жет только временная, но жесткая диктатура. Кадеты не могли простить себе, что упустили власть, и надеялись возвратить ее при помощи силы.
Так зачатки гражданской войны, возникавшие уже в конце 1917 года, превращались в полномасштабную войну — формально между имущими и неимущими классами, а по существу и между рабочими и крестьянами, между различными группами рабочих и крестьян, между отдельными народами и национальными группами, между родными людьми, часто по воле случая оказывавшимися в противостоявших лагерях.
Глава шестаяГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
После установления советской власти в Москве П. Н. Милюков 12 ноября выехал в Ростов, а затем в Новочеркасск, где под командованием его хорошего знакомого генерала М. В. Алексеева начала формироваться антибольшевистская Добровольческая армия. Вместе с Алексеевым Милюков в конце декабря переехал в Ростов, где в штабе армии, расположившемся в доме купца Н. Е. Парамонова на Пушкинской улице, ему был предоставлен служебный кабинет. Он вошел в состав Донского гражданского совета и по просьбе Алексеева написал Декларацию Добровольческой армии{712}. К этому времени в Ростов смогли пробраться бывший Верховный главнокомандующий Л. Г. Корнилов, а также генералы А. И. Деникин, А. С. Лу-комский и др. Командующим Добровольческой армией стал Корнилов, который и утвердил документ (он стал известен как Политическая декларация Корнилова) с внесенными ограничительными пунктами{713}. Милюков вошел в состав Донского гражданского совета, образованного для политического руководства Добровольческой армией{714}.
Декларация, датированная 27 декабря 1917 года, определявшая цели и принципы Добровольческой армии, в то же время выражала, естественно, взгляды самого Милюкова на драматические события. В декларации указывалось, что Добровольческая армия борется за спасение России путем создания сильных дисциплинированных и патриотических вооруженных сил, установления в стране единства и правового порядка. Отвергались «партийная окраска» для армии, связи с большевиками и немцами и отмечалось, что вопрос о форме государственного устройства будет решаться после свержения существующего режима на основании всеобщего волеизъявления. Декларация провозглашала неприкосновенность личности и жилища, восстановление в полном объеме свободы личности и печати, введение всеобщего бесплатного начального образования. Гражданское правительство, созданное при генерале Корнилове, должно было нести ответственность только перед Учредительным собранием. Специальным пунктом подчеркивалось, что «за рабочими сохраняются все политико-экономические завоевания революции в области нормирования труда, свободы рабочих союзов, за исключением насильственной социализации предприятий и рабочего контроля, ведущего к гибели отечественной промышленности». За отдельными народностями, входившими в состав России, признавалось право широкой местной автономии при сохранении государственного единства. Безусловным считалось полное исполнение всех принятых Россией союзных обязательств и международных договоров.
Составной частью Декларации вскоре стал Наказ создаваемому при главнокомандующем Особому совещанию (совещательному органу по гражданским делам), значительно ограничивавшему на ближайшее время демократические принципы временным вводом военной диктатуры, которую в дальнейшем планировалось заменить иной формой правления по воле народа. Попутно предусматривались продолжение разработки рабочего и земельного вопросов, подготовка закона о земстве. Командование Добровольческой армии должно было содействовать «общественным организациям, направленным к развитию народного хозяйства и улучшению экономических условий (кооперативы, профессиональные союзы и проч.)». В то же время не исключалось применение крайних мер по пресечению противогосударственной деятельности, в том числе выступления в печати, хотя одновременно объявлялось о помощи прессе. Решительно отвергались «классовые привилегии».
В январе 1918 года на нелегальном заседании ЦК партии кадетов в Москве было принято постановление: в связи с тем, что распущенное 6 января Учредительное собрание «не было в состоянии осуществить принадлежащих ему функций и тем выполнить задачу восстановления в России порядка, возобновление его деятельности должно быть сочтено нецелесообразным и ненужным». ЦК подчеркивал, что считает «неотложно необходимым установление в той или иной форме сильной единоличной власти». При этом указывалось: «По заключении всеобщего мира и установлении нормальных условий жизни эта власть созовет свободно избранное Учредительное собрание для установления нового государственного строя» (позже для различения с Учредительным собранием, разогнанным большевиками, новый представительный орган обычно именовали Национальным собранием){715}.
Милюков солидаризовался с таким подходом. На Южнорусской конференции Партии народной свободы в январе 1918 года он возражал против принципа «свободного волеизъявления народа» в сложившихся условиях. Это, подчеркивал он, опасный путь. В таком случае всякая другая власть, установленная не в результате свободного волеизъявления народа, будет считаться незаконной, тогда как «уроками этой революции доказано, что неограниченное народовластие в условиях русской жизни ведет к тому самому, с чем мы теперь должны бороться»{716}.
На опыте разворачивавшейся Гражданской войны Милюков приходил к выводу, который он сформулирует позже: чтобы волеизъявление населения носило ответственный характер, оно должно быть несколько ограничено, по крайней мере цензами оседлости и грамотности.
Постепенно между Милюковым и ближайшим окружением Корнилова возникало напряжение, поскольку генералитет высокомерно относился к гражданским лицам, препятствовал созданию политических партий, не выслушивал рекомендаций. Душа Павла Николаевича была разрываема противоречиями: с одной стороны, он не просто одобрял временное введение военной диктатуры, но был одним из главных ее инициаторов, с другой — считал, что и при военной власти высшее командование должно быть окружено своего рода «когортой мудрецов» — опытными политиками, чьи рекомендации (разумеется, не в военной сфере, а в хозяйственной и социальной) следует безусловно учитывать.
Единственным близким Милюкову в среде генералитета Добровольческой армии был М. В. Алексеев, с которым установилась активная переписка. Но пожилого и болевшего генерала довольно быстро отстранили с решающих позиций, и он жаловался Милюкову: «Трудно чувствовать и сознавать себя более ненужным, лишним, ни для кого не интересным, как чувствую это я и все мои сотрудники»{717}.
Видя, что Добровольческая армия пока еще малоспособна к активным боевым действиям и пессимистически (в значительной мере под влиянием писем Алексеева) относясь к ее будущему, сознавая, что его советы остаются втуне, Милюков в начале лета 1918 года отправился из Ростова в Киев. У Павла Николаевича было немало знакомых среди украинских либералов и умеренных социалистов, включая профессора Грушевского, который как раз в это время стал председателем национально-демократического органа власти — Центральной рады. Милюков полагал, что его посильное содействие национальному строительству независимой Украины будет способствовать оживлению внимания к нему в России.
Однако как раз в это время Центральная рада была свергнута. 3 мая Милюков написал Алексееву, что всё же собирается отправиться в Киев, чтобы выяснить характер происшедшего переворота{718}.
В условиях развертывания Гражданской войны поездка проходила с многими непредвиденными осложнениями. Вначале пришлось остановиться в Новочеркасске, объявленном атаманом Петром Николаевичем Красновым столицей независимой Донской казачьей области. 20 мая состоялась встреча, на которой донской атаман принял предложение внести в его декларацию уточнение о сохранении самостоятельности Донской области «до образования в той или другой форме объединенной России»{719}.
В Киев Милюков приехал 10 июня после долгого и мучительного путешествия по железной дороге с продолжительными остановками, связанными с крушением двух следовавших перед его составом поездов из-за «развинченных рельсов»{720}.
В соответствии с условиями Брестского мирного договора на территории Украины, объявившей себя независимой, были размещены германские войска. Милюков недооценил «германский фактор», который в сложившихся условиях оказался решающим. Немецкое командование сочло правительство Центральной рады слабым, неспособным выполнить обязательства по поставке в Германию хлеба и сырья. В результате главнокомандующий группой войск «Киев» фельдмаршал Герман фон Эйхгорн, возглавлявший оккупационную армию, с санкции своего правительства дал согласие на свержение Рады.
Переворот, произошедший 29 апреля 1918 года, был чисто германским проектом. Он привел к власти гетмана Павла Петровича Скоропадского, бывшего генерал-адъютанта Николая II, который еще летом 1917 года начал украинизацию вверенных ему частей, получивших затем название вольного казачества.
Имея в виду, что новый государственный порядок на Украине был направлен против социалистических экспериментов Центральной рады (для крупного помещика Скоропадского была неприемлема аграрная политика Рады, направленная на передачу значительной части земель бедному крестьянству), Милюков поддержал гетманское правительство, что вынудило его вступить в контакт с оккупационными властями Германии, то есть с теми, кого он считал заклятыми врагами России. До прибытия в Киев Павел Николаевич скептически относился к перспективам сотрудничества с командова