Я капаю несколько капель в стакан с водой и вставляю в него трубочку. Я вижу, как отец напрягается. Он видит, что я делаю. Я никогда и ничего от него не скрываю. Бывает, немного смягчаю углы, но не больше. Он знает, что так будет лучше.
– Я не хочу за тебя решать. Я просто хочу, чтобы у тебя был выбор. Это твое и только твое решение. Хорошо? – спрашиваю я, умываясь слезами.
Он моргает. Крепко. С усилием. Теперь я точно знаю, что он меня понял.
Я протягиваю ему трубочку и замечаю, как у него по щеке медленно катится слеза. Мои руки дрожат, но я не могу его обмануть. Мы смотрим друг другу в глаза. Не отрываясь и не моргая. Я чувствую тепло его дыхания на своих пальцах. Он жадно хватает трубочку губами и делает один глоток за другим.
Мое сердце рвется от боли в груди. Сквозь пелену горьких слез я смотрю в его глаза. Я так много хочу ему сказать, но слова не выходят из горла.
– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю… – шепчу я с надрывом, прижимаясь к его груди.
***
Смерть отца не вызывала ни вопросов, ни подозрений. Врач Моррис, который два месяца назад выхаживал его после инсульта, собственноручно подписал все необходимые документы. Он с пониманием отнесся к нашему горю и утрате.
Сегодня уже десять дней, как сердце моего отца перестало биться в его груди. Теперь оно бьется у меня в голове. В моем мозге. Все эти дни я не выхожу из дома. Сижу на полу в его комнате в груде его вещей. Рубашки, брюки, майки, шорты, джинсы. Каждая из этих вещей хранит его запах. Частичку его самого. Я дышу каждой. Хочу вобрать в себя все, что только смогу. На что хватит моих легких. Так я снова чувствую его присутствие. Так я снова чувствую, что он со мной.
Дикий поднимается за мной и силой спускает вниз. Я не ела уже несколько дней, и ноги меня не слушаются. Голова тяжелая, а мыслей в ней нет. Один только пульс: тух-тух-тух.
В гостиной я вижу наших ближайших соседей – мистера и миссис Прайс, друга отца Томаса Шепарда и еще каких-то мужчин, чьи лица мне кажутся отдаленно знакомыми. Они все пытаются меня поддержать. Выразить соболезнования. Я молчу и стараюсь не поднимать глаз. Любое движение дается мне с трудом и сопровождается дополнительным ударом в висках. Голова кружится, но я знаю: Дикий мне не даст упасть.
День выдался ветреным. Пожухлые листья стелются желтым ковром. Они противно шелестят под ногами, когда наша маленькая траурная делегация прокладывает путь к машинам у дороги. Мать садится с соседями. Я с Диким. Я крепко держу в руках портрет отца. Мы едем в похоронный дом, где в специально отведенном зале пройдет прощальная панихида.
В траурном зале людей немного. Они все замолкают, едва мы с матерью входим внутрь. Слабое шипение их голосов теперь сопровождает наше шествие к отцу. Он лежит в гробу, скрестив на груди руки. Его лицо выглядит умиротворенным. Я смотрю на него и до сих пор не могу поверить в случившееся. Я боялась и одновременно ждала этой встречи. Я осознаю, что сделала, и не жалею. Уверена, что папа мной гордится. От этой мысли глаза снова застилает пелена слез. Я крепко держусь за стенку гроба, пока чьи-то сильные руки пытаются оттащить меня в сторону. Ног я больше не чувствую. Я лечу в бескрайнюю мглу. Где нет ни боли, ни горя.
Отец не был верующим и за всю свою жизнь, наверное, ни разу не ходил в церковь, но мать это не останавливает. Сегодня миг торжества ее веры и преданности Всевышнему. Я не протестую. У меня нет на это сил. Пусть молится о нем, о себе и, быть может, обо мне. Хотя кого я обманываю, я последняя чье имя она произнесет в своих молитвах. На кладбище священник говорит какую-то речь. Его слова уносит ветер, минуя мое сознание. Я не в обиде. Не хочу никого не слышать, не видеть. Я хочу побыть наедине со своим горем. И все же я не одна. Дикий стоит рядом со мной и, когда черный лакированный гроб плавно опускается в землю, я прячу лицо у него на груди. Удивительно, но в этот раз Дикий не дал слабины. Не сбежал.
Глава 9
Двейн привозит меня на автовокзал в Юфолу. Он не знает моих планов, а потому уверен, что этот убогий городок является моей конечной целью. Циферблат показывает время: десять часов пятнадцать минут. Мы приехали на час раньше. Не люблю что-то делать второпях. Сидим в машине и молчим. Между нами почти пять лет отношений, в которых было все: и безудержный секс, и неутолимая ярость. В отсутствии страсти нас не упрекнуть. И все же сейчас я чувствую внутри только одну пустоту. Его предательство выжгло мне душу.
Глава 10
Мои отношения с матерью не ладились с детства. Я для нее пустое место. Не оказалось места в моей жизни и для нее. Не думаю, чтобы я сделала это в отместку. Просто по-другому и быть не могло. Ее манера поведения, религиозные ценности и прочая хрень, которую она тоннами загружает себе в голову, вызывает у меня рвотный рефлекс. И так было всегда. Сколько себя помню. С отцом мне было проще. С ним мне было легко. Мы говорили на одном языке, хотя я и не была сыном, о котором он мечтал. Он был мне не просто отцом. Был другом, опорой и поддержкой. А теперь его нет.
Жить с матерью под одной крышей стало особенно невыносимо. Дома я бываю все реже. В отцовском кабинете, грязной пристройке к сараю – все чаще. Иногда мне кажется: я там живу. Но за те пять месяцев, что я пытаюсь спасти дело отца от банкротства, мне удалось немного. Я не знаю, как спасать, зато блестяще умею решать проблемы. На прошлой неделе я продала часть земли, которую отец обычно сдавал в аренду. Однако сумма в семьдесят тысяч долларов только на бумаге выглядела внушительной и манкой. Но сейчас, оплатив все счета, я не испытываю былого трепета перед цифрой с четырьмя нулями. У меня осталось всего две тысячи.
Я понимаю, что поступаю безрассудно и, вероятно, буду об этом жалеть. Но все потом. А сейчас, когда Дикий заходит в каморку и протягивает мне холодную банку пива, я предлагаю ему слинять из города, из штата хотя бы на несколько дней.
– А может, вообще свалим отсюда? – предлагает он, делая глоток из своей банки. – Помнишь, ты всегда об этом мечтала.
Я продолжаю пить, стараясь не думать о прошлом. Пиво охлаждает жар в груди. Сглаживает мысли. Вспоминать упущенную возможность я не хочу. Не сегодня.
– Может быть, в другой раз, – говорю я, сминая пальцами пустую банку. Жестянка приятно трещит в руках, складываясь в гармошку.
– Хорошо. Главное, чтобы я был частью твоего побега, – продолжает нажимать на больную мозоль Дикий.
Я улыбаюсь своей самой искренней улыбкой. Он может думать все, что хочет. Но я точно знаю, что в моем плане его нет и не будет никогда. В тот день, когда я решу покончить с Клайо, я покончу и с ним. Дикий – лучшее, что может дать мне эта дыра, но Алабама не центр мира. По крайней мере, не моего мира точно.
***
Я хотела поехать в Лас-Вегас. Сыграть в рулетку и сорвать джекпот. Но до Лас-Вегаса нам не добраться. Не за две тысячи долларов. Новый Орлеан – все, что мы можем себе позволить, и это тот город, который мы вбили в навигатор телефона.
– Смотри, казино. Все, как ты хотела, – пытается меня подбадривать Дикий, когда мы гуляем по широкой Канал-стрит.
Путеводитель, который я успела изучить за пять с лишним часов в дороге, утверждает, что это главная улица города, которая условно делит Новый Орлеан на американскую и французскую части. Американскую нам не потянуть. Так хоть посмотреть на то, как могут и живут богатые американцы. Однако глазеть на успешных не то, чего мне хотелось. Но, видимо, для жизни на широкую ногу с бюджетом в две тысячи не стоило покидать если не пределов Клайо, то пределов штата Алабама точно. И все же мы в Луизиане.
Я стараюсь не замечать сверкающих витрин, не читать названий брендов, многие из которых даже не слышала. Я смотрю на людей. Стараюсь слиться с толпой, почувствовать себя частичкой этого мира. Народу вокруг много, и все как будто не идут, а пританцовывают. Отовсюду звучит джаз. А я люблю джаз. Люблю петь и танцевать.
– Ну что, сделаем ставку? – спрашивает Дикий, снова напоминая мне про казино.
– В другой раз, – говорю ему я и, подумав, добавляю: – Я хочу сыграть по-крупному.
Мы сворачиваем со сверкающей улицы во французский квартал. Двухэтажные дома с балкончиками и резными ставнями, куча маленьких магазинчиков, где можно купить все: от выпивки до странных эзотерических статуэток. С каждым шагом мне кажется, что мои глаза открываются все шире и шире. Я боюсь что-то упустить. Веселая компания мексиканцев радостно принимает нас в свои ряды. Мужчина в широкополой шляпе передает мне косяк. Две затяжки – и я больше не чувствую себя приезжей. Я хочу веселиться, как все. Вместе со всеми. Но Дикий не разделяет моих желаний.
– Слушай, давай держаться от них подальше, – шипит он.
Он с силой сжимает мне запястья, пытаясь что-то втолковать, но я его не слышу. Кругом слишком шумно и весело. Я хочу танцевать. А еще я хочу в туалет.
– Малыш, не кипятись. Мы приехали отдыхать, помнишь? – сообщаю ему я. Мне не хочется ругаться.
Дикий меня, кажется, не слышит. Он слишком напряжен. Ему надо выпить. Я оборачиваюсь. Яркая неоновая вывеска слепит глаза. Мы стоим у бара.
– Я в туалет, а ты купи пива. Нет, давай джина, – предлагаю я.
Он отпускает мою руки, и мы вместе поднимаемся на две ступеньки. Дверь открывается с приятным перезвоном колокольчиков. Такое чувство, будто у меня над головой поют цикады. Внутри темно и прохладно, а грудастая женщина с золотым кольцом в носу пускает мне в лицо клубы малинового дыма. Я улыбаюсь ей и, пошатываясь на ватных ногах, иду в уборную.
Справив нужду, я нависаю над раковиной и долго всматриваюсь в зеркальное отражение. Картинка расплывается и ускользает. Я брызгаю в лицо ледяной водой. Это бодрит и отрезвляет. Не знаю, что курит тот мексиканец, но это было слишком даже для меня. Наконец я могу сфокусироваться на зеркале. В нем я вижу давно забытое лицо девушки. Той, что я была неско