ржала Марсельезу,
В кавалерийскую атаку уносясь.
Сам Дон Аминадо в мемуарах описывает инцидент несколько мягче: «Помню, как на заре этих уже далеких дней влетело мне по первое число за несколько невинных строк в стихотворном послании, называвшемся «Писаная торба»{867}. Можно полагать, что поэту не просто «влетело», а он был полностью отстранен от газеты на целых пять лет, поскольку Милюков счел, что позиция автора противоречит «генеральной линии» газеты на пропаганду демократического республиканизма западного типа, а само упоминание «Марсельезы» в издевательском контексте звучало для него кощунством. Главный редактор умел быть злопамятным, и только жизненная необходи