Документы Милюкова разбросаны и по многим зарубежным архивам. Наиболее богатая их коллекция содержится в Библиотеке редких книг и рукописей Колумбийского университета (Нью-Йорк, США), где они входят в Бахметьевский архив русской и восточноевропейской культуры. Ценные документы хранятся также в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира (Пало-Алто, Калифорния, США) и в одном из рукописных отделов Нью-Йоркской публичной библиотеки. Некоторые важные документы удалось обнаружить в архивах Болгарии, в частности в Научном архиве Болгарской академии наук.
Очень важны для воссоздания личности и деятельности Милюкова публикации его документов, которые появились еще в 1930-х годах в журнале «Красный архив» (они в основном были связаны с его оппозиционной деятельностью в Государственной думе Российской империи). Освещению деятельности Милюкова в качестве признанного руководителя Конституционно-демократической партии служат фундаментальные документальные публикации материалов ее съездов и конференций, Центрального комитета и заграничных групп{19}, раскрывающие, по словам ответственного редактора этих изданий В. В. Шелохаева, «прямую и обратную связь между «мозговым центром» и партийной периферией»{20}.
Одним из важнейших источников для изучения биографии П. Н. Милюкова является мемуарная литература, позволяющая взглянуть на важные исторические события и их творцов сквозь призму индивидуального восприятия, неизбежно носящего субъективный характер, но в то же время сообщающего живые детали, которые просто невозможно почерпнуть из собственно документальных материалов.
Будучи историком-профессионалом, П. Н. Милюков оставил исключительно ценные воспоминания. Писал он их на закате дней на территории вишистской Франции, которая не была непосредственно оккупирована нацистской Германией, но власти которой послушно исполняли приказы Гитлера. Вишисты не трогали Павла Николаевича, принимая во внимание его возраст и неучастие в текущей политике. Более того, пользуясь сохранением дипломатических отношений правительства Виши с США (до высадки англо-американских войск в Северной Африке в ноябре 1942 года), Милюков имел возможность поддерживать связь с коллегами на Американском континенте и посылать туда свои материалы. Однако он был отрезан от оккупированного немцами Парижа и не мог сверять текст мемуаров с материалами своей огромной парижской библиотеки. Это неизбежно вело к массе неточностей — невозможно в возрасте за 80 лет держать в памяти огромное количество событий и имен. Но в то же время такая отстраненность от документально-справочного материала превращала мемуары в источник, не окрашенный посторонними влияниями. И всё же А. В. Макушин и П. А. Трибунский, на наш взгляд, преувеличивают, утверждая, что изложение в этих мемуарах весьма часто не соответствует действительности: «Примеров столь много, что мы лишь изредка отмечаем в тексте нашей работы самые вопиющие несуразности, иначе бы исследование грозило превратиться в комментирование «Воспоминаний»{21}. Далеко не полное соответствие этого мнения истине ярче всего подтверждается тем, что сами авторы книги чуть ли не на каждой странице цитируют воспоминания Милюкова или ссылаются на них как на достоверный источник.
Заметим попутно, что мы также широко используем мемуарный труд Милюкова в качестве источника информации о его жизни, по возможности проверяя содержащиеся в нем данные и в то же время рассматривая его как исключительно важный багаж впечатлений и оценок, накопившихся в течение ряда десятилетий.
Именно такой подход к мемуарам Милюкова, как и к любому источнику личного происхождения, является, на наш взгляд, наиболее плодотворным. Корректируя в случае необходимости содержащиеся в нем фактические сведения, уточняя их хронологию на базе всего комплекса находившихся в нашем распоряжении материалов, мы стремились обратить особое внимание именно на эмоциональную, индивидуальную, ментальную сторону этих воспоминаний.
Милюков успел довести свои мемуары только до начала июля 1917 года. Мемуары обрываются буквально на полуслове, что было связано с состоянием здоровья Павла Николаевича. Он скончался во время работы над воспоминаниями, причем последние строки написал утром того дня, когда в результате тяжелейшего сердечного приступа наступила смерть.
Воспоминания были опубликованы в Нью-Йорке в двух томах более чем через 12 лет после его кончины под редакцией известного историка-эмигранта Михаила Михайловича Карповича и адвоката, издателя и журналиста, душеприказчика Милюкова Бориса Исааковича Элькина, причем издатели в предисловии оговорили, что ими исключены лишь небольшие части текста, которые, по их мнению, сам Милюков устранил бы при подготовке книги к печати{22}.
Воспоминания Милюкова можно условно разделить на две части, разные по объему и тематике. Первая часть, в которой речь идет главным образом о личных перипетиях автора, занимает примерно половину первого тома. Вторая часть — вторая половина первого тома и весь второй том — это история России с 1905 по 1917 год глазами П. Н. Милюкова, в которую лишь вкрапляются эпизоды его собственной биографии. Сам он полагал такой подход полностью обоснованным и, переходя к событиям первой российской революции, писал: «Человек, который поставил себе определенную задачу и ее в известной степени выполнил, не может оставаться вполне откровенным, не может отказаться от объяснения фактов в порядке поставленной им цели и тем самым слить теперь уже не себя с событиями, а в известной степени события с собой. Совпадение намерений с достижениями может считаться его личной заслугой, несовпадение — его личной неудачей»{23}.
Немаловажной особенностью воспоминаний Милюкова, вытекавшей из его характера, из решительного отделения собственной общественной жизни от личной и крайней закрытости в отношении последней, является почти полное отсутствие сюжетов, связанных с семейными, интимными делами, воспитанием детей. Читая воспоминания, невольно ловишь себя на мысли, что у Милюкова не было ни семьи, ни детей, ни романтических ситуаций. Сам он писал об этом с известной долей иронии и даже сарказма: «Теперь мода на biographie romanceé. И я не могу сказать, чтобы для этого у меня не было никакого материала. Возможно, что мое умолчание об этой стороне приведет к тому, что мой будущий биограф, если таковой окажется, заменит факты анекдотами. Но я должен идти на этот риск, так как в этой стороне моей жизни замешаны и другие лица. И я принужден предоставить рассказы на эту тему чужим нескромностям»{24}.
Биографы у Милюкова «оказались», но документальный материал о личной жизни историка и политика настолько скуден, что «чужие нескромности» в их трудах почти не появились. Нам остается только верить Павлу Николаевичу в том, что у него «был материал», что увлечения и измены были свойственны этому человеку в той же мере, в какой они происходят в жизни почти всех смертных, но личная скромность и нежелание делать себя объектом пересудов закрыли для читателей эти страницы его жизни, по-видимому, навсегда. Мы в состоянии воспроизвести только отдельные их фрагменты.
Ценным дополнением к воспоминаниям являются дневники Милюкова. Он дважды брался за писание дневника. В первый раз это было во время Балканской войны 1912 года. Текст в основном отражал впечатления автора от хода войны и реакции на нее со стороны великих держав{25}. Вскоре он перестал делать записи и долгое время к ведению дневника не возвращался. Этот первый дневник интересен как человеческий документ, но его содержание сполна перекрывается публикациями Милюкова названного периода.
Второй раз Павел Николаевич начал делать дневниковые записи во время Гражданской войны, 28 мая 1918 года в Киеве, а прекратил 9 февраля 1921-го, живя в Париже. Почти за три года он от руки написал огромный текст — в публикации он составил около 650 страниц{26}. В свои записи он включал ценные документы, в том числе и не дошедшие до нас в оригинале. В них приводится подробнейшее изложение выступлений множества лиц на различных конференциях, совещаниях и других встречах.
Записи политика могут дать представление о его оценке событий, происходивших как в Советской России, так и в лагере ее врагов, о применявшихся им и предполагавшихся путях борьбы против большевизма. В совокупности детального изложения фактов современности и их оценки автором это исключительно важный источник по истории Гражданской войны, но в значительно меньшей степени по нему можно судить о жизни и деятельности самого Милюкова в этот период.
Из дневника видно, как созревала новая политика Милюкова, основанная на отказе от вооруженной борьбы против большевистской власти в надежде на ее перерождение, что вызвало отчуждение со стороны основной части эмиграции. Детальные дневниковые записи явно должны были послужить Милюкову при подготовке крупного труда по истории «второй русской революции», который он задумал и начал писать в 1918 году. Дневник носил сугубо деловой, «рабочий» характер. Никаких упоминаний о личной жизни автора в нем не было. Достаточно сказать, что в тексте ни разу не упомянуты ни жена, ни дети Павла Николаевича. Само слово «дети» встречается только один раз, причем речь шла о неких детях, преподнесших коробку конфет капитану корабля, на котором Милюков плыл из России в конце 1918 года{27}.
К сожалению, специалисты по истории Гражданской войны до сих пор почти не используют названный источник в своих работах, хотя перспективы здесь весьма благоприятны. Появились, правда, первые исследования, в которых рассматривается значение этого дневника для изучения важных исторических проблем