В последнем случае не обошлось без хлопот. Очевидно, для проверки достоверности какого-то рапорта как раз во время пребывания Павла Николаевича нагрянула группа генералов и офицеров. Они вели себя дружески и благодушно — всё же хозяин был одним из видных думских депутатов — и этим ослабили его бдительность. Милюков повел незваных посетителей на террасу, чтобы они полюбовались прекрасным видом на залив, и в шутку произнес: «Милости просим сюда, когда приедет Василий Иванович» (так в интеллигентских кругах России называли германского императора Вильгельма II).
Гости никак не прореагировали, но через несколько дней Милюков получил предписание освободить за компенсацию свой участок по военным соображениям — оказалось, что эта земля находится в створе оружейной стрельбы с прибрежных фортов. Пришлось подыскивать новый участок за пределами военной зоны. Вскоре он был найден сравнительно недалеко, в местечке Ино, и Милюков оборудовал здесь свою летнюю резиденцию, которой пользовался намного чаще, чем крымской. Учитывая близость к столице, он имел возможность выезжать на финскую дачу на краткое время в период работы Думы. Павел Николаевич перевез сюда значительную часть своей библиотеки. Как раз эта часть была спасена — американский профессор Фрэнк Голдер, участвовавший в деятельности Американской администрации помощи, обнаружил ее и перевез в США, а Милюков продал Станфордскому университету (Калифорния), где она и хранится по сей день в фондах Гуверовского института войны, революции и мира.
В мае 1911 года Анна Сергеевна писала сыну Сергею: «Мы наслаждаемся всеми тебе известными благами нашей дачной жизни — купанием, земледельческими работами и полным уединением. Папа был с нами три дня, теперь в Петербурге несколько дней, а затем месяца два проживет у нас, в августе же будет в Петербурге, потому что Гессен уезжает, и, значит, будет приезжать к нам только на праздники»{442}.
Думскую деятельность Павел Николаевич вел в соответствии с задачами кадетской партии, сформулированными им на партийной конференции в ноябре 1909 года — из-за ограниченности средств и административно-полицейских препятствий на местах пришлось ограничиться присутствием столичных деятелей и тех, кто смог на свои средства приехать из Москвы и других сравнительно близких мест.
Милюков выступил на конференции с основным докладом о политическом положении{443}, в котором констатировал: «В стране в настоящее время нет достаточно организованных сил даже для твердой поддержки того, что уже достигнуто общественными усилиями последних лет, не говоря о дальнейшем расширении этих приобретений. Среди наступившего политического затишья прогрессирует лишь процесс дезорганизации общественных сил, успевших сколько-нибудь организоваться в предыдущее время». Однако причины массового недовольства не исчезли — более того, их действие усилилось в той мере, в какой возросло сознательное отношение к политическим событиям. «А рост этой сознательности за последние годы, по общему признанию, огромный». Основой тактики конституционных демократов Милюков считал возможные совместные выступления с «демократическими монархистами» и более или менее тесные связи с «буржуазными конституционалистами», правда, без подписания каких-либо блоковых соглашений или других документов о сотрудничестве.
В качестве главной задачи он назвал строительство «большой, открыто действующей политической партии, рассчитывающей на легальную организованную деятельность».
Именно этими установками, одобренными конференцией, Милюков руководствовался в своей деятельности в Государственной думе. С ее первой сессии он прилагал все силы, чтобы максимально расширить — разумеется, в пределах, допускаемых существовавшим законодательством, — вмешательство Думы в дела государственного управления. При этом подчас удавалось, пользуясь тем или другим поводом, особенно ошибками высших государственных чиновников, добиваться по конкретным вопросам единства действий с правыми фракциями.
Уже на заседании 24 апреля 1908 года Павел Николаевич внес предложение создать комиссию по проверке хозяйства железных дорог. Во время работы Думы предыдущих составов такая проверка, к тому же с участием привлеченных специалистов, не допускалась. На свою беду министр финансов Коковцов, возражая на предложение лидера кадетов, оговорился: «Слава богу, у нас нет парламента» (он явно имел в виду парламентаризм, то есть отчетность правительства перед выборным органом). Милюков бросил в ответ: «Слава богу, у нас есть конституция».
На следующий день депутат-октябрист от Саратовской губернии граф Алексей Алексеевич Уваров по поручению своей фракции заявил, что Дума — это и есть парламент, тем самым солидаризуясь с Милюковым. С аналогичными заявлениями выступили и представители других фракций. Правда, крайне правые горячими аплодисментами проводили Коковцова и освистали его оппонентов{444}.
В выступлениях по аграрному вопросу, которые приобретали особую актуальность в связи с началом проведения Столыпинской земельной реформы, Милюков, в принципе одобряя необходимость кардинальных мер по ликвидации полуфеодальных отношений в сельском хозяйстве, сосредоточивал внимание на существенных недостатках законодательства. С использованием обширных статистических данных он доказывал, что переселение крестьян на восток не даст ожидаемых результатов, поскольку проводится, по существу, уже много лет и запасы годной для обработки земли в Сибири истощаются. Земельный вопрос, считал Милюков, осуществляется по принципу «богатым прибавится, у бедных отнимется»; внимание крестьян отвлекается от необходимости передачи им части помещичьей земли, вбивается клин между зажиточными и малоимущими крестьянами. Оратор противопоставлял этим тенденциям установки на неотчуждаемость крестьянских наделов, удешевление земельной аренды, повышение продуктивности, в частности, путем различных форм кооперации.
Много внимания Милюков — и как руководитель фракции, и как оратор — уделял разоблачению фактов беззакония и произвола, особенно со стороны подразделений Министерства внутренних дел, и не раз называл это министерство органом русского бесправия. Наиболее распространенной формой раскрытия случаев нарушения закона властями были думские запросы. Но Павел Николаевич признавал их недостаток: реакция правительства могла быть отложена на срок до месяца, за это время актуальность происшедшего исчезала, а ответ приобретал форму сообщения о принятых мерах{445}. Тем не менее в ряде запросов, на которые Министерство внутренних дел вынуждено было давать ответы, поднимались проблемы, интересовавшие всю читающую публику, например, засылка провокаторов в нелегальные организации. По этому вопросу Милюков, обычно дистанцировавшийся от социал-демократов и эсеров, выступал единым фронтом с их представителями, одновременно вскрывая хулиганские действия и даже преступления Союза русского народа и других крайне правых организаций.
Лидер кадетов поднимал и более общие проблемы. 5 марта 1909 года, выступив с большой речью, он предложил изменить избирательный закон в части, касавшейся Государственного совета — верхней палаты парламента, благодаря своему аристократическому составу блокировавшей почти все редкие прогрессивные инициативы Думы. Павел Николаевич вспоминал о своем первом впечатлении от посещения Мариинского дворца — резиденции Государственного совета, куда даже членов Думы допускали лишь на верхний балкон: «Внизу на спокойных бархатных креслах мирно дремлют благодушными лысинами старцы, одни имена которых восстанавливают в памяти эпопею русского беззакония и насилия. Здесь, на покое, они доканчивают свою разрушительную карьеру»{446}. Разумеется, внося законопроект об изменении избирательного закона, он не рассчитывал на успех — его выступление носило разоблачительно-пропагандистский характер.
Чтобы продемонстрировать общее неприятие внутренней политики правительства, кадетская фракция по предложению своего председателя в феврале 1911 года решила голосовать против утверждения государственного бюджета. 26 февраля Милюков выступил с подробным обоснованием решения фракции «полным и непримиримым противоречием внутренней политики с основными началами преобразованного государственного строя и оскорбительными для национального достоинства неудачами во внешней политике», объявив такой курс «антинациональным и антипатриотическим»{447}.
Немалое внимание в своей думской деятельности Милюков уделял народному образованию и церковной политике. В выступлениях по этим вопросам он хотя бы на краткое время вспоминал о своем прошлом историка и университетского преподавателя, дававшем ему возможность наиболее глубоко анализировать их. Просвещение являлось той областью, в которой кадеты рассчитывали на наибольшее взаимопонимание с более правыми силами, прежде всего с октябристами.
Милюков встречался с лидерами фракции октябристов, в том числе с Гучковым, с которым после несостоявшейся дуэли установились нормальные деловые отношения. Обсуждались необходимость увеличения финансирования земств с целью значительного увеличения числа начальных школ и издания учебников по чтению, письму и «элементам родоведения», новые методы обучения, которые практиковались, в частности, Л. Н. Толстым в Ясной Поляне. В ряде думских выступлений Милюков протестовал против намерения правительства отдать начальную народную школу полностью под контроль Священного синода, что неминуемо повлекло бы за собой ограничение образования знанием церковных служб, тем более что в качестве учителей должны были выступать только священники и их незамужние дочери.
Совместные действия кадетов и октябристов, во многом благодаря парламентско-дипломатическому искусству Милюкова в общении с «соседней» партией, в некоторых случаях давали положительный результат. Каждый год удавалось добиться увеличения расходов на народное образование: в 1908 и 1909 годах на просветительные задачи Дума ассигновала сверх сметы восемь миллионов рублей, в 1910-м — десять миллионов. В 1911 году голосами октябристов, кадетов и левых партий был принят закон о введении всеобщего образования, а в следующем году утвержден финансовый план, который